Страница 12 из 39
Правительство Вильгельма непрерывно получало жалобы от голландцев. В результате Вильгельм вынужден был изменить торговую политику и систему налогов. Была создана правительственная комиссия под председательством барона Роэля[170], в нее вошли преимущественно голландцы. Генеральным штатам был представлен законопроект, устанавливавший максимальный размер пошлин от 3 до 6 % с иностранных товаров, причем пошлиной облагались лишь те товары, которые непосредственно конкурировали с отечественными. Правда, на нужды промышленности ассигновывалось 1300 тыс. флоринов, но этот секретный фонд, который должен был идти главным образом на поддержку бельгийской индустрии, далеко не мог вознаградить ее за ущерб, причиняемый понижением тарифов[171]. Кроме того, правительственный проект вводил два новых налога, которые должны были пасть специально на бельгийцев: налог на хлебный помол и убой скота, иными словами на хлеб и мясо, на два главных продукта.
При обсуждении этого законопроекта во второй палате Генеральных штатов было произнесено много страстных речей: Дотренж и Рейфен энергично отстаивали интересы своих соотечественников-бельгийцев, доказывая прежде всего пагубность свободного обмена и несправедливость налогов на помол и убой скота. Оба оратора указывали на пропасть, которую воздвигнет новый закон, и на взаимную ненависть, которую он вызовет между населением южных и северных провинций. «Теперь решайте, северные сограждане, — воскликнул Дотренж, — если вы спокойно обсудите свое решение, вам останется лишь завершить сегодня ночью братоубийство старой, честной Бельгии»[172]. На этот раз почти все бельгийские депутаты набрались смелости и подали голоса против проекта, но депутаты северных провинций оказались в большинстве, и закон был принят 55 голосами против 51.
Введение новых налогов вызвало серьезные волнения в бельгийских провинциях. В Люксембурге в 1823 г. волнения были настолько часты, что правительству пришлось ввести в эту провинцию регулярные войска[173]. В кантонах Муно, Эталь, Бульон, Виртон и Флоранвиль толпы мужчин и женщин с топорами, вилами и мотыгами не допускали налоговых служащих взимать налоги за помол. В Ремихе 13 января 1823 г.[174] крестьяне, вооруженные ружьями и дубинами, принудили мельников молоть муку бесплатно. Подобные волнения происходили и в других провинциях. В течение последующих лет бельгийцы не переставали заявлять страстные протесты и восставать против ненавистных им налогов на помол и убой, и, когда правительство незадолго до революции согласилось все-таки отменить эти два налога, было уже поздно.
Результатом введения новой налоговой системы голландским правительством явилось то, что бельгийские провинции в 1823 г. стали платить 49,9 % косвенных налогов вместо 39,5 % в 1822 г.[175]
Значительные разногласия между голландцами и бельгийцами имелись и в политических вопросах. Стоит лишь напомнить о том, как была «принята» конституция 1815 г. 22 апреля 1815 г. правительство назначило комиссию из 11 голландцев и стольких же бельгийцев для пересмотра основного закона 1814 г. и для внесения в него необходимых поправок. Согласно новому основному закону, законодательная власть принадлежала двум палатам — верхней и нижней. Члены верхней палаты назначались королем пожизненно, члены нижней палаты избирались провинциальными советами путем трехстепенных выборов по цензовой системе. Нижняя палата состояла из 110 членов, причем Голландия и Бельгия были представлены равным числом членов, хотя население Бельгии было почти в 2 раза больше населения Голландии. Король был главой исполнительной власти; министры были ответственны только перед королем; гласность судопроизводства была сведена лишь к обнародованию приговоров; королю предоставлялась также и верховная власть над колониями. Законодательные органы не имели права вносить какие-либо поправки или изменения в законопроекты. Они должны были приниматься или отвергаться целиком. Несмотря на то, что наряду со свободой совести и равноправием всех вероисповеданий провозглашена была свобода личности и печати, правительству предоставлялось право отменять временно все свободы, за исключением свободы совести. Таковы были главные положения основного закона, который был принят голландскими Генеральными штатами единогласно.
Вильгельм I созвал 1603 бельгийских нотабля, которые должны были принять этот законопроект. На призыв короля явилось 1323 нотабля[176]. Начались горячие споры по поводу основного закона. Бельгийские нотабли справедливо считали, что население, насчитывающее более 4 млн. человек, должно иметь больше представителей в Генеральных штатах, чем население в 2 млн.[177] Далее указывалось на то, что огромный долг Голландии (573 млн. флоринов) ляжет тяжелым бременем на Бельгию[178].
Во главе оппозиции встало католическое духовенство, пользовавшееся большим влиянием в Бельгии. Во время голосования 796 нотаблей высказались против основного закона и только 527 одобрили его. Однако такие результаты не удовлетворили Вильгельма I. Он приказал неявившихся на приглашение короля нотаблей причислить к тем, кто голосовал за основной закон, затем из числа 796 были исключены 126 человек[179], которые выступали против основных положений этого закона, и в результате искусственно получилось: 670 голосов — против конституции и 807 — за нее. Так, 24 августа 1815 г. конституция была «принята». Таким образом, король и правящие голландские круги обошли волю бельгийцев и навязали им ряд пунктов, которые те отвергли подавляющим большинством голосов.
Так как политический строй установили голландцы, то все оказалось целиком приспособлено к их интересам. Главные органы правительства и администрации находились в Голландии. Большинство важных государственных постов было отдано голландцам. Министры Вильгельма I — почти все голландцы (за исключением одного бельгийца — герцога Юрселя) — стремились упрочить верховенство за северными провинциями. Деятели первых лет — барон Гогендорп, Фальк, Ван Нагель, Ролль, протестовавшие иногда против единоличного правления Вильгельма, постепенно уступили место послушным и покладистым советникам (вроде министра юстиции Ван Маанена, служившего и изменявшего последовательно нескольким режимам до Вильгельма I и справедливо прозванного «злым гением короля», или министра внутренних дел Ван Гоббельшроу, или статс-секретаря Ван Стрефкерка, которого сравнивали с колоколом, либо безмолвным, либо издающим звуки только по воле господина).
До Вильгельма доходили сведения о недовольстве бельгийцев министрами. Отвечая на протесты жителей южных провинций, Вильгельм I заявил в 1820 г. на Генеральных штатах: «Почему обрушиваются на министров? Что такое министр? Абсолютно ничто! Я мог править без министров и могу назначить министром того, кто мне нравится, хотя бы одного из моих конюхов! Я, и только я несу ответственность!»[180] Четкое представление о действительном неравенстве при распределении должностей дают приводимые Жоржем Дюмоном данные:
Введение в 1822 г. голландского языка[181] в качестве обязательного для всех официальных и судебных документов вызвало бурю возмущения у бельгийцев, пользовавшихся обычно французским языком. Гнев и возмущение были настолько велики, что правительство сочло благоразумным в 1829 и 1830 гг.[182] отказаться от этой меры.
170
Ibid., p. 42.
171
Bruyssel E. van. Op.cit., p. 330.
172
Juste Th. Histoire de Belgique. Bruxelles, s.a., v. 2, p. 385.
173
Demoulin R. Op.cit., p. 43.
174
Ibid., p. 44.
175
Ibid., p. 47.
176
Becourt Ch. de. La Belgique et la revolution de juillet. Paris, 1835, p. 59.
177
Demoulin R. Op.cit., p. 399.
178
Wasnaire E. Histoire ouvriere et paysa
179
Ibid., p. 272. В данном случае при «подсчете» голосов Вильгельм I воспользовался прецедентом, имевшим место во время введения французами в Голландии новой конституции в 1801 г.
180
Soldani S. 1830 in Europa: dinamica e articolazioni di una crisi generale. — Studi storici, Roma, 1972, N 2, p. 344.
181
Juste Th. Op.cit., p. 388.
182
Ibid., p. 390.