Приключения слов

Положение было критическим. Непрерывные войны срочно требовали денег, а казна была совершенно опустошена. И вот Силуэт, подражая английской финансовой политике, которой он был сторонником, производит довольно рискованный опыт акционирования некоторых государственных монополий. Попытка подкупала новизной идей и выгодами, которые она сулила держателям облигаций. Семьдесят две тысячи акций по 1000 франков каждая были раскуплены нарасхват, и казна в несколько дней получила огромную по тому времени сумму в 72 миллиона франков. Это произвело ошеломляющее впечатление. Силуэт был объявлен магом и волшебником.

Но этот успех имел и обратную сторону медали. Полагаясь на волшебные способности Силуэта, король с каждым днем предъявлял все больше требований, воображая, что такие операции казна может производить ежемесячно. Силуэт понимал, что ему грозит стать виновником разорения широкого круга людей, введенных им в обман. Ведь его попытка была рассчитана на проведение ряда реформ.

Попытки Силуэта рационализировать финансы, ограничить расходы двора и упорядочить поступление налогов, раскрадывавшихся откупщиками и губернаторами, быстро восстановили против него как двор и чиновничество, так и население, потому что откупщики поняли эти реформы так, что надо вымогать двойную подать – одну в казну, а другую в свою пользу. И бедный Силуэт усидел на своем министерском кресле всего несколько месяцев. Он пролетел, как блестящий метеор, по правительственным сферам Франции и исчез с горизонта. Этот быстрый взлет, короткая и бурная карьера, вызвавшая большое возбуждение, и столь же внезапное падение Силуэта произвело большое впечатление. «Появиться как Силуэт», «исчезнуть как Силуэт» стало поговорками. Силуэт стал образом скоропалительности, наскоро сделанного дела. Поэтому, когда вскоре появилась манера рисовать теневое изображение предмета, фигуры, лица, очень эффектная и вместе с тем быстрая, то ее назвали a la Silhouette (на манер Силуэта), а затем и самое изображение получило название силуэт. Так по случайному совпадению понятий образ яркого «метеора» превратился в темную тень.

Макинтош (Macintosh) – фамилия шотландского технолога, который изобрел способ, как делать ткань непромокаемой, пропитывая ее раствором резины. Такая прорезиненная ткань, а также и плащ, сделанный из нее, назывались первоначально макинтошевыми, а затем и просто макинтошами.

Галифе (Galliffet) – французский генерал, приобретший позорную известность жестоким подавлением Парижской коммуны в 1871 году и сделавшийся героем французской буржуазии. Но из всех почестей, которыми он был в свое время осыпан, дольше всего уцелело название особого покроя брюк, названных в его честь.

Подобным же образом френч, вид военной походной куртки, получил свое название от имени английского маршала Френча (French), главнокомандующего английской армией во время мировой войны 1914 - 1919 гг.

Гильотина, название знаменитой машины для быстрого отрубания головы, введенной в официальное употребление Национальным собранием в эпоху французской революции, образовано от фамилии французского доктора Гильотена (по-французски пишется Guillotin), который предложил применять это орудие казни революционному правительству из «человеколюбивых» соображений. В «человеколюбии» он был, конечно, прав, потому что палач, рубящий голову преступника топором или вешающий его в петле на виселице, не мог делать этого так безукоризненно правильно и быстро, как эта машина. Известны случаи, когда топор, направленный неверно, только ранил или оглушал казнимого, и казнь превращалась в пытку. Палачу уже не так удобно было действовать с судорожно бившейся жертвой, и в этих случаях ему редко удавалось покончить с ней одним ударом. Из нашей истории мы помним, что двое из пяти декабристов, подвергнутых казни через повешение, сорвались с виселицы, потому что веревка оказалась непрочной, и их пришлось повесить вторично.

Но что касается безболезненности и вообще преимуществ быстрой смерти, то князь Мышкин в «Идиоте» Достоевского был, как известно, совсем другого мнения.

Впрочем, доктор Гильотен только усовершенствовал машину, которая до французской революции применялась в Италии.

Твердолобый капитан

Отставной капитан кавалерии Чарльз Кеннингем Бойкот был типичным английским дворянином, твердым в своих правилах, внушенных ему в семье и в школе, решительный в своих поступках, самоуверенный.

А настоящий твердолобый англичанин, для которого Англия с ее национальной культурой, с ее узкой сухой моралью, с ее пресловутым здравым смыслом представлялась верхом возможного идеала. С таким идейным багажом капитан, выйдя в отставку, взял место управляющего в имениях графа Ирна в Ирландии. Он, может быть, и не представлял себе трудностей и даже опасностей, связанных с этой должностью. Но во всяком случае то, что он знал об ирландской сельской жизни, внушало ему только пренебрежение. Он не сомневался в своем превосходстве. Чтобы он, англичанин, дворянин, капитан королевской армии, не сумел справиться с какими-то жалкими ирландскими арендаторами! Вероятно, на эти английские и капитанские качества рассчитывал и достопочтенный граф, который, несмотря на свое ирландское происхождение и возвышенные мечты о независимости Ирландии, был во всем прочем, и в особенности в отношения к зависимым от него людям, таким же заядлым помещиком, как любой английский лорд.

Прибыв в имение и поселившись в старинном феодальном замке, капитан Бойкот сразу показал арендаторам своего хозяина и окрестным поселянам, что он «настоящий человек». «Я им не граф,– говорил он себе.– Я не буду с ними церемониться. Они должны сразу понять, что находятся в твердых руках. Никаких послаблений! Все, что закон предоставляет требовать, должно быть взыскано неукоснительно и безотлагательно».

А между тем Ирландия в то время, в конце 70-х годов XIX века, сохраняла во многих отношениях еще феодальные порядки. В помещике видели естественного господина, который должен заботиться о населении и помогать ему в трудные дни. Законов никто не знал, начиная с населения, среди которого грамотных было немного, и кончая управляющим, не говоря уже о самом графе, который знал о жизни своего имения только сумму арендной платы и находил ее недостаточной, чтобы жить так, как считал соответствующим своему титулу. Бойкот же, проникнутый до мозга костей идеей законности, изучил ирландское земельное право и сразу увидел, что оно не имело почти никакого значения в отношениях лорда и поселян. Люди жили по старине, по обычаю, иногда недостаточному, часто неопределенному, позволявшему различные толкования и связанному с обстановкой местной жизни.

Всему этому Бойкот решил положить конец. Как! В случае неурожая арендатор просит отсрочки или сбавки арендной платы, соседний крестьянин нахально приходит просить семян на посев и находит вполне естественным собирать валежник в графском лесу или даже срубить там дерево, если он в нужде. Отныне это запрещено, и объявления развешены, и сторожа поставлены, и преступившие закон привлекаются к судебной ответственности и штрафуются по закону. Бойкота не трогают старинные обычаи, по которым молодые после венчания являются в замок на поклон и приносят специальный каравай с налепленными на нем фигурками из сусального золота. Арендаторы считают долгом представить первый или последний сноп жатвы и первинки своих овощей и фруктов, а поселяне собираются на поляне у ворот для песен и танцев в праздничные дни. Это все пустяки, которыми ему некогда заниматься.

Немудрено, что Бойкота в округе ненавидели и боялись.

Но война началась, когда неукоснительный капитан объявил, что отныне земля будет сдаваться в аренду на новых условиях, которые будут точно перечислены в договоре, и, прежде всего, по более высокой цене. Его не смущало, что качество семян и средства обработки в Ирландии были далеко не те, что в Англии, и что самая земля здесь гораздо сильнее истощена вследствие недостаточности удобрения. Он стоял на одном твердо: именье оценивается в такую-то сумму, обложено такой-то суммой налога, значит оно должно приносить соответственную сумму дохода.