Страница 33 из 37
Иду.
Как вдруг слышу на лестнице тяжелые шаги и замираю на месте.
Шаги в полумраке, когда за стеной вызывают духов, – это страшновато.
Мне чудится появление в коридоре по вызову доктора Гланца какого-то каменного гостя, вроде гранитного памятника одному ревнивому мужу одной веселой вдовы, которая, был грех, приходила ко мне по ночам в гости, когда Татьяна была маленькой. Этот памятник, ростом головы на три выше своего хозяина, торчит на пьедестале в самом центре печенежкинского кладбища, и при мысли, что этот громоотвод приперся в гостиницу, чтобы свести со мной счеты, у меня начинается сердцебиение.
Я прижимаюсь спиной к стене прямо под огнетушителем. Покойник был у
нас начальником отдела кадров после милейшего Луки Феодосьевича и очень не уважал меня за то, что я не выпивал с ним, не считался с его мнением и приводил устраиваться на работу в институт отсидевших подозрительных личностей. Ну и, наверно, был очень недоволен тем, что его не похоронили на мемориальном кладбище.
Но шаги все ближе…
О, ужас!…
В полумрачный коридор входит зеленоватая фигура с черными лапами и в круглом сверкающем головном уборе. Она (фигура), не размышляя, направляется к моему прежнему номеру – туда, где окно выбито.
Это за мной.
Дождался.
Допрыгался!
Таинственная фигура прислушивается перед моей бывшей дверью и глухо стучит в нее согнутым когтем.
Фигура, наверно, думает, что я там, но ей никто не отвечает, потому что я торчу здесь, как подставка под огнетушителем. Вот он, я! Но фигура не замечает меня. Она сдирает с правой лапы черную кожу, прикладывает ухо к двери и стучит громко, настойчиво: тук-тук-тук…
У, опять никто не отвечает. И не ответит. Молчок за дверью. Меня там нет, уж я-то знаю. Там холодно, там раму вынесли.
Фигура сдирает кожу с левой лапы, сует обе кожи в карман и уходит из коридора, вдавливаясь в мягкий ковер тяжелыми шагами. Только теперь со спины я узнаю Космонавта. Так, тяжело ступая, он, наверно, бродил по Марсу и пугал своим скафандром марсианских ворон – а здесь, в сумрачном коридоре, его новенькая генеральская форма выглядит попричудливее марсианского скафандра – на ней все блестит: погоны, пуговицы в два ряда, бляха на фуражке и черный лакированный козырек.
Ну, напугал…
Я с сердцебиением возвращаюсь в свой новый номер, сожалея о том, что разрешил Софье Сергеевне извести на Ведмедева всю бутылку дроздовского коньяка. Двадцать капель мне сейчас не помешали бы.
Валюсь в кресло и начинаю размышлять. Появление марсианина очень странно – час назад он со всеми распрощался и уехал в Москву на телевизионном автобусе, а вот сейчас скрытно вернулся и постучал в мой номер. Что все это значит?
В коридоре опять шаги…
Марсианин уже разузнал у дежурной дамы, в какой номер меня перевели, и возвращается. Сейчас он войдет ко мне. Кто он такой? Что ему от меня нужно?
Я бегу к подушке, перекладываю наган в карман пиджака, возвращаюсь в кресло и хватаю журнал.
Откуда столько прыти взялось… Так и до инфаркта недолго.
В дверь тихонько стучат.
– Входите!
Марсианин входит. Я гляжу ему в лицо, ожидая, что сейчас раскроется его настоящая сущность – полезут клыки, рога и все остальное, что ЕМУ положено.
– Вы не спите, Юрий Васильевич?
– Как видите. А я думал, что вы уехали.
– Да, уехал, но передумал и вернулся.
– Раздевайтесь.
Марсианин достает из шинели бутылку водки, ставит ее на стол и цепляет шинель на вешалку. Собирается сесть в кресло напротив меня, но шинель, как подбитая птица, срывается с вешалки и падает на пол.
– Шнурок оборвался, – огорчается марсианин и цепляет шинель на вешалку прямо за воротник. – Шьют, мастера! Даже генеральскую шинель толком не умеют…
Он не успевает договорить – на этот раз обрывается вся вешалка вместе
с моим пальто и шинелью. Марсианин в полной растерянности разводит руками:
– Делают, мастера!
– Бросьте на постель. У вас на Марсе за такую халтуру дали бы по рукам?
– По морде, – отвечает марсианин с интонацией Андрея Ивановича.
Мы смеемся.
Наконец пальто и шинель устраиваются на постели. Я готов внимательно слушать.
– Вы разрешите мне выпить для храбрости? – спрашивает марсианин, углядывая на подоконнике граненый гостиничный стакан.
– Пейте, но закусывать нечем.
– У меня есть, – он достает из шинели луковицу и плавленный сырок. – Газетку бы… подстелить.
– А вот журналы! Вот, прямо на «Человечестве и прогрессе»! Сделайте одолжение!
Марсианин зубами отрывает водочную шляпку с козырьком и нарезает луковицу прямо на «Человечестве и прогрессе».
– Где вы ночью-то водку раздобыли?
– Ну уж… Тоже мне, проблема! Было бы удивительно, если бы ночью на Руси сообразительный человек не достал выпивки. Жаль, хлеба нет. – Марсианин прислушивается. – Что они там делают?
– Вызывают духов.
– А я-то думаю… бормочут что-то… – марсианин наливает полстакана и лихо дует. – Хороша… Холодненькая…
С хрустом жует лук.
– А почему для храбрости? Разве я такой страшный?
– Вы? Да. В чем-то страшный, пока не разберу. А может быть, не вы страшный, а мне страшно.
Решается:
– Короче… Как вы посмотрите на то, если я попрошу руки вашей внучки?
Я, конечно, удивлен таким оборотом, хотя всегда знал, что Татьяна способна с первого взгляда сводить с ума мужчин, даже настоящих.
– Посмотрю с удовольствием, но при чем тут я? Спрашивайте у нее.
– К ней я уже обращался. По всей форме, с отданием чести. И знаете, какой ответ получил?
– Отказала?
– Нет. Она ответила так: «О, еще один!» – с интонацией Татьяны произносит марсианин.
– Идиотка, – бурчу я. – И вы, конечно, обиделись?
– Нет. Она объяснила, что не может принять мое предложение, потому что завтра состоится рыцарский турнир за право обладания ею. Мол, завтра утром в спортивном зале она сыграет в теннис с любым желающим ее. Объявление будет вывешено. Кто у нее выиграет, тот станет ее мужем. И внесла меня в список. Да. В список претендентов. Под восьмым номером. Так и сказала: «Ваш номер восемь». И внесла.
– Психопатка. И вы, конечно, обиделись.
– Обиделся и уехал. Но потом передумал. Почему бы не сыграть? Вышел на переезде, купил у обходчика бутылку и пошел обратно. А тут как раз ваш Павлик на «ЗИМе».
– Да, история… Жениться – это вам не на Марс слетать. Налейте мне двадцать капель.
Космонавт наливает мне на палец водки, я делаю маленький глоток, ставлю стакан на стол и взглядом придвигаю стакан к марсианину.
Тот даже не удивляется. Знает он эти фокусы: ножи-вилки взглядом гнем!
– Вам на Марсе не приходилось бывать? – спрашивает он, ненароком поднимает взглядом бутылку и доливает себе водки до ста грамм. – Я почему спрашиваю… Я бы не удивился, если бы встретил вас там. Вы же знаете, что люди делятся на марсиан и немарсиан. Первых очень и очень мало. Ну, вы меня понимаете, да?
– Понимаю. Я думаю, у вас много шансов выиграть у Татьяны, хотя она кандидат в мастера по теннису. Она вам поддастся и этим выразит свое согласие.
– Вы думаете?
– Уверен.
– Из-за того, что я генерал?
– Нет. Фи, генеральша!
– Из-за того, что я – космонавт?
– Из-за того, что вы – марсианин. В том смысле, о чем вы говорили.
– Значит, вы мне советуете завтра принять участие в этих скачках?
– Очень рекомендую. Тем более, что претендентов, кроме вас, не будет. Просто Татьяна таким способом пригласила вас поиграть в теннис. Она стеснительная.
Космонавт опрокидывает в себя вторые полстакана, хрустит луком и задумчиво сдирает с сырка фольгу.
– Вы пьете? – спрашиваю я.
– Почти нет. Иногда. И равнодушно.
– Так и надо. Я хотел вас спросить… Как там дела у нас на Марсе?
Нет, я читал ваши интервью, но у вас, наверно, есть личные впечатления.