Страница 11 из 28
II. Путивль. -Иностранцы в России. – Отношение к ним русских. -Сербский митрополит. -Посещение патриарха воеводой. – Описание города Путивля, крепости и церкви.
Для утверждения договора между московитами и татарами, ежегодно приезжает от татар посол, в сопровождении пятидесяти человек, и они остаются в Москве целый год в качестве заложников. Когда приезжает другой посол, первый берет казну и уезжает. И от московитов ездит к хану посол с письмом, в сопровождении переводчиков и свиты, и остается там целый год. Этого посла с его людьми татары не пускают из своих пределов, пока но приедет к ним (другой) посол из Москвы, так что послы встречаются на дороге. Местожительство татарского посла в Москве находится за земляным валом. Его стережет многочисленная стража из стрельцов ; отнюдь никому не дозволяется к ним входить, и когда кто из и татар выходит на рынок в случае надобности, всегда за ним неотступно следуют стрельцы с палками и совсем не пускают в ворота крепости, т. е. дворца (Кремля). И мы видали, что за ними всегда ходят стрельцы, и никто не смеет с ними разговаривать. Когда посол является для представления царю, по приезде и пред отъездом, многочисленные стрельцы в своем красном одеянии становятся в ряд по дороге с обеих сторон (чтобы поразить его изумлением ). Посла везут назад не тем путем, которым он приехал из своей страны, по другим, ибо такой смышлености, как у московитов, такой хитрости и ловкости не встретить нигде в другом народе, как нам рассказывали бывалые [61] греческие купцы, которые в прежнее время приезжали с турецкими послами, когда существовала дружба между обоими народами. Говорят, что тем путем, которым привозили посла, отнюдь не возвращались с ним, дабы он не ознакомился с дорогами и городами, и везли его не прямым путем, а с большими поворотами, дабы показать ему этим громадность своей страны. Когда он приближался к городу (Москве ), его встречали за семь верст, причем стрельцы стояли в ряд с обеих сторон до царских палат, не считая тех, которые шли впереди; вся цель этого была та, чтобы поразить посла многочисленностью войска. Так поступали со всеми послами, которые приезжают от кизилбашей (Персиян), от цесаря, государя немецкого; из Швеции, Англии, Голландии и иных земель. Хотя бы послу путь был на один месяц, с ним кружатся на расстоянии нескольких месяцев пути. Татарскому послу назначаются ежедневно на прокорм лошади, которых татары режут и едят по своему обычаю, а равно овцы, куры, напитки и прочее. Турецкому послу ежедневно выдавалось десять овец, один бык, двадцать кур, пять уток и пять гусей, десять ок (Око = 3 1/8 фунт) масла и столько же меда, восковые свечи, дрова, напитки и пр., помимо ежедневной выдачи копейками ему и его людям. Таким же образом содержать посла кизилбашского и всех других послов, смотря по числу людей, которые с ними приезжают, и чего бы посол ни попросил, выдают ему. Со всеми этими послами они отнюдь не имеют сообщения, потому что считают чуждого по вере в высшей степени нечистым: никто из народа не смеет войти в жилище кого-либо из франкских купцов, чтобы купить у него что-нибудь, но должен идти к нему в лавку на [62] рынке; а то его сейчас же хватают со словами: "ты вошел, чтобы сделаться франком ". Что же касается сословия священников и монахов, то они отнюдь не смеют разговаривать с кем-либо из франков: на это существует строгий запрет.
В этом городе живет много франкских купцов из немцев, шведов и англичан, с семействами и детьми. Прежде они обитали внутри города, но нынешний патриарх, в высшей степени ненавидящий еретиков, выселил их по следующему поводу: идя по городу с крестным ходом, он заметил, что они не сняли своих колпаков и не осеняли чела крестным знамением пред иконами и крестами. Удостоверившись, что они франки, переодетые в платье московитов, он заставил царя выселить их не только из этого города, но даже из всех других и из крепостей и укреплений, поселив их вне города; не выселяли лишь тех, которые крестились. Их церкви, принадлежавшие им издревле, разрушили, вместе с татарскими мечетями, и не дозволили построить другие за городом среди их жителей. В особенности разрушали церкви армян, жителей Астрахани, и самих их поселили за городом. По этой причине они были вынуждены, вместе с другими племенами, открыто креститься ночью и днем.
Знай, что московский царь вовсе не имеет обыкновения брать пошлину на границах своей страны, но дает купцам, взамен их подарков ему, царские дары: соболей и прочее и назначает им содержание на все время до от езда их в свою страну-я говорю о греческих купцах. В пристани же Архангельска берут пошлину с франкских кораблей, с каждых ста пиастров десять, а также берут пошлину с московских купцов, которые ездят торговать по всему государству. Знай, что воевода, тотчас по нашем приезде, послал письмо к царю, который в это время воевал под Смоленском, и к патриарху, уведомляя их о нашем прибытии. Затем оп прислал к нашему владыке-патриарху своего грамматикоса, то есть писаря; переписать имена его приближенных и всех бывших с ним людей. Он записал наши должности и имена, одного за другим. При этом патриарх имеет возможность записать сколько пожелает. Нас и наших спутников было около сорока человек. Бедняков и торговцев, которые прибегли к нашему покровительству, мы записали в числе служителей; настоятели монастырей, нам сопутствовавшие, записались как семь архимандритов, из коих при каждом был, по обычаю, келарь или повар.
В пятницу после обедни пришел к нашему владыке-патриарху воевода. По обыкновению, кто бы ни пришел, хотя бы выше воеводы, ждет у дверей, пока мы не сходим и не доложим нашему владыке-патриарху, чтобы он приготовился и надел мантию, ибо в этой стране московитов патриарх никогда не снимает мантии и никто не может его видеть без нее, даже когда он в дороге, дабы он не умалился в их глазах,. Также и монахи никогда не снимают своих клобуков, и когда въезжают внутрь страны, тотчас приобретают себе черные мантии и надевают их, ибо без мантии не могут выходить, согласно постоянному обыкновению здешних монахов. А если увидят, что кто-нибудь из них расхаживает без мантии или без клобука, немедленно ссылают его в сибирские страны ловить соболей. Еще прежде чем мы приехали в Путивль, нам рассказывали, что один сербский митрополит приехал в эту страну. Мы знали его в Валахии: он взял от нашего владыки-патриарха письмо, которое дало ему возможность сюда проникнуть. В то время как московский патриарх совершал молебствие за царя, идя в крестном ходу по городу, этот бедняга митрополит, переменив архиерейскую мантию на шерстяную монашескую пошел немного прогуляться и поглазеть, думая про себя: "никто меня не узнает ",-чужестранного архиерея и других монашествующих лиц не пускают бродить по городу, разве только с дозволения царя для исполнения необходимых дел. Как только он вышел, его сейчас же узнали и донесли патриарху, и он немедленно был сослан в заточение в страну мрака, где есть такие монастыри. что умереть лучше, чем жить в них. Приехав затем, чтобы получить пользу, он сгубил самого себя-капитал и прибыль.
Также, когда кто смотрит-избави Боже!-на пушку или крепость, того немедленно отправляют в заточение, говоря: "ты шпион из турецкой страны". Словом сказать московиты крепко охраняют свою страну и свои владения.
Мы вышли и пригласили воеводу и он вошел. Вот каким образом являются они к архиерею, н знатные и простолюдины-как это хорошо! Сначала воевода в молчании сотворил крестное знамение и поклонился иконам, ибо в каждом доме непременно есть иконостас; также, "где бы ни садился наш владыка-патриарх, мы, по их обычаю, ставили над его главою иконостас. Затем он приблизился к нашему владыке-патриарху, чтобы тот благословил его московским благословением, поклонился ему до земли два раза и сделал поклон присутствующим на все четыре стороны, а потом начал речь. Он насилу согласился сесть по приглашению нашего владыки-патриарха, и всякий раз, как наш владыка обращался к нему чрез переводчика, он вставал, и, дав ответ, садился. Наш владыка-патриарх завел с ним речь о настоятелях монастырей. Воевода отвечал ему: "Я имею приказания только о том, чтобы, как скоро твоя святость прибудет, отправить тебя внутрь страны. [65] Мы ждем уже около двух лет. Но кроме твоих людей мне о других не приказано". Наш владыка стал уговаривать его, и они записал их имена для пропуска. С нами было не сколько бедняков, для которых ничего нельзя было сделать, кроме того, что воевода дал им милостыню и вернул назад: их труды и злополучия, беспокойства и расходы во время пути от Валахии пропали даром. Вот, что случилось. Воевода приготовил для нас конак (Дом важного или должностного лица) и большое помещение для лошадей, повозок с их принадлежностями и для служителей при них. По своему обыкновению, они никогда не позволяют, чтобы кто-либо брал с собою лошадей и каруцы внутрь страны,-исключение было сделано для экипажа и лошадей нашего владыки-патриарха-- но воевода дает каждому каруцу с лошадью, или казенные арбы называемые по-турецки улаклак, а на их языке фодфодж (подводы). Они даются безвозмездно, но от города до города, и это превосходная предусмотрительность, ибо лошади наши или других совершенно не в состоянии справиться с здешними дорогами и трудными, опасными местами, как об этом будет сказано. Что касается прочих наших спутников, то не которые из них продали своих лошадей за четверть цены, а иные оставили их на хранение при своих служителях, чтобы те ходили за ними на их иждивении, пока они не возвратятся; при этом всякое животное съедает вдвое или трое более своей стоимости. Было решено с воеводой, что он приготовит сорок три каруцы с лошадями для нас и наших спутников. Так и было сделано. Под конец он попросил нашего владыку-патриарха отслужить у него в воскресенье обедню в крепостной церкви, а в понедельник отправиться в путь. Так и было. Затем воевода удалился. [66]