Девочка на холме

Я никак не могла поверить, что все, что говорила эльфийская королева, было правдой. Это больше походило на глупую неумелую отговорку — лишь бы заставить меня отказаться от своей сумасбродной идеи и подчиниться мнению большинства.

— Моя кровь пробудит вашего злейшего врага. — Мой голос теперь уже откровенно дрожал, но мысли были четкие и связные. Сейчас любая, даже самая незначительная ошибка испортила бы мне все. Чтобы подтвердить всю серьезность своих намерений, я поднесла острый наконечник стрелы к пульсирующей синей вене. Ощущение было такое, будто к руке приложили раскаленное железо.

— И вы не хотите, чтобы это случилось, — я продолжала. — Я предлагаю вам компромисс: вы отпускаете меня домой, навсегда, а теням говорите, что я погибла по дороге ко дворцу. В противном случае, — я прижала наконечник стрелы к руке еще крепче, — неприятностей вам не избежать, и тогда уже вам некуда будет больше пойти — вы окажетесь изгнанниками. Изгоями.

Закончив свою небольшую речь, я снова поймала на себе удивленный взгляд Теда. Ледяной принц смотрел на меня с какой-то странной смесью уважения и отвращения, а я смело отвечала на его взгляд, думая только о том, что это он сделал меня такой, какой захотел.

Он слепил меня.

— Она права, — внезапно сказал Тед, отчего я вздрогнула. — Нам остается только выполнить ее условия.

Искренне благодарная ему за призрачную поддержку, я осторожно кивнула. Не думаю, что он заметил мою признательность, но мне было уже не важно.

И тут в центр зала подался кто-то черный, маленький, и при свете дня эти желтые глаза стали казаться мне еще более ужасными и уродливыми. Нарога, казалось, совершенно не волновало то, что хозяин не давал ему никаких приказов и уж тем более не позволял ему приближаться ко мне.

Острый клюв, чем-то похожий на черепаший, противно скрипел, а грудь тени часто вздымалась и опускалась, хотя это был скорее признак ярости, нежели нехватки дыхания.

Хоть у него и не было воли, хоть его жизнь уже давно ему не принадлежала, он слышал все до последнего слова и теперь понял, как жестоко обманули его народ.

И Нарог явно знал, что делает, когда он кинулся прямо на меня. Последнее, что я видела — это блеск гнева в его плоских желтых глазах, каждое из которых было размером с блюдце.

А затем я нечаянно резанула по руке стрелой, и несколько крупных бурых капель тут же упали на священный камень и мгновенно с шипением растворились в нем.

Клянусь, я буквально услышала, как земля под моими ногами затряслась, грозясь разверзнуться. А после к этому странному звуку прибавился еще один, и мне показалось, будто сам Зерт готовился к встрече со своими сыновьями, вновь обретшими самый главный отцовский дар — волшебство.

Сама того не желая, я воскресила вселенское зло. Похоже, у кого-то сейчас неприятности?

…

Воцарился хаос. Все куда-то бежали, что-то кричали, и в бесконечном потоке взбудораженных эльфов я окончательно потеряла из виду маленькую эльфийскую королеву. Мою… бабушку.

Это слово далось мне с трудом. Принять то, что твоя бабушка не умерла где-то там, на плантациях южных территорий, а восседала на троне на волшебном острове, оказалось архи сложным. Подсознательно я все время сравнивала свою ново приобретенную родственницу с мамой, какой я ее помнила, но едва мне удавалось поймать за хвост мамин образ, как он тут же ускользал, расплывался и снова становился чем-то далеким и непостижимым. У нее были каштановые волосы, как у меня, это я помнила точно. А еще она улыбалась так широко и заразительно, что вместе с ней невозможно было не улыбаться.

А еще мама читала нам с Роджером сказки. Про принцесс, фей, драконов и маленьких лесных человечков. Подробности я начинала припоминать только сейчас, точно заслонка, отделявшая меня от прошлого, немного отворилась, и сквозь крохотную щелочку я могла наблюдать за тем, что было когда-то.

Это случилось как раз за несколько дней до маминого исчезновения. В тот вечер она была необычайно взволнована, ее взгляд постоянно метался в сторону приоткрытого окна, как будто она ждала кого-то, кто должен там появиться. Сидя на краюшке кровати и прижимая меня к себе, Мелисса тихо еле слышно вздыхала и временами поглядывала на моего старшего брата, которому тогда было, кажется, девять. Роджер самозабвенно рисовал, распластавшись на полу и подложив левую ладонь себе под подбородок, какой-то пейзаж цветными мелками. Отросшие волосы цвета горького шоколада редкими прядями падали на лицо, а на лице мальчика отображалась крайняя сосредоточенность.

— Что ты рисуешь, милый? — В воспоминаниях мамин голос звучал нечетко, с шипениями и помехами, но одно оставалось неизменным — та любовь, которой было пропитано каждое слово, слетавшее с уст Мелиссы.

Роджер растянул пухлые губы в довольной ухмылке и приподнял на маму глаза, глубокие и бездонные. И мне, и брату глаза достались от мамы.

Имея такую красивую мать, трудно потом было приспособиться к Ллевелин, которая красотой особой не блистала, а если что-то у нее местами и блестело, то естесственного и привлекательного там было мало. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мы с братом так невзлюбили мачеху — ревность и обида застилали все прочие чувства, и редкие достоинства Ллевелин с успехом тонули в ворохе ее недостатков. С другой стороны, это было нормально. Большинство детей именно так и относятся к своим мачехам и отчимам, особенно, если они не отвечают поставленным идеалам. Моя мачеха оказалась идеальной жертвой для ненависти — она была недалекой приземленной женщиной, но папе, который долго приходил в себя после маминого исчезновения, в сложившейся ситуации трудно бы было поладить с женщиной другого склада ума. Ллевелин его… развлекала, что ли.

И теперь, уже много лет спустя, я понимаю, что именно мачеха помогла отцу вернуться к жизни и снова начать писать романы.

— Помнишь, ты рассказывала нам вчера сказку про черную королеву фей и ее дочку, которая полюбила смертного человека и осталась вместе с ним? — тихо спросил Роджер. Брат не очень-то любил афишировать то, с каким восторгом и трепетом он обычно слушал мамины истории (еще бы — он ведь был мальчиком, да, к тому же, ему было уже девять лет — какие тут сказки?!). — Еще ты говорила про волшебный лес, полный всякого волшебства и чудес. Там деревья с синими лепесточками, а еще светит розовое солнце.

Брат приподнял свой рисунок маленькими пальчиками, чтобы маме (а заодно и мне) было лучше видно, а затем продолжил:

— Этот лес заканчивается черной пропастью, если прыгнуть в которую, можно попасть в наш мир.

Маленькая я осторожно хихикнула над фантазиями братца, но Мелисса, как ни странно, отнеслась к словам сына весьма серьезно.

— Это чудесно, Роджер, — искренне произнесла она, отчего я даже немного смутилась. Мама всегда была немного странной, но от ее странностей дух захватывало. Мне всегда хотелось быть хоть чем-то похожей на нее по характеру, а не только глазами и цветом волос.

Прохладный летний ветерок внезапно ворвался в окно и ударил меня по щекам. Усмехнувшись проказнику-ветру вслед, мама прижала меня к себе еще сильнее и стала напевать себе под нос одну из тех мелодий, которые она нам обычно пела перед сном. Даже сквозь пыль воспоминаний голос Мелиссы казался мне самым прекрасным звуком, который мне доводилось когда-нибудь слышать в этой вселенной. В такие моменты особенно четко чувствовался исходящий от маминого тела свет, будто внутри нее загоралась какая-то лампочка.