Страница 9 из 61
А вот и финал этой истории, случившийся через несколько дней, в лаконичном изложении её главного действующего лица: «В десять тридцать ко мне домой позвонили, и через дверную цепочку я, кажется, узнал одного из чернобородых молодцов. Но я сумел захлопнуть дверь на замок. Приехала по моему вызову милиция (114 о/м), потом уехала, предложила звонить. Через час позвонили мне, а не я: вы с нами невежливо обошлись. Берегитесь! Я выпил одно снотворное, потом другое, а в половине четвёртого квартира запылала от двери, под которую налили бензин или керосин, – так установила экспертиза. По-летнему открытые настежь окна создавали огромную тягу. Это была не квартира, а домна. Приятель, в ту ночь «стороживший» меня, вытащил меня по карнизу на соседский балкон, откуда уже нас снимала пожарная лестница. Ректор в трусах. Если бы прогорела дверь в последнюю комнату – мы бы пропали. Хорошо, что жена была в подмосковном санатории, в Малеевке… Было не страшно… Страшно стало потом, через несколько недель…
Через пару месяцев пришло распоряжение правительства – институт стал государственным и получил свой бюджет».
ПОСЛЕ ПОЖАРА
В рецензии на книгу «Отступление от романа…», напечатанной в 1995 году в альманахе «Реалист», Ирина Стрелкова писала, что Сергей Есин «в качестве автора книги «об искусстве стать писателем» не мог не помнить постоянно о самых въедливых читателях, своих студентах, – уж они-то будут разглядывать «Отступление от романа…», что называется, на просвет, и не в одном институтском поколении. Поэтому автор выставил себя со всеми слабостями, читателю открывается немало возможностей зацепить автора, чем и должны были воспользоваться критики, которым несимпатичен ректор Литинститута. Но при всём при этом книга выстроилась как книга победителя». Действительно, противники Есина его откровенностью воспользовались по полной программе. И. Стрелкова высказала также предположение, что, возможно, Есин «не стал бы писать о своей победе на выборах ректора, если бы этим всё и закончилось. Но он затем сумел вытащить Литинститут из неминуемого развала, спасти и сохранить единственное в мире уникальное учебное заведение. Кстати, автор считает, что своими хозяйственными успехами он обязан прежде всего литературе, тому, что в отрочестве прочёл Бальзака и Драйзера и вынес из западной классики незабываемые впечатления о политэкономии капитализма и о законах рынка, которые в реальной действительности выглядят вовсе не так благостно и человеколюбиво, как в статьях и речах демократов-реформаторов».
…Итак, Литинститут стал государственным. Но государство могло выделить лишь половину необходимых средств. О том, где взять вторую половину, говорилось в предвыборной программе Есина, где были такие пункты: платное образование для иностранцев, система дополнительных услуг, которые мог бы оказывать институт, и «некоторая коммерция и аренда». Так, во флигеле, выходящем на Бронную улицу, часть площади была сдана фирме, торгующей продовольствием, которая взамен бесплатно кормила студентов, аспирантов и преподавателей, рабочих и служащих института. Все были довольны.
ТОРГОВЦЫ В ХРАМЕ
А вот открытие пункта обмена валюты в здании на Тверском бульваре вызвало бурю протестов – как в самом институте, так и за его пределами вплоть до Вены и Нью-Йорка, откуда слали гневные письма руководители Мандельштамовского общества Сергей Аверинцев и Павел Нерлер. Их особенно возмутило, что окно обменника находится рядом с мемориальной доской в честь Осипа Мандельштама, когда-то проживавшего в этом доме. Резоны открыть это окно («через это окно – половина наших институтских доходов!»), открыть именно здесь, у ректора были. Но людям посторонним всего не объяснишь. Пункт обмена пришлось перевести в другое место.
ИДЕОЛОГИЯ И ТВОРЧЕСТВО
Одним словом, без ошибок не обошлось. В том числе и в кадровой политике ректора – как утверждают знающие люди, в число которых автор этих строк не входит. А входит поэт Евгений Рейн, одно из высказываний которого имеет некоторое отношение и к кадрам, и к атмосфере в вузе. Так вот Евгений Борисович однажды сказал о Литинституте: «Это единственное место, где почвенники и либералы нормально общаются между собой, и не было ни одного случая, чтобы кому-то отказали в приёме по идейным соображениям». Действительно, во времена ректорства Есина преподавали ныне покойные Татьяна Бек и Юрий Кузнецов; продолжают и сейчас работать Мариэтта Чудакова и Михаил Лобанов, Евгений Рейн и Владимир Гусев… В экзаменационную комиссию, которую возглавляет Андрей Турков, входят видные писатели из разных союзов. О характере их общения Есин рассказал в одном из интервью: «Сидят многоопытные мастера, но непримиримые идеологические противники, а перед ними – юный выпускник со своими текстами, которые надо оценить с творческой точки зрения. И тут идеология уходит на задний план, и работают только художественные критерии. И оценки, как правило, совпадают… Я вообще считаю, что писателей надо мирить не на собраниях (это бесполезно), а на конкретных творческих делах».
ЛАТЫНЬ И СИДЕНИЕ НА КАРНИЗЕ
Вообще отношения руководителя творческого вуза с его преподавателями и студентами – сфера очень сложная и деликатная, если не сказать взрывоопасная. Творческие люди – публика специфическая. С талантом у них могут уживаться амбициозность и мнительность, элементарная лень и потакание своим слабостям… Автор «Дневников» признаётся, что «намыкался с этой вечной неблагодарностью студентов, их индивидуализмом, стремлением только взять, не желая ничего дать взамен».
Скажем, студенты не отказываются получать стипендию (она невелика, но какая есть). Однако часто опаздывают на занятия. Что делает ректор? Стоит немым укором на входе, посматривая на часы… А вот студент пишет заявление с просьбой освободить его от изучения предмета «История социально-политических учений» – дескать, это переименованный научный коммунизм, посвящать время которому не велят ему моральные принципы. И заявитель, представьте, получает письменный ответ ректора… Другой юный гений не желает тратить время на латынь, третий – на занятия физкультурой. Воистину «непоротое поколение»: попробовал бы студент филфака лет двадцать назад отказаться от изучения – я не говорю научного коммунизма – а идеологически нейтральной латыни…
Что творится в общежитии – особая песня. Студенты «со второго этажа из помещения «Литообоза» (журнала «Литературное обозрение». – А.Н.) за ночь вынесли два холодильника». Другой затейник по верёвке из окна спустил во двор книжные полки… А ещё были любители попить пивка на крыше или «сидеть на карнизе, свесив ноги на улицу». Понятно, что с такими питомцами скучать ректору не приходилось…
...И ШЕСТЬ РОМАНОВ
Подводя предварительные итоги своего ректорства, С.Н. Есин вспоминал, каким он принял институт: «В то время не было ни одного компьютера, ни одной машины, дырявая крыша, в критическом положении горячее и холодное водоснабжение в общежитии». За прошедшие с той поры годы «не было ни одной задержки зарплаты… Мы обрели ряд совершенно новых и не существовавших ранее в институте структур: свою книжную лавку, своё на паях издательство… Какое-то время у нас существовал даже собственный театр. У нас расширилась аспирантура, появилась докторантура, возникли три специализированных докторских совета, свой журнал, расширилась до критических пределов библиотека, появились два этажа коммерческого поселения в гостинице и многое другое».
Но самое удивительное, что в этот период Есиным были написаны кроме названных книг полдюжины документальных и шесть романов. Кстати, по признанию автора, «в дневнике часто формулировались мысли, которые потом развивались в то, что я делал в прозе».