Страница 2 из 14
Все бы было хорошо, если бы можно было хоть раз в неделю посмотреть на матушку с Женей 11), да (зачем скрываться?) на вас. Дороже у меня нет никого на свете.
Когда я виделся с вами последние дни в Старобельске, как тошно мне, как скучно было толковать о неизбежном Егоре Михайловиче и не менее неизбежной Глафире Васильевне, о Лебедевых, Ренчицких и прочей братье. Мне было вовсе не до них, мне хотелось просто молчать и смотреть на вас; мне казалось отчего-то, что вы не вырветесь из Старобельска и засядете на неопределенный срок в трясине, из которой одно замужество вырывает уездных барышен. Да и как большею частью вырывает? Вырывает, чтобы бросить в еще более грязную, глубокую яму, из которой нет уже спасенья. Я не говорю об исключениях; впрочем, в Старобельске я их не видел. Для тех, кто утратил в себе всякое внутреннее подобие божие, конечно, замужество идеал <...>
Р. В., неужели вы вырвались на год из Старобельска, чтобы снова попасть в него? И когда попасть! Когда хоть немного попробуете другого, свежего воздуха, когда легкие уже не перенесут удушливых миазмов, именуемых в нашем милом отечественном городе, неизвестно по какой причине, - жизнью.
Дорогая моя, пишите, бога ради! Если вам что-нибудь не нравится в моем письме, скажите. Я посокращусь. А то, в самом деле, не слишком ли я разоткровенничался с вами; впрочем, что же мне и скрывать-то от вас?..
Р. В. Александровой
27 ноября 1875 г. Петербург
<...> Я живу по-прежнему, так себе, потихоньку да полегоньку. Достал себе уроки: готовлю некоторую молоденькую и весьма миловидную девицу на экзамен домашней учительницы из арифметики и геометрии. Связываться с "Петербургским листком" я не решился, а сегодня снес маленькое произведение к А. С. Суворину (Незнакомец) 12). Принял он меня так хорошо и тепло, что я от него в восторге; мой очерк оставил для прочтения. Во вторник пойду на страшный суд. Что-то од скажет? Я не думаю покуда нигде печататься; с меня будет довольно только суворинского одобрения; писать начать всегда успеешь, был бы талант.
Страшно!..
<...>Весьма рад, что наконец вы с Глинкой познакомились; жаль только, что "Руслана" не играете. Это еще лучше "Жизни за царя" 13). Мы, т. е. наша компания, состоящая из восьми-девяти человек, ходим в театр еженедельно, с примерной аккуратностью. Я здесь семь недель, и был в опере тоже семь раз: "Фауст", "Жизнь за царя", "Руслан", "Гугеноты", "Тангейзер", "Фауст", "Русалка". Последнюю оперу видел в первый раз, и она мне очень понравилась.
Был раз на репетиции симфонического собрания и слушал симфонию Листа Divina Gomedia, т. е. "Божественная комедия". Впечатление страшное. Первые аккорды, действительно, переносят вас прямо в ад. Ах, милейшая музыкантша, зачем вы не слышите настоящего хорошего оркестра! Что бы вы сказали! Никакой рояль, даже если и вы на нем играете, не может мне заменить несравненного Направника со аггелами его <...>
Сегодня четверг; до вторника осталось пять дней. Как только получу благоприятный ответ - сейчас же извещу вас и матушку. Ну, а если вдруг неблагоприятный?
Не скрою от вас, что он был бы для меня жестоким ударом...
Е. С. Гаршиной
5 марта 1876 г. Петербург
Дорогая мама!
Сейчас только Ольга Васильевна, моя сервантка 14), подала мне письмо от А. Жемчужникова, редактора "Молвы", письмо, где он пишет, что мой маленький очерк будет помещен в "Молве". Ликованию моему несть пределов. Очерк крохотный, микроскопический (я после ношения к Суворину сократил его), но ведь это первая напечатанная работа. Я чувствую то же, что чувствовал мой любимый герой, мастер Деви Копперфильд, когда его статья была принята.
Теперь уже некогда, а летом завалю "Молву" очерками Старобельской жизни. Быть может, вы или Женя раньше увидите Л "Молвы" с моим произведением, чем я вышлю вам его; вот вам его приметы. Название "Подлинная история Земского собрания". Подпись - Р. А. 15).
Летом напишу "Историю прогимназии", "Повесть о том, как поссорились Ст. Дм. с А. А.", "Интенсивная культура" <...>, "История N обители". План для этих очерков у меня составлен. Старобельск даст обильный матерьял <...>
Был я в Большом театре в русской опере. На "Анджело" мы не попали, ибо Каменская не достала нашей компании ложу, но зато она достала ложу на "Рогнеду"16). Вы себе представить не можете, во что обратились русские певцы в хорошем зале! Это все какие-то феноменальные голоса. Оркестр тоже изменился совершенно. Solo на скрипке в Мариинском театре часто не замечаешь, так глухо звучит подлая зала, а здесь, в той сцене, когда Владимир видит сон, а Рогнеда с ножом в руке крадется к его постели за занавеску, скрипка Пиккеля, который должен выделывать здесь божественные пассажи, так резко, сильно врезывается в память, что я вот четыре дня хожу, а в ушах все эти скрипичные звуки.
И сама опера как хороша! Я вот в этом (учебном) году два раза ее слышал, да еще в прежнее время один раз, и еще бы пошел несколько. Мельников 17) - Владимир - хоть картину пиши...
Н. С. Дрентельну 18)
2 июня 1876 г. Харьков
Пишу я теперь с отчаяньем; вчера исписал несколько листов бумаги. Работа удовольствия не доставляет, скорее какое-то злобное, желчное чувство. Если это так пойдет всегда, то незавидная предстоит мне участь. А не писать не могу, да и что со мной будет без этого...
Н. С. Дрентельну
18 июня 1876 г. Харьков
За сообщение новостей из профессорского мира весьма благодарен, хотя, по правде сказать, электрофорная машина Теплова и соединение химического и физического обществ интересуют меня гораздо меньше, чем то, что турки перерезали 30000 безоружных стариков, женщин и ребят. Плевать я хотел на все ваши общества, если они всякими научными теориями никогда не уменьшат вероятностей совершения подобных вещей.
Р. В. Александровой
10 сентября 1876 г. Петербург
Ваше письмо, дорогой мой друг, и обрадовало меня и огорчило. Обрадовало, потому что оно такое хорошее, искреннее; огорчило, потому что я увидел, как вам скверно и тяжело. Господи, если б вы знали, как меня мучает полнейшая невозможность помочь вам чем-нибудь, кроме ободренья. Не смотрите так мрачно, подумайте, что ведь это долго тянуться не может, что у вас впереди непременно будет лучшее будущее, хорошая жизнь. Две-три капли воды, попав в гранитную скалу и не находя выхода, разрывают ее; неужели вы думаете, что ваше положение не такое же, как этих капель. Я всегда утешаюсь подобным образом: это уже чересчур скверно, и поэтому должно так или иначе кончиться. Логики тут мало, а правда есть <...>
Даю вам слово, что в эту зиму вы увидите мое имя в печати. Я должен идти по этой дороге во что бы то ни стало <...> Карьера горного инженера пугает меня. Я знаю многих из них; все разделяются на три категории: одни дельцы, загребающие деньги, чины, места; другие - спившиеся люди, третьи кандидаты во вторую категорию, люди хорошие, честные, страдающие из-за того, что стоят не у дела, а у пустого места. Да разве это не пустое место набивать мошну какому-нибудь неучу <...> Я чувствую в себе силы для известной деятельности, и ей отдам свою жизнь...
Е. С. Гаршиной
11 марта 1877 г. Петербург
<...> Завтра в "Новостях" будет напечатан мой отчет о выставке в Академии художеств. Вероятно, я останусь при них навсегда, как художественный хроникер. Пришлю вам "Новости" непременно; газета хоть куда, хотя дешевая и, к сожалению, платит дешево. Все-таки до лета успею заработать себе хоть на практические занятия, если нельзя достать свидетельство о недостаточном состоянии, которое придется все-таки брать <...>
Вчера был в типографии, держал "редакторскую" корректуру своей статейки. Типографская обстановка сделала на меня сильное впечатление; очень понимаю я, как можно втянуться во всю эту штуку...