Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 62

Потом, когда на земле осталось лежать десять трупов с окровавленными шеями, командир поблагодарил стариков, взял у них обратно ножи и подошел к телу того самого солдата, плакавшего. Командир встал на корточки и ловко отрезал трусу голову.

— Нате, играйте ею в футбол! — крикнул он весело и бросил голову нам.

И мы, преодолев первую, случайную тошноту, стали футболять голову вместо мяча. Ты знаешь, Алмас, какое это невероятное ощущение — играть в футбол головой своего врага!

После этого я почувствовал себя по-настоящему взрослым. Я взял автомат и стал бойцом. Нет, в отряды меня не брали, слишком мал был ростом. Но я охранял деревню, ходил в дозоры и тоже убивал русских. В пятнадцать лет я самостоятельно отрезал голову врагу и с тех пор, пока воевал, так и делал — убивал и отрезал головы.

…Эх, Алмас…какое это было время! Героическое, жестокое и кровавое…

В конце-концов мы разгромили врага и прогнали его домой, но чего это стоило нашему народу…Десятки тысяч убитых, сотни тысяч раненных, исчезнувшие с лица земли села и города…

Мой дом тоже разрушили. Мы дрались до последнего, все село. Погибли братья, мать, дедушка Магомед, в чью честь меня назвали, бабушка Айзан, две тети…

Осколком мне вырвало кусок мяса из ноги, а один кирпич из обвалившейся от удара снаряда стены упал мне на голову…

Нет, как видишь, я уцелел. Меня потом долго выхаживали, многие-многие месяцы. Те, кто остался вживых. Братья-мусульмане из многих стран мира присылали нам, чеченам, деньги, на борьбу с неверными. Благодаря этим средствам меня, как и многих других пострадавших бойцов, переправили лечиться в Турцию. Турецкие врачи сделали чудо и спасли мне ногу, начинавшую уже загнивать. Хромота, инвалидность, останутся до конца моих дней, но я горжусь ею и если бы мне предложили вернуть время назад и изменить свою судьбу, я снова бы взял автомат и вошел с ним в тот день в родной дом, чтобы вместе с семьей встретить смерть…

Да, Алмас, мы прогнали русских. И на земле предков, нашей земле, воцарился мир.

Хотя…какой это был мир…

Президент Джохар погиб. Он был единственным человеком, который мог объединить страну в кулак, даже несмотря на то, что некоторые командиры ему не подчинялись. Люди верили Джохару, как никому наверное не верили со времен великого имама Шамиля. У нового президента Масхадова не было и десятой доли тех ума и воли, какими обладал Джохар…

Страна, наша великая и несчастная Ичкерия зажила многовластьем. Сильные кланы воровали нефть, производили наркотики, фальшивые доллары по арабским матрицам. Мелкие занялись торговлей, бизнесом, похищали людей из соседних республик, угоняли машины. У каждого командира был свой отряд и своя территория, которая ему подчинялась. Командиры ненавидели друг друга и были готовы в любой момент наброситься на противника, чтобы отнять у него землю и власть…

Парадоксально, но Москва, как и вся Россия, остались для нас открытыми, и многие тысячи чеченцев уехали туда искать свое место под солнцем — крышевать, отнимать бизнес у русских коммерсантов, внедряться в игорный, гостиничный и строительный бизнес…

Я остался на Родине. В селе делать было нечего и я решил перебраться в Грозный. Торговал помаленьку, женился, задумал строить дом. В Шали с мужем и детьми жила старшая сестра…

А затем пришел 99-й год и безумец Басаев, решивший, что ему тесно в Чечне, напал на Дагестан. В те годы занесенный арабами ваххабизм уже набрал силу — Басаеву думал, что за несколько дней овладеет Дагестаном, за ним подымутся и остальные мусульмане и начнется джихад — священная война против русских, которую победоносно завершит строительство Кавказского халифата. Но, как ты знаешь, ничего из этого не вышло…

Когда русские вновь вторглись на нашу землю, мне ничего другого не оставалось как взять автомат. Во время одной из бомбежек погибла жена — Зора. Ей было семнадцать лет и она к тому времени шесть месяцев носила под сердцем нашего ребенка. Я так и не узнал, кто у меня мог быть — дочка или сын…





Начался штурм Грозного. Район за районом, дом за домом, квартира за квартирой. Мы отступали, но никому и в голову не пришла мысль сдаться.

…17 января 2000 года на улице Коперника мы бросились в отчаянную контратаку — грудь в грудь против поганой русни. Именно тогда от нашего огня погиб заместитель командующего русской группировки "Север" генерал-лейтенант Малофеев…

…Я шел на смерть, но она вновь обошла меня стороной, оставив на память три раны — в правое плечо, ногу и грудь. Товарищи, те, кто уцелел, вынесли меня с поля боя, а затем, даже не знаю как, переправили из осажденного Грозного вначале в деревню, а потом в Грузию. И вновь врачи вылечили меня…

И опять моя Родина оказалась под сапогом оккупанта. К счастью ненадолго. В конце-концов русские устали воевать и объявили, что "победа осталась за ними" и "конституционная целостность страны восстановлена". Дураки! Кого они хотели обмануть? Только своих — русских. Потому что ни один из нас, чеченцев, в это не поверил. Мы знали, что победители — мы! Иначе как объяснить то, что очень скоро русские вывели свои войска из республики и назначили ее главой уважаемого чеченца муфтия Кадырова. Постепенно чеченская власть вновь установилась во всей Ичкерии. Но это уже другая история, Алмас…

Я прожил в Грузии год. Затем была амнистия и я вернулся на Родину. Грозного не существовало. Единственным близким мне человеком, кто уцелел, оказалась старшая сестра. Ее мужа убило в боях под Шали, но он продолжил свой род, оставив троих детей, все — мальчики! Видишь Ваху? Это старший. Очень примерный сын. Из него вырастет настоящий мужчина. Как и из любого юноши-чеченца.

Дальние родственники, еще в начале 90-х осевшие в Москве, пригласили меня к себе. Они тут держат рынок, прямо за нами. Очень почтенные люди — в обе войны отправляли в Чечню часть дохода, чтобы нас поддерживать. Мне помогли вначале с павильоном, а потом и с наркотой. Видишь курю травку? Иначе все тело болит.

Иногда, когда я вдыхаю блаженный дым, я вижу рай. А знаю, что когда умру, попаду туда. И когда я предстану перед Аллахом, рядом я увижу и дедушку Магомеда, и бабушку Айзан, и родителей, и братьев, и сестер, и мою незабвенную Зору. Рядом с ней, я знаю, будет стоять наш сын…или дочь? Аллах всемилостив и всеблаг. Я полностью покоряю себя его воле и знаю, что он не оставит меня. Слава Аллаху, Великому и Всемогучему!

Я сказал."

Докуренная сигарета с марихуаной потухла и Магомед слабой рукой бросил ее на плитки двора. Голова его откинулась назад и глаза сделались совсем бессмысленными. Из приоткрывшегося рта чеченца медленно капала слюна. Так он просидел долго, до самого заката солнца, а небо над Москвой играло палитрой цветов, из нежно синего становясь багровым, серовато-красным, лиловым, пока наконец на землю не опустился мрак.

Он поглотил и отрубившегося чечена, и молчаливо лежащую на плитах двора Фильку…

*********

Прошла неделя и вновь наступило воскресенье.

С утра на смену вышли два смуглых парня, чьих имен Филька так и не смогла запомнить. Покурив, парни принялись за работу — первый занялся сменой маленького газового баллона под горелкой, на которой жарили картошку, а второй, что-то зло бормоча на своем языке, раскочегаривал гриль, с брезгливостью тыкая пальцем в гигантский шампур с оставшимся со вчерашнего дня мясом. Спустя двадцать минут над двором вновь потянуло опостылевшим запахом обильно сдобренной приправами несвежей курятины. Зазвякали бутылки пива — это пошли первые клиенты.

Филька лежала на дворе, грустно уставившись в мисочку с водой, которую по приказу Магомеда ей меняли два раза в день.

"Неужели мне придется остаться здесь до скончанья дней? — размышляла кошка. — Трехметровая стена, вонючее мясо, неряшливый Ванька и преступник-рабовладелец Магомед? Каждый день? Может это и есть ад? Тот про который говорят люди. Некоторые ведь считают, что настоящий ад как раз находится на земле, только мы этого не понимаем…".