Пуля ставит точку

И после всего, что пережил сегодня Крамер, это было для него уже слишком. Нервное напряжение чуть ослабло, как бывает, когда человек среди пустых бутылок вдруг обнаружит полную: он вспомнил, что сегодня четверг — и что у вдовы Фурье по четвергам выходной. Тогда он свернул на первом же перекрестке налево и загнал машину на подземную стоянку.

После двух звонков вдова открыла ему, немного заспанная, в домашнем халатике.

— Где дети?

— Где-то гуляют с Элизабет.

— С кем?

— С моей новой черной служанкой. Ее нашла мне Соня — и такую чистоплотную… Крамер устало усмехнулся.

— Проходи, Тромпи, а то меня увидят.

Войдя внутрь, он оперся о дверь, щелчок замка резанул его по нервам. Вдова ушла в спальню. Когда заметила, что Крамер не последовал за ней, обернулась, чуть распахнув халатик. Под ним не было ничего.

Крамер шагнул к ней, она закрыла глаза, он их нежно поцеловал. Потом прикрыл её наготу.

— Найдется "Лайфбой"? Хозяйка заморгала.

— Об этом бы мне следовало спросить тебя, — отрезала она и тут же пожалела об этом. — Нет, никуда не ходи, останься здесь. Садись в кресло. Я согрею воду.

Но Крамер садиться боялся. Остался стоять, пока она не вернулась и не раздела его, очень нежно, просто как мать.

— Это не "Лайфбой", — возражал Крамер, пока она вела его в залитую солнцем ванную. — Выйдя отсюда, я буду пахнуть как какая-нибудь вертихвостка.

Вдова Фурье в ответ бросила в пенившуюся воду ещё горсть ароматической соли. Знала, как он это любит.

Первое, что он сделал, оказавшись в воде — схватил пластмассовую игрушку и запустил ею в коридор.

— Ну, у тебя и настроение, — вздохнула вдова. — Энни так любит эту уточку. Не помнишь, ты же её сам принес?

— Ну и что?

— Но посмотри, Тромпи…

— Погорячее, пожалуйста…

Забыв об уточке, он сосредоточился на игрушечном катере. Ванна была просторной и глубокой, и, плавно шевеля плечами, ему удалось создать такое течение, которое подхватило катерок и понесло его по всей длине ванны. С третьей попытки катер засел на рифах на его волосатой груди.

— Ты большой ребенок, — ворчала вдова, завязывая поясок. — Полагаю, ты хочешь яйца и жареную картошку?

Крамер уснул. И спал так долго, пока она не попыталась подогреть воду, которая удивительно быстро остыла, несмотря на жаркий день.

— Нет, оставь, не надо, — протянул он. — Так похоже на капское озеро летом.

Тогда вдова села на корзинку с бельем и прикурила две "лаки страйк". Крамер, вытерев руку, взял одну. И начал рассказывать.

Наконец она спросила:

— Как выглядел Гершвин, когда сознался? Словно ему сразу полегчало, как говорят в радиопьесах?

— Ну да. Весь сиял. Просто до ушей.

— Этого я понять не могу, что-то уж слишком странно. Теперь его повесят, да?

— Послушай, это так просто. Чего каждый человек боится? Неизвестности. А теперь он уже знает.

— Все равно тяжело добиться толку от такого негра, как он.

— Это правда.

— Зонди прекрасно их понимает. Катерок утонул под его рукой.

— И это правда.

На поверхность поднялись пузырьки.

— Почему ты молчишь?

— Да так.

— Не видишь между этими двумя случаями никаких связей — и это тебя мучает?

— Естественно, ведь мы потеряли целую ночь. Скажу тебе прямо. Гершвин убил Шу-Шу из-за какой-то ерунды, ты же знаешь, каковы негры, а теперь попытается для суда выдумать какую-нибудь историйку. Так бывает всегда, даже если — знают, что от петли не уйти.

— Ты, например, имеешь в виду утверждение, что был приказ от никому неизвестной банды, чтобы убили того-то и того-то, иначе худо будет…

— Да, нечто в этом роде, или сказочку о злых духах, которые нашептывали им всякие гадости. Только с самого начала это звучало неправдоподобно, потому что не знал названия этой банды. Мы просто не дали ему возможности его придумать, вот и все.

— Тромпи, а если он действительно что-то услышал?

— Глас свыше? Ладно, положим, существует банда, по приказу которой такая мелкая рыбешка как Гершвин идет на все и попадает в неприятности. Положим, та же банда стоит за убийством мисс Ле Руке. Разве правдоподобно, что такая организация, использующая нанятых профессионалов, доверила хоть что-то такому ничтожеству, как Гершвин?

— По-моему, ты говорил, что был удивлен его организационными способностями? Ведь это счастливый случай, что вы так быстро нашли тело Шу-Шу. Оно могло там пролежать и годы, так что, потом кто-то стал бы беспокоить Гершвина? Разумеется, нет. Вы ведь пальцем не шевельнули, когда Шу-Шу искалечили. И вот еще: если бы его просто нашли мертвым, стал бы кто-нибудь искать следы от спицы?

— Милая моя, но то, что мы быстро нашли Шу-Шу не было случайностью — это было логическое развитие дела Ле Руке. Зонди следил за ним.

— Но они же не предполагали, что так случится. Тут вам повезло.

Крамер начал намыливать волосы.

— Ты как хочешь, но все это только теория. Единственное, что из этого следует, — что существует банда с неизвестным нам названием, которая убирает белых девиц и черных нищих. Попробуем с этого конца.

Вдова Фурье встала и вернулась с новой пачкой сигарет. Крамер сполз под воду, чтобы сполоснуть волосы, так что на поверхности остались только нос, рот и колени. К её удивлению, в таком положении он снова заговорил.

— Я твердо знаю, что Гершвин Мкизе убил Шу-Шу, — губы его потешно шевелились, — и твердо знаю, что даже если все слова Гершвина — правда, нам он больше ничего рассказать не сможет.

Впечатление было необычайное, как сцена из какой-то легенды о пророчестве, доносящемся из-под воды. Вдова стояла как завороженная. Но больше Крамер ничего не сказал. С громким плеском вынырнув, потянулся за полотенцем. Вдова машинально подала его, думая о чем-то другом.

— Ну, а как же с Шу-Шу? — спросила она. — Он-то должен был что-то знать — и из-за боязни, что он продаст, его и убрали?

— По утверждению Гершвина, Шу-Шу мог знать немало — только все это были домыслы. И вот тут-то он сломался.

— Домыслы какого рода?

— Гершвин молол что попало, да ещё все время путался, пытаясь говорить на своем жутком английском, как обычно. Мы нажали на него как следует, но ничего не добились. Факт тот, что Гершвин в конце концов и сам запутался: человек не может слишком много знать о ком-то другом. Поэтому он говорил о людях, которые отдавали ему деньги — ну, вроде Шу-Шу — и о тех, кто ему их не отдавал, и о советниках, и о машине мэра, и все это казалось ему ужасно важным, все, что он знал о всяких важных людях, на которых Шу-Шу целыми днями таращился со своей коляски перед мэрией. Я был уже сыт по горло. В конце концов мы даже не стали записывать, просто дали ему говорить, пока не сомлел.

— Ты что-нибудь из этого помнишь?

— Нет. Говорю тебе, всякая ерунда.

— Но постарайся хоть что-то вспомнить. Думаю, ты счастлив, что делаешь такую интересную работу.

Крамер понял, что сегодня она была счастлива за него. В конце концов, — сказал он себе, — пора уже ей стать счастливой. И только для того, чтобы поддержать это настроение, сказал:

— Последними его словами были "паровой каток".

— Паровой каток, — медленно повторила она. Крамер внимательно взглянул на нее.

— Повтори ещё раз.

Та не знала, что и думать.

— Паровой каток… это же сказал ты.

— Да, но—не так!

— Господи, Тромпи, что ты расстраиваешься из-за ерунды…

Вдова Фурье успела дойти до двери, прежде чем Крамер успел сказать:

— Понимаешь, — тихо сказал он, — ты произносишь это как какое-то название.

Обернувшись, она поняла. И вздрогнула.

Ван Ниекерк довольно успешно справился со своим делом. Всю жизнь он носил при себе целую батарею авторучек, держа их наготове в нагрудном кармане.

Одна была с фиолетовыми чернилами, другие — с красными, черными, зелеными, синими и солидными темно-синими. Проблема была в том, что очень редко удавалось ему использовать их все зараз, но теперь…