Страница 8 из 28
На пути, по близости от монастыря, мы проехали, имея справа от себя, мимо красивой церкви во имя св. Николая. Там, по рассказам, раньше был монастырь; когда же он сгорел, его перенесли и по [42] строили на его теперешнем месте. Снаружи он имеет две деревянные стены и два рва; над воротами красивая колокольня с огромными, весьма дорогими часами.
Здесь наш владыка-патриарх вышел из экипажа. Архимандрит, священники и дьяконы в своих царских (То есть роскошных) облачениях со свечами, хоругвями, крестами и божественными иконами вышли ему навстречу, Мы вступили в монастырь св. Троицы. Его двор просторен и широк. Куполов на святой церкви пят: они стоят вместе, в виде креста, средний больше других. Кругом церкви идет навес с решеткой и тремя дверями, над которыми три купола, расположенные параллельно. Мы вошли в святую церковь. ее иконостас приводит в изумление зрителя. Патриарх окропил всех святою водой и мы вышли, исполненные удивления, ибо ни величественный иконостас св. Софии, ни печерский – оба не могут сравниться даже с малою долей полных совершенств этого иконостаса. Когда монастырь сгорел несколько времени тому назад, – а тогда уже распространилась слава о любви господаря молдавского Василия к построению церквей и монастырей и о щедрых его пожертвованиях, – то настоятель и монахи поспешили к Василию и просили у него пожертвований и милостыни, дабы он помог им и отстроил для них монастырь от своих щедрот. Он вполне оправдал их надежды и дал им золота, сколько они просили, на построение монастыря. Возвратившись, они построили монастырь на этом месте, говоря: “это место лучше для нас". Когда до слуха, богохранимого царя Алексея, государя Божьего града Москвы, дошло известие о том, что сделал Василий воевода, то и он также прислал им 1,500 золотых на расписание и позолоту иконостаса, [44] на украшение его благолепных икон и возвышение его ценности. Теперь он превосходнее всех других, ибо доселе мы не видывали ничего лучше и красивее его позолоты и живописи.
Трапезная длинна и велика, со многими стеклянными окнами; в ней два стола с обеих сторон. Внутри ее большая дверь с решетчатыми створами, которые вдвнгаются в стену; она ведет в красивую церковь со многими стеклянными окнами, во имя Владычицы. Иконы в ней в высшей степени прекрасны, блестящи и внушают благоговение. Церковь эта также имеет жестяные купола, ее прекрасный алтарь сияет блеском.
Накануне девятого воскресенья по Пятидесятнице ударили в деревянные, железные и медные била и мы вошли в церковь. Пред чтением кафизм из псалтири пришел, по их обыкновению, юный монах, и оставил по средине высокий красивый аналой, на подобие шкафчика для книг, покрытый шелковой пеленой, полжил на него псалтирь, ибо у них обычно не читают никакой книги, важной или не важной, иначе, как на аналое, – и начал канонаршить псалом за псалмом попеременно, а на обеих клиросах их пели. Пред входом священники подходили под благословение и вышли (на вход) в облачениях попарно, затем прошли в нартекс и совершили литию, при чем каждый из двух дьяконов кадил с обеих сторон, и также они оба попеременно прочли: “Спаси Господи, люди Твоя", но благословения пяти хлебов не было.
Мы вышли из церкви к трапезе. Наш владыка-патриарх сел во главе ее, мы, справа и слева от него, а прочие отцы монастыря в конце. Поставили на стол кружки с пивом и соленья параши, по обычаю иерусалимских монастырей. Перед нами ставили на некоторое время блюда, которые затем снимали [44] и ставили на конце стола или убирали, и подавали новые и новые до конца. Что касается отцов монастыря, то пред каждым из них поставили тарелку каши с маслом и больше ничего. Таков их обычай. Никто не ест изысканных кушаний, кроме приезжих и поклонников. Они несомненно святые и ведут жизнь по уставу св. Саввы. На другом столе подавали мясные кушанья для поклонников и наших служителей из мирян. Тогда чтец стал посредине, положил пред собою большую книгу на аналой и начал внятно читать. По прочтении молитвы над трапезой, наш владыка-патриарх трижды ударил по обычаю в находившееся справа от него маленькое било для начала еды. Мы достаточно поели и попили к нашему совершенному удовлетворению, тогда как этот бедный чтец все читал из Патерика. Затем наш владыка ударил в било вторично, после чего выпил сначала сам, при чем мы встали, и потом каждый из нас выпил одну из стоявших пред нами кружек. Наконец он ударил в третий раз, для того, чтобы мы все встали из-за стола. Ему поднесли маленькую просфору на блюдце, т. е. Панагию в честь Владычицы. Он поднял ее обеими руками, по афонскому обычаю, трижды произнося: “да возвеличится имя св. Троицы!" Вслед затем священник и иеромонах подошли к нему и пропели “достойно есть", имея головы открытыми, а по окончании поклонились земно. Они получили от нее малую часть, и наш владыка роздал ее также всем присутствующим. Потом принесли корзину для собирания ломтей и каждый из нас положил в нее свои ломти, по примеру Того, Кто благословил хлебы. Были собраны все ломти.
Затем ударили в колокол к молитве на сон грядущим. Мы пошли в церковь и стали вместе с другими в нартексе, по их всегдашнему обыкновению. [45] Наш владыка-патриарх стал на своем (архиерейском) месте подле дверей. Когда чтец окончил канон, молитву и писание (По точному переводу стоящего в тексте слова алькитаб.), все подходили и испрашивали прощение у нашего владыки-патриарха с земным поклоном, попарно до последнего. Потом мы вышли, чтобы предаться сну, но сна не было, ибо клопы и комары, более многочисленные, чем их мириады в воздухе, не дали нам даже ии попробовать сна и покоя: их в этой стране изобилие – море, выходящее из берегов.
Еще раньше пригласили нашего владыку-патриарха совершить служение, и мы готовились к литургии; но как возможно служить ее, не спавши? В четвертом часу ночи ударили в била, – ибо ночь была только 8 часов-и мы встали в полночь. Впрочем, в этих святых, ангельских монастырях есть хороший обычай, что сначала ударяют долгое время в один колокол раздельно, давая знать, чтобы спящие пробудились и, встав от сна, оделись не спеша: не так, как в стране валахов и молдаван, где входят в церковь в момент звона колоколов. Мы пошли в церковь, не вкусивши сна. Начали пение на утрени, чтение псалмов и молитв нараспев. Вышли мы только после рассвета, чувствуя головокружение.
Затем ударили в колокола к литургии. Мы вошли в церковь, облачились и облачили нашего владыку-патриарха в архиерейские ризы. По окончании обедни, к коей прибыло большинство жителей города и многие другие, мы пошли к трапезе, за которой соблюдался тот же порядок, что и накануне, в чтении и перемене блюд и десерта. Под конец служивший дьякон принес употребляемый при литургии дискос покрытый воздухом, и поставил его пред нашим владыкой-патриархом, который снял покров: внутри [46] его был другой дискос, серебряный, с таковой же крышкой и замочком. Он отпер его. Там было изображение Владычицы и лежала одна просфора, т. е. Панагия. Под всем этим была большая часть с медом вместо вина. Наш владыка трижды поднял просфору, как сделал накануне, взял от нее частицу, после пения “достойно есть", и затем передал другим, которые передавали друг другу, сидя за столом. Также пили из чаши и он, и остальные. Встав из-за стола, мы простились с ним и вернулись в город Прилуки, где оставили свой багаж.
Мы оставили этот город в понедельник утром 17 июля и, сделав полторы мили, проехали через большое, благоустроенное селение, по имени Ольшам, с плодовыми садами и палисадниками с проточным озером, на подобие реки Проехав еще одну милю, достигли другого цветущего селения с большим озером. Сделали еще одну милю и прибыли в небольшой базар с маленьким красивым укреплением и с очень большим озером, называемый Яваница (Иваница); в нем изящная церковка во имя св. Георгия. Все жители этих мест были в то время, с конца июня до сих пор, заняты жатвой. Мы поднялись отсюда во вторник утром. Сделав две с половиною мили, проехали чрез большое благоустроенное селение с садами, по имени Крапивна; в нем церковь в честь Успения Богородицы. Когда мы проехали еще милю, нас встретил сотник со знаменем и большим числом ратников. Они ехали перед нами еще [48] две мили по многочисленным изгибам, горам и долинам, по узким и трудным дорогам, через плотины, мосты и заставы. Сколько раз приходилось нам в этой стране казаков ломать заставы на дорогах и деревянные засовы, по причине большой ширины наших экипажей! Мы подолгу стаивали на мостах, кои весьма узки, потому что здешние повозки маленькие (и весьма многочисленны по причине обилия водных потоков).