Страница 22 из 45
и даже перед шаром снимем шляпу:
лишь только то высокий смысл имеет,
что узнаёт в своей природе бесконечной.
Шар бесконечная фигура.
- Мне кажется
я просто дура.
Мне шар напоминает мяч.
Но что такое шар?
Шар деревянный,
просто дерева обрубок.
В нём смысла меньше, чем в полене.
Полено лучше тем,
что в печь хотя бы легче лезет.
Однако я соображаю:
планеты все почти шарообразны.
Тут есть над чем задуматься,
но я бессильна.
- Однако я тебе советую подумать:
чем ниже проявление природы,
тем дальше отстоит оно от формы шара.
Сломай кусок обыкновенного гранита
и ты увидишь острую поверхность.
Но если ты не веришь мне, голубка,
то ничего тебе сказать об этом больше не могу.
- Ах нет, я верю,
я страдаю,
умом пытаюсь вникнуть в суть.
Но где мне силы взять,
чтоб уловить умом значенье формы.
Я женщина,
и многое сокрыто от меня.
Моя структура предназначена природой
не для раскрытия небесных тайн природы.
К любви стремятся мои руки.
Я слышу ласковые звуки.
И всё на свете мной забыто
и время конь,
и каждое мгновение копыто.
Всё погибло. Мир бледнеет.
Звезды рушатся с небес.
День свернулся. Миг длиннеет.
Гибнут камни. Сохнет лес.
Только ты стоишь, учитель,
неизменною фигурой.
Что ты хочешь, мой мучитель?
Мой мучитель белокурый?
В твоём взгляде светит ложь.
Ах, зачем ты вынул нож!
6 августа 1933 года
* * *
Мне стариков медлительный рассказ противен.
Пока тягучее скрипит повествованье,
Начало фразы в памяти бледнеет,
И всё, что будет наперёд, уму понятно.
Старик всегда, особенно разинув рот,
Пытается ненужную фамилию припомнить,
То спотыкается на букву ы,
То выпучит глаза - молчит,
И кажется, что он способен задохнуться.
То вдруг, подхваченный потоком старческого вдохновенья,
Летит вперёд, местоименьями пересыпая речь.
Уже давно "они" кого-то презирают,
Кому-то шлют письмо, флакон духов и деньги.
Старик торопится и гневно морщит брови,
А слушатель не знает, кто "они".
<середина 1930-х годов>
* * *
Молвил Карпов: я не кит
в этом честь моя порука.
Лёг на печку и скрипит.
Карпов думал: дай помру-ка.
Лег и помер. Стрекачёв
плакал: Карпов табуретка
то-то взвоет Псковичёв
над покойным. Это редко.
В ночи длинные не спится
вдовам нет иных мужей
череп к люльке не клонится
мысль бродит веселей.
мысль вдовы:
Вот люди
была я в ЗАГСЕ
но попала с черного крыльца на кухню.
А на кухне белый бак
кипятился пак пак.
<между январем и августом 1930 года>
* * *
Молчите все!
А мне молчать нельзя:
я был однажды в Англии, друзья.
Передо мной открылся пир:
сидело сорок человек
на креслах стиля пол-ампир,
прекрасно приспособленных для нег.
Зал освещало электричество.
Я вижу: вдруг Его Величество,
рукой мантилью скинув с плеч,
произнести готово речь.
Тут сразу мухи полетели,
производя особый шум,
а все испуганно глядели
и напрягали тщетно ум.
Вдруг входит в зал в простой накидке
какой-то странный гражданин
и, королю дав под микитки,
садится мрачно в цеппелин,
и, заведя рукой пружину,
ногами быстро жмёт педаль,
и направляет вверх машину,
и улетает быстро вдаль.
Сначала все остолбенели:
не слышно было вздоха.
Потом тарелки зазвенели,
и поднялась ужасная суматоха.
Король зубами грыз подушки,
то в стену стукал кулаком,
то, приказав стрелять из пушки,
скакал в подштанниках кругом,
то рвал какую-то бумагу,
то, подскочив нежданно к флагу,
срывал его движеньем воли,
то падал вдруг от страшной боли.
24 августа 1933 года
От знаков миг
Морковь (вылетая из земли)
Я задыхаюсь в этих кучах,
дай на воздухе побегаю.
Сорок лет жила я в бучах,
не дружна была я с негою.
Корни в землю уходили на много вёрст.
Ой, помогите же мне из ямы вылезти на траву,
дайте мне возможность посчитать блага народов.
Что-то силен турков ропот,
немцев с ангелами прерыкания.
Слышу я французов опыт
земледельческих расчётов,
англичан возмущение за травлю быка.
В лодке смерти возмущение
заставило путника от смеха держаться за бока.
Тут русских дела чище,
к ним я кинусь учить азбуки.
Не сложна времён корзинка,
быстрые формулы заменят нам иные способы передвижения.
Всех сын
Корень, вырази видение твоих праотцов,
им тучные гряды навеяли пророчество.
Многолетнее безделие развило в них способность угадывать завтра.
Ты, пасынок подземных жрецов,
помнишь наверно мосты древних песней.
Не говорится ли в них о нашествии геометрических знаков?
Мне это всех вопросов интересней.
Морковь
Как же, как же,
совершенно неслучайно
значки вырабатываются правительствами.
пятиконечную звезду никто не станет вешать вверх ногами,
и плотник сам не ведает больших дел своего труда.
Однако я спешу туда,
где свет вгоняет гвозди в лоб.
Всех сын
Я за тобой помчусь,
ленивая дочь гряд.
Смотри над облаками
летим с тобой подряд.
Сына пожалей.
Подари меня улыбкой,
из веревочки налей
слезу пущенную глыбкой.
Тут нет сомнения о случаях земного верчения.
Она летит вокруг солнечного шара
без малейшего трения. В кольцах пожара
гибнут мирные домики.
Я вижу зонтик стоит на верхушке Меркурия
это житель, человек иных условий,
он дышит лентами и всю жизнь размышляет о вилке.
Морковь
Не завидую, не завидую.
Уж лучше в земле монахиней сидеть.
Всех сын
Ага,
вот проблеск земножительницы ума.
Сидела б в грядке ты кума.
Морковь
Скорей беги ко мне на подмогу
Илья, веник Чуговой!
Пустим вверх его ко богу,
поднимает пусть он вой.
Хорошо говорить о правилах,
пробыв на поверхности земли с рождения.
Тебе голубок сравнивать-то не с чем.
Всех сын
Смотри морковь, наш спор затянется.
Ты сама ведь знаешь только одну сторону дела.
Ты когда-нибудь в глаза горы глядела?
Морковь
Глядения Лебеди слишком ничтожны,
и слуха корзины совсем не цари.
О чувствах я не говорю! о чувствах я не говорю!
Ни осязание, ни вкус,
ни обоняние, ни слух,
ни зрение, ни орхидея
не спасут тебя вертопраха-злодея.
Осязание
Моя лошадка плюговата,
я то кумир, то вата.
Обоняние
Мой тетерев сопляк,
я ландыш, дереву земляк.
Добегу до глотки рьяно,
начинаю излучать там
волны синие буяна.
Возбуждение бежит по мачтам
в центр мозговой.
Голос дружит с Иеговой.
Слух и зрение
Мы дочери лета
болонки балета
карты шоколадного пистолета.
Всех сын
Пройдёт над миром пчела сладости,
переживёт всех нас дух радости.
Не вы ли, чудная морковь,
спешите в нашу кровь
увеселить биенье жил?
Я двадцать пять лет палкой жил,
не зная слов владычества.
Христос однажды спас язычество
от нападения воздушных раков.
А я спасусь от пяти чувств
и от нашествия геометрических знаков.
Морковь
Удаляюсь в край нетах,
ваше здравие в летах,
повторяю каждый миг.