Время зимы

Дождавшись, пока шорохи немного утихнут, Хани собралась с силами, мысленно попросила Скальда быть к ней милостивым, и громко, как могла, произнесла:

— Светлого праздника вам, воители Северных земель! Пусть Ночь талого снега благословит вас светлым чудом и пошлет тихого года вашим семьям и покоя всему Артуму!

Губы Талаха тронула тень улыбки, за которой Хани прочла молчаливое ободрение. Мужчины, между тем, нестройным хором, пожелали ей умножать мудрость и жить долго во славу Севера. Обмен речами прогнал тяжелый гнет, что поселился в Западном зале и даже Торхейм, казалось, смирился.

— Теперь самое время поговорить о походе на юг, — как можно спокойнее предложила Хани, опасаясь, что нить доверия, еще хрупкая и тонкая, лопнет от неосторожного слова. — Ночь сегодня особенная, боги все слышат, Скальд и дочь его Мара дадут знак своим верным детям, как стоит поступить с шарашами. Вожди напряжено ждали, что ответит Торхейм. Ждала и Хани. Конунг свел брови, потеребил косицы в бороде, и, наконец, дал ответ.

— Мы собрались тут советом, почтили хмелем праздник Артума, проводили снега. Теперь боги, если будет им угодно, станут нам на выручку. Будем держать совет и пусть фергайра эта, — он указал на Хани, — видит и слышит каждое слово, и знает, что мужи Севера не трусят и поступают по велению разума.

Посуду быстро прибрали со стола, заменив ее картой: большой пергамент местами заворачивался и лоснился, но выжженные клеймами рисунки навсегда отпечатались на коже.

— Как же твари Шараяны пробрались через весь север? — Спросил один из вождей, лицо которого показалось Хани смутно знакомым. Он поглядел на карту, задумался ненадолго, и добавил: — Никто их не заметил, ни зверь не учуял, ни разведчики.

— Продолжай, Берн, — велел владыка Севера.

Поглядев на рассеченную губу мужчины, девушка вспомнила, что уже видела его подле трона Конунга, днем, когда пришла сюда вместе с фергайрами. Берн был сыном Конунга, но, судя по тому, что не носил его герба на своих одеждах, был рожден не от законной жены Торхейма. Северяне чтили святость брака, но с не меньшим усердием чтили и женское лоно, и свое семя в нем. Далеко не все из рожденных младенцев доживали до года, потому мужчины стремились оставить после себя как можно больше наследников, чтоб род северян никогда не истощился. Но дети, что рождались без брака, навсегда становились «хора» — рожденными за глаза богов, без их согласия. Их уважали, почитали за деяния или мастерство, но они не имели права входить в отчий дом, совершать кровную месть и носить имя отца. Впрочем, незаконных детей в артумских землях было предостаточно.

— Шараши никогда бы не полезли в воду, — исполняя волю отца, снова заговорил Берн. — Значит, они бы не прошли по воде.

— Эти твари и корабль не знают как сколотить, — скорчил гримасу отвращения вождь, в грубых одеждах с воротом, отороченным цельной волчьей шкурой. Раскроенная пасть хищника скалилась под квадратным подбородком мужа, точно вторая голова.

— Они могли пройти подземными ходами, — предположил Талах.

Вожди загалдели. Нет под Артумом подземных ходов, чтоб о них никто не проведали, а те, что были, прочесывались постоянным дозором вдоль и поперек.

— Сколько зим уж я приглядываю за лазами, что прорыли шараши, — взял слово грузный северянин, чей голос был подобен звуку, что рождает боевой рог, — ни разу мне не встречалось, чтоб подземные ходы были такими длинными.

— Но они их роют и делают это быстро, — стоял на своем Талах.

Хани захотелось поддержать его, но она хранила молчание, заключив чувства в камень. Ее дело слушать, глядеть по сторонам и ничего не упускать, как велели сестры.

Северяне же, между делом, затеяли громкую перепалку. Слова летали от одного к другому, будто острые копья. Вожди перемежали речь бранью, ничуть не стесняясь поминать и харстов зад, и отросток старого барана, которым в царстве Гартиса поимеют всякого, кто при жизни давал глупые советы.

— А ну-ка замолкли, чтоб вас драли шараши в Пепельных пустошах! — Торхейм так грохнул кулаком об стол, что грузная столешница едва не треснула. — Пусть шамаи закончит, а мы послушаем. Мужчины мигом поутихли. Талах поблагодарил Конунга и продолжил:

— Я думаю, что нужно послать отряд с разведчиками в Пепельные пустоши. Пусть кто-то из вождей возьмет своих людей и прочешет все, от границы, заглянет в каждую щель, поднимет каждый камень.

— Разумно, — поддержал статный мужчина, возраста едва ли старше самого шамаи. Он держался прямо, чистый взгляд полнился отвагой. Скажи ему Торхейм» «Поезжай немедленно!», мигом вскочит на коня. — Я готов, если позволишь, владыка. Под моим стягом три сотни воинов.

— Горячий какой, — пробубнил муж с волчьей головой и та будто бы сверкнула мертвыми глазами, выражая согласие. — Как бы худа не вышло.

— Кород, что ты все бормочешь, словно ума лишился, — осадил его Берн. — Хочешь что сказать — говори громче, чтоб все услышали.

— Можем разворотить крысятники. — Кород с тоской зыркнул на чаши с пивом, что отодвинули на самый край стола, пожевал губами. — Что станет, если людоеды заприметят войско у своих границ? Как бы не взяли нас в тиски, владыка.

Хани видела, как морщины перепахали лоб Конунга. Он вдруг сделался таким уставшим, что ей невольно захотелось утешить его хоть бы одним словом. Храни молчание и гляди в оба, подсказал внутренний голос, почему-то говоря на манер Фоиры. Хани оглянулась, так сильно было ощущение присутствия фергайры. Позади была лишь стена, да кованная оружейная подставка с парой топоров и мечом для двух рук.

— Ирт, делай, как решил, — огласил свое решение Торхейм. — Да будь осторожнее, чтоб без лишнего шума.

Молодой вождь сорвался с места. Кород недовольно поерзал на лавке, но не посмел возразить решению правителя. Мужи Севера пожелали своему собрату по оружию благословения Скальда в пути. Стоило Ирту выйти, обсуждение за столом возобновилось. Северяне склонились над картой, тыкали пальцами то в береговую линию, то в гряды холмов, тех самых, которыми Хани довелось совсем недавно перебраться. Кто-то предложил идти по тракту. Девушка уже собиралась предупредить, но Кород обогнал ее.

— По тракту не пройти, — проворчал он. Кород остался единственным, кто не сдвинулся с места, будто ему дела не было до военного совета. Зато он с вожделением не отрывал взгляда от кружек. — Новую дорогу еще не проложили, а моста как не было так и нет.

Конунг скрипнул зубами, сжал кулаки с такой силой, что костяшки ощерились, выпирая из-под натянутой кожи. Они обменялись взглядами с Берном — сейчас оба, и отец и сын, были будто отражениями друг друга, с разницей в пару десяткой лет.

— Можно переправиться вплавь, — сказал Берн. — Нынче вернулись из походов корабли, мы легко доберемся за два-три дня.

— Нельзя сходить на воду, не получив разрешения владыки морского, — сказал коротконогий северянин, в приплюснутом шлеме.

— Правильно, таков порядок, — вторил ему низкий бас. — Сперва ритуал.

— Вам не хуже моего известно, что ритуал отложит поход еще на день, — напомнил Торхейм.

— Если с нами будет фергайра, она успокоит духов воды.

Слова принадлежали Берну и, как только затих последний звук, все взгляды обратились в сторону молодой колдуньи. Нутро Хани собралось тугим комом. Должна ли она говорить, что никогда прежде не говорила с духами воды, один вид которых повергал в ужас всякого смертного. Да что там, Хани видала охранников морей лишь на гравюрах в книгах. Многие морские духи были столь велики, что топили целые армады кораблей.

— Нельзя! Не порядок! Кому — сопливой девчонке?! — Разом возмутились воители.

— Вы говорите с фергайрой, колдуньей Белого шпиля, — напомнил Талах. Он оставался спокоен, но слова его прогрохотали в стенах зала точно колокол, сметая разом всякое неуважение.

Нехотя, вожди склонили головы и попросили Хани не гневаться. Она отвечала улыбкой. Слова не шли, словно она разучилась говорить. Зачем Талах смотрит так, будто верит, что она и вправду справится с морским духом? А Эрик того и гляди обернется зверем и разорвет. Настойчивый шепот Фоиры продолжал твердить одно и то же: гляди в оба, ты — наши уши, ты — наши глаза.