Прыгай, Филька!

Дорога из темноты ведет к тускло освещенному пятачку, на котором стоит павильон. Забор. К нему! Быстрее! Впереди шоссе. Изредка проносятся ревущие автомобили. Кошка собирает последние силы и мчится вперед. Лучше уж мгновенная смерть под колесами, чем жадные до крови собачьи клыки.

Слепящие фары. Визг тормозов. Филька проскакивает мимо скрипящего от натуги четырехколесного чудовища. Однако и собаки не останавливаются! Следом! Следом! Следом!

Машина! У павильона машина! На нее! Наверх!

Филька взлетает на капот автомобиля. На его крышу. А оттуда, взметнувшись, летит на крышу павильона.

Вперед по крыше! Вперед!

Но крыша, спасительная и казалось бы такая необъятная, вдруг кончается.

Филька не может затормозить и срывается вниз. В темноту.

Невысоко!

Бежим дальше!

И тут кошка со всего размаху ударяется в стену.

Больно!

Как больно!

Но, о чудо! Это же двор, огороженный со всех сторон! И собакам сюда не добраться!

Стучит отбойным молотком маленькое, испуганное кошачье сердце.

Неужели спаслась?

Спаслась!

Только нету больше Алеши. Погиб любимый хозяин…

*********

— Эй! Кто здесь? — из распахнувшейся двери на двор вышел человек. В руке его Филька увидела пистолет. Тут же запахло чем-то странным, сладковатым, одуряющим. Аромат вместе с волнами дыма выползал из двери, откуда появился незнакомец.

— Мяу! — испуганно подала голос кошка.

Человек вгляделся в темноту и рассмеялся.

— О? Кошка! А я-то думал…А ну иди сюда!

Тон незнакомца не понравился Фильке, она отпрыгнула в угол и зашипела.

— Ого? Какие мы смелые! — мужчина спрятал пистолет и прихрамывая подошел к кошке. — А по морде не хочешь, русская тварь?

Филька изготовилась к бою, решив продать свою жизнь подороже и, когда мужчина нагнулся над ней, протянув вперед руку, со всей силы вцепилась в нее зубами и лапами.

— Ай! Сука! Шейтан! — взвизгнул гортанным голосом мужчина, взмахнул рукой, сбрасывая с нее кошку и отскочил назад. Рука его моментально покрылась полосами крови, которая принялась капать на землю.

Мужчина попробовал пальцем кровь, полизал ее и почему-то снова рассмеялся.

— Так бы и объяснила сразу, — вдруг уважительно обратился незнакомец к Фильке, — что ты не русская! Черная, гибкая, злая, бросаешься даже на тех, кто сильнее тебя — ну какая ты русская? Русские так себя не ведут. Они не такие!

Филька от удивления аж села на землю. "Он что — ненормальный? — подумала кошка. — Ну какая же я не русская, раз я родилась, воспиталась и живу на этой земле, и хозяева у меня русские? И никаких языков кроме русского никогда не знала?"

Тут, в тон с мыслями Фильки, мужчина вдруг выстрелил в нее короткой фразой на непонятном языке. Подождал. Потом сказал что-то еще. В ответ Филька собралась, снова изготовилась к бою и зашипела.

— Ахаха! — не обращая внимания на струящуюся кровь, мужчина хлопнул себя руками по бедрам и засмеялся еще сильнее. "Пьяный он что ли? Или психованный? — начала беспокоиться кошка. — Хотя нет, на психа вроде не похож…".

Мужчина отсмеялся и полез в карман куртки. Достал оттуда портсигар, закурил и по двору поплыл тот самый странный дым, так непохожий на сигаретный.

— Ты совсем как мы, чеченцы! — довольно произнес незнакомец и от этих слов шерсть на спинке Фильки встала дыбом. "Вот и попала!" — мелькнула коротенькая мысль…

Тут открылась задняя дверь металлического павильона и оттуда выглянула черная, коротко стриженная голова. Последовала встревоженная фраза на чеченском, которую само собой Филька не поняла. На всякий случай она снова угрожающе зашипела и опять курящий незнакомец засмеялся, показав рукой на Фильку. Голова кивнула и скрылась.

— Сейчас будешь есть! — успокоил незнакомец. — Это Ваха, племянник. Он даст тебе поесть курицы. А меня зовут Магомед. Я здешний хозяин. Я тебя оставляю, будешь жить во дворе, стеречь хозяйство. А назову я тебя Алмас. Это у нас, у чеченцев, такие злые духи, которые живут в лесах. Поняла, Алмас?

"А вот хуй тебе! — подумала Филька, вспомнив одно из любимых выражений ныне покойного Вась-Вась. — Никакая я тебе не Алмас. В жопу себе ее засунь!"

Демонстративно игнорируя Магомеда, кошка поднялась и проследовала в самый дальний и темный угол двора.

…Полчаса спустя чечены закрыли павильон и ушли, о чем-то оживленно переговариваясь на своем языке. Перед тем как закрыть дверь, Магомед вспомнил о кошке, повернулся и коротко погрозил ей пальцем. В ответ Филька огрызнулась из темноты злым "Мяу! Дурак!" Магомед не понял и глумливо захохотал.

Куриное мясо, политое странным пахучим соусом, Филька есть не стала, хотя от голода сводило живот. Не обращая внимания на аппетитную тарелку, кошка принялась рыскать по дворику в поисках какой-нибудь дыры, через которую можно было бы вылезти наружу. Увы, дыры не оказалось. Трехметровая металлическая стена, окружавшая двор, тихо потрескивала, отдавая ночи накопленное за день тепло.

Минут через двадцать, отчаявшись, Филька прекратила поиски. "Лягу-ка я лучше спать, — решила кошка. — Завтра тоже день. Вот завтра и буду думать, как отсюда вырваться. Ну и попала я — из огня да в полымя, как любила говорить бабушка…".

Приняв это решение, Филька выбрала местечко потеплей у стены павильона, свернулась калачиком и уснула.

Так началась ее жизнь в чеченском плену…

*********

"…Бедные москвичи! Бедные, глупые и наивные москвичи! — с жалостью думала Филька, в очередной раз наблюдая за Ванькой, кидающим дурно пахнущие куриные тушки в огромный чан для маринования. — Если бы они только знали, какое мясо едят!"

Насвистывая веселый мотивчик, Ванька заливал тушки уксусом и еще какой-то дрянью. Запах уксуса резко бил в ноздри, Ванька морщился, крутил головой, сплевывал прямо в чан и снова начинал свистеть. Приехав в Москву из голодной владимирской деревеньки Ванька был небрезглив. Он с удовольствием лопал и шаурму из несвежего мяса, и салат, приготовленный из не особо чистых или вообще немытых овощей. "Я, кошка, никогда еще столько не ел, сколько у Магомет Ибрагимыча!" — довольным голосом, отрыгиваясь, любил он объяснять Фильке, по-быстрому дергая сигарету во дворе в короткие минуты отдыха.

Филька молча вздыхала и тоже ела. Чуткое обоняние кошки с отвращением улавливало противный душок, который не могли отбить ни уксус, ни приправы…

Сам хозяин, как и Ваха, от шаурмы воротил нос. Днем они вообще почти ничего не ели. Лишь изредка Ваха брал кусочек лепешки, доставал из холодильника заранее припасенный сыр или брынзу, долго и тщательно отмывал под струей воды помидор. Мясо — баранину или говядину, чечены покупали только на рынке и готовили дома.

— Ванька, ну что ты копаешься, клиенты! — донесся из павильона гортанный голос Вахи.

— Тьфу ты, ирод черножопый! — тихо ругнулся Ванька, вынимая руки из чана. — Попробовал бы сам эту падаль замариновать, так не, нос воротишь, западло тебе…, - и сменив тон, громко откликнулся: Бегу, Ваха, бегу!

Филька отскочила от двери, чтоб ненароком не зашибло, и грустно улеглась в стороне. Четвертые сутки длился ее плен. И убежать никак не удавалось.

Сколько ни мяукала стоя у двери на улицу кошка, предупрежденные Магомедом работники отказывались ее выпустить.

— Брысь, дура! Ты счастья своего не знаешь! — орал на кошку Ванька, а Ваха и другие сменщики, тоже смуглые молодые парни, но непонятно какой национальности, вообще не обращали на нее внимания.

— Сиди-сиди, Алмас! — противно ухмыляясь, говорил кошке Магомед. В течение дня к нему часто приходили по делам то чеченцы, то русские. Предварительно уточнив, кто за дверью, Магомед открывал ее и впускал гостей, бдительно наблюдая за Филькой. Когда в первый раз она попыталась прорваться наружу, чеченец стремительным движением залепил ей правой, здоровой ногой по морде. Филька отлетела к стене и долго потом отлеживалась в полубеспамятстве, удивляясь, как только не оторвалась у нее голова.