Господин Ветер

И вот я сел на эту тележку и поехал по кругу разглядывать эту лепнину. И вдруг моя тележка сошла с рельсов. И так съехала, что откололся кусок лепнины то ли с Шивой, то ли с Ганешей.

И раздался громовой голос, как бы с неба. «Вы разрушили часть наших украшений! За это обычно полагается серьезное наказание, но в данном случае… — Федор сделал паузу, — вы выиграли приз. Вы выиграли луну». И вот появляется приз…

— Откуда?

— А я сам не врубился, вроде из центра стадиона. А приз — это луна на веревочке, а под ней котел. А веревочка — на удочке. Получается такая подвешенная на удочке рыба луна.

— Какая луна? То есть, из чего сделала?

— Погоди. Она как настоящая. Вот, беру я эту удочку и собираюсь идти, как тот же голос мне говорит: «Прежде чем нести луну, вы должны опустить ее в воду». То есть, в котел. Ну, я опускаю, а там не вода, а пар, раскаленные камни, раз-другой, и луна как бы отпаривается. Почему-то я тогда подумал — отпариваю луну. Я поднимаю очередной раз и вдруг врубаюсь, что эта луна сделана из капрона, и отпарившись, начинает расползаться разматываться в светящуюся нить: я пошел, а за мной нить тянется-тянется и так вся размоталась. А тут вдруг ниоткуда появляется Мишка и Оска. И Миша кричит: «Где, где? А что, уже все кончилось?» Я говорю: «Да». А он: «Жалко, мы тут брусок таскали, думали посмотреть». А я понял, что смысл этого приза и состоял в том, чтобы отпарить и размотать луну . И вот я просыпаюсь, и врубаюсь, к чему этот сон. Но пока его переваривал, забыл. И сейчас опять не врубаюсь.

— Ничего, врубишься, — рассмеялся кто-то.

— Вот у вас конкурс, а кто жюри? — спросил Крис.

— А у нас конкурс без жюри. Побеждают все, — сказал Андрей. — Вы будете участвовать?

— Крис, вообще, сновидец. — Галка посмотрела на Кристофера. — И сказочник. Расскажи что-нибудь.

— Большинство моих снов только для меня. Другим они неинтересны.

— Давай тогда ты, — предложил Андрей.

— Я его сны рассказать не могу. А мои тоже неинтересны. Разве что про кошек. — Она снова повернулась к Крису. — Ты его знаешь.

— Хороший сон, — сказал Крис.

— Он очень простой. Я была как бы в темноте и видела луч света, — начала Галка, — типа лунной дорожки на воде. Такой белый, но не слепящий. Причем, обычный свет луны, знаете так, прерывается рябью, а этот — нет. Он плавно расходился во тьме. Это еще было похоже на полосу света из полуприкрытой двери в темное помещение. Только здесь луч выявлял не поверхность, а объем. А потом я увидела стаю кошек. Во тьме, конечно, только силуэты. Грациозные, как маленькие пантеры. Они вошли в этот свет. Первая была черной. Бархатной. Она плавно… — Галка показала рукой волнистое движение, — плавно-плавно, как волна пересекла полосу и снова — в темноту. А за ней пошли остальные. Целое радужное шествие. Причем, окраска самая разная — от светло-голубой до темно-красной. И все они переходили этот световой поток. И я вдруг поняла, какой это полный мир. Причем, он был совершенно реальным. А последняя была просто — улет. Белая, ослепительная. Такая яркая, что весь этот свет словно назад ушел. Она так… остановилась посреди полосы, села и повернула морду в мою сторону. Она единственная посмотрела на меня. И тут самое прикольное — глаз у кошки не было. Просто два отверстия. Такие две дыры, не только в самой кошке, но и в этом световом потоке, в самом мире. Такое жуткое ощущение бесконечности. На этом я проснулась.

— Кошки вообще-то к врагам снятся, — сказал кто-то.

— Но я их только видела. С ними никак не общалась.

— Ну, теперь ты, Крис. — Андрей наполнил его чашку. — Ты последний остался.

— А может, лучше конкурс телег устроим, — предложил Крис, — это интереснее.

— Этот конкурс у нас все время происходит.

— Новые люди тащат новые телеги. А иногда старая бывает к месту. А я вот, например, давно вопрос хочу задать. Что это Федор, с тобой произошло?

— А чего?

— Долой канотье, вместо тросточки стек… — пропел Крис голосом Высоцкого, — и шепчутся дамы, да это просто другой человек.

— А я тот же самый, — продолжил Федор. — Это ты про костюм? Я же теперь работать стал.

— Дважды потрясающе. Во-первых, я не думал, что кто нибудь кроме меня знает эту песню. А во-вторых, какая же у тебя работа?

— Я теперь торговец. Тут кришнаиты бланки для ценников делают. А я езжу, продаю. — Он вытащил из кармана пачку и протянул одну карточку Крису.

Она была похожа на пустую, из твердой кремовой бумаги, визитку, по периметру которой был нарисован витиеватый орнамент.

— Все ясно, — сказал Крис, — стадион в твоем сне — это карточка, а лепнина — кришнаитский орнамент. Приз, луна — соответственно работа, деньги, монеты одним словом, которые ты размотаешь, то есть промотаешь, то есть потратишь еще до встречи с Мишкой.

— Поэт, одним словом. — Андрей улыбнулся. — Провидец.

— И кому же ты их продаешь? — спросил Крис.

— В магазины, — пояснил сосед Федора, — по всей Руси,

— Крис, а может споешь?

— Не сейчас. Вечером. Я в душ хочу.

— И я, — сказала Галка.

И здесь, как и в Алма-Ате, не было горячей воды, и они поливали друг друга из тазиков, Крис учил Галку экономному мытью: сначала голову — мыльная вода, стекающая с волос, моет остальное тело, затем горячая, обжигающая вода, так, чтобы холодный душ был приятным, и пока они совершали друг над другом подобные пытки, пока Крис стоя под ледяной водой, превращался в Карбышева: «ничего от меня вы не узнаете, да и сказать-то мне вам нечего», пока они возились в ванной, ибо игра в Карбышева вдруг сама собой переросла в другие игры, и, чтобы никого не смущать пришлось даже пустить воду, пока они одевались и стирали грязное белье, в комнате появились новые люди. «Какие-то молодые пионеры», — тихо сказала Галка в ухо Крису. «А сама-то». «Обижаешь начальник, я давно уже олдовая-преолдовая».

— Это мои ученики, — сказал Андрей. — Из училища. А Слон из Питера.

Слон, большой, круглолицый румяный и безбородый, вполне соответствовал своему прозвищу.

— Много лет в Питере живу, а Слона так и не видел. — Крис пожал руку. — Я знаю другого Слона, московского. Это ты, что ли, на басу играешь.

— Я на басу не играю. Слонов много. В Питере несколько.

— Питерский Слон лучший друг свердловского Слона.

— Не мешай, Слон сказку сказывает.

— И стал печальным царь Опиан, — медленно проговорил Слон, — и издал указ: дескать, собирайтесь богатыри со всего свету, и кто Змея Героиныча покорит, тому полцарства и невесту в придачу.

— Теперь у вас, что ли, конкурс сказок? — спросил Крис Андрея.

— Типа того. — Андрей улыбнулся.

А Слон тем временем продолжил:

— И прискакали к нему всяки разны витязи заморские…

Сказка, которую рассказывает Слон, да не обидятся на меня Слоны Руси Великой, коих много, один из них мне известен по стихам о братьях наших меньших: клопах, червях, медведях, и прочей живности, вошла в фольклорное собрание Степана Маркелыча Печкина, лидера группы «Рождество», откуда, практически без искажений, я ее и цитирую. Слон, замечу, рассказывает куда хуже и неинтересней. Один из вариантов этой сказки я слышал более десяти лет тому назад.

Итак…

«В некотором царстве, некотором государстве правил некогда некий такой царь Опиан с царицей своей Морфиной Маков Цвет. И была у них единственная дочка — принцесса Кайюшка Плановая. И любили они ее, ясный пень, и берегли пуще глаза. Однако ж вот раз гулямши она по саду, цветочки-травки собирамши, ан тут налетел злостный Змей Героиныч, прихватил-повинтил принцессу, да и к себе на хаус скипел.

Опечалился царь Опиан круто:

— Ах ты, чудище злостремное! Не в лом же тебе мое царство клевое доставать! Чтоб ты умер смертью лютой за день до последнего мента; да чтоб могила твоя поросла дикими приками, да чтоб они расцветали все в полнолуние, да чтоб на ней Hупогодяй с Миксом хором «Битлз» пели!..