Страница 5 из 5
Он отбросил руку Коробейникова, забыл про свою даму и пошел по аллее, громко бормоча:
— Галатея… Таврия… Химволокно… Я говорил на худсовете — преждевременно! Народ не поймет! Нет… голую бабу им подавай!
С этого момента Коробейников стал разбираться в искусстве. Он хотел крикнуть вслед: «Катись отсюда, Пигмалион!», но в его сердце будто врубился отбойный молоток. Он упал на асфальт, а дама завизжала.
К удивлению врачей, Коробейников очнулся в сентябре. Лето куда-то подевалось… Рядом сидела его жена и вязала. Он сказал ей:
— Искусство нельзя… того… до лампочки. А то все они разбегутся.
Потом он заснул, и ему приснилось, что он сам был когда-то каменной статуей с блокнотом в руке, и вот… того… ожил под влиянием сильного чувства.