Весна - лето

Юлька бежала на шаг сзади. Винтовку она просто оставила в вертолете - тяжела - и бежала с голыми руками. Только выкидной нож болтался в правом наколенном кармане... Уже окровавленный ею клинок был убран, но она знала, что теперь она сможет ударить - и не закроет глаза.

Слева от Олейника бежал Юра. Бежать с привычным своим оружием он долго не мог - рухнул наземь, прицелился - и шипящий звук ушедшей к цели гранаты отметил его участие в атаке. Не то снег, не то песок запо- рошил ему глаза, он потер их и начал перезаряжать гранатомет.

Конни лежал рядом. Аккуратно установив, крепко уперев в плечо приклад, он нажимал спуск калашниковского ручного пулемета. Держал он его удивительно твердо для силенок пятнадцатилетнего пацана.

А сзади уже накатывали изломанными шеренгами танки, и в одном из них, у рации, сидела Ютта. Грязный пот тек по ее лицу, насквозь промокла майка, и в какую-то секунду, расслабившись, она едва не выбила себе зубы, когда танк швырнуло на остатках бетонного заграждения. Но обошлось - она только потрясла головой, чтобы избавиться от звона в ушах.

И уже разворачивался за танковыми волнами полевой госпиталь, и Галя бежала рядом с носилками, на которых лежал раненный в обе ноги огромный, голый по пояс негр, бежала, высоко поднимая колбу, из которой по тоненькому шлангу стекала в негритянскую вену консервированная кровь. И на бегу она изумлялась - одышки не было совершенно. В ее-то годы!..

Утром она умылась и гладко причесалась, не глянув в зеркало. И потому не знала, что за ночь вернулась пигментация, и ее волосы потемнели. В принципе такого не бывает, но как чудо - возможно.

А над головами атакующих, над танковыми колоннами, над штабными машинами, ощетинившимися длинными гибкими антеннами, над подвижными стартами противотанковых ракетных снарядов проносились "миражи", и где-то впереди с далеким грохотом распускались цветные павлиньи хвосты ракетных разрывов.

И все спускались и спускались вертолеты, все прыгали и прыгали на не то снег, не то песок солдаты...

И откуда-то сверху, над вертолетами и даже над треугольными мгновенными тенями самолетов, гремела, перекрывая взрывы и стрельбу, музыка - "Ame-rican patrol" в вечнозеленом миллеровском испол- нении.

5

- Выключи звук, - сказал лысый.

Генерал отодвинул на всю длину руки от старческих дальнозорких глаз пульт дистанционного управления, поискал кнопку, прижал.

Звук исчез. В полной тишине по гигантскому экрану стоящего посреди бункера телевизора продолжали бежать, целиться, полосовать очередями пятнистые солдаты, в тишине летели самолеты, мчались, взлетая на хол- мы и проваливаясь в складки не то снега, не то песка, танки, снижались вертолеты - в тишине...

- Похоже, что возьмут они нас, как детсадовцев, - сказал седой.

- Вы сами требовали придумать место, и не моя вина, что оно так придумалось, - сказал Сочинитель.

- Заткнулся бы ты, писатель херов... - рыкнул генерал, но седой не дал ему разойтись на продолжение реплики.

- Творцом себя, значит, мните, креатором, - усмехнулся он, поворачиваясь в вертящемся кресле к Сочинителю. Все в бункере сидели в таких креслах, расстав- ленных в несколько полукруглых рядов перед телевизором. Тихонько гудел кондиционер, дул легкий сквознячок, и было точное ощущение начальственного просмот- ра где-нибудь на даче в Пицунде или Крыму - впрочем, это и был просмотр...

- А он и есть творец, - вызывающе сказала Любовь, и Сочинитель дернулся: он терпеть не мог, когда женщина вступалась за него. - Он и есть творец, в чем вы вполне теперь и убедились...

Ольга молчала, смотрела в сторону. У ног ее сидели такса и кошка. Андрей с каменным, мертвым лицом курил, не глядя давил в пепельнице окурки, неотрывно смотрел на экран. Ника задремала, свернувшись в кресле - точно материнской манерой.

- Творе-ец, - иронически протянул седой. - Так себе, творец-то... Хоть с имен начать. Сочинитель и Любовь... Ничего не напоминает, а? Это уже и не эпигонство даже, а прямой плагиат... Да и сама любовь приду- мана тоже не очень. Постель, постель, постель... Трахаются с деталями весьма выразительными, не откажешь. А больше ведь ничего и нет, согласитесь. Женщина совершенно ходульная получилась, по облакам эротическим ступает, а у нее, между прочим, дочь, муж, дел невпроворот, семейство, хлопоты, посуды немытой к вечеру полная раковина... Уж не говорю о других персонажах - тени, статисты...

- Много требуете от сказки, господин рецензент, - сказал Сочинитель. - Конечно, самое последнее дело - собственное сочинение оправдывать, но замечу: вам как критику разница между романтическим сном и психологической бытовой прозой должна быть понятна.

- Ладно, - согласился седой, - пусть романтика. Хотя хороша романтика с минетом и всем прочим... Волосы непотребные описывать вот и вся ваша романтика. Да стрельба, как в паршивом видешнике... Ладно. Лучше поговорим о главном. Значит, вы считаете, что достаточно нам было напугать его неудачным покушением, чтобы он всю страну в свой страх поверг? Легко вы историей распоряжаетесь. По-детски. Или посочинительски, что одно и то же. А вот я, да и любой серьезный человек, вам так скажем, - тут он слегка двинул рукой в сторону лысого, чтобы дать понять, кто серьезный человек, - так скажем: он и без нашего напоминания, без ваших террористов двинулся бы в эту же сторону, ясно? Потому что есть такое понятие: историческая необходимость. Вам, конечно, как махровому идеалисту, чуждое... Так вот - в силу этой самой необходимости не мог он быть другим. И рано или поздно за ум взялся бы... Без нас власти нет, потому что мы сила. Мы, собственно, и есть только сила, такова наша сущность - сила, и все. А власти нет без силы, а его нет без власти... Вот и цепочка. И никаких приключений не требуется. Так что зря мы за вашим Сюжетом пошли. Особенно Ване он понравился - стрельба... Ну, с генерала-то что возьмешь? Но вы...

- Сила, необходимость... - Сочинитель потянулся прикурить, и Андрей, не глядя, автоматическим жестом передал ему зажигалку. - Вот вы-то и есть идеалисты, господа материалисты. Чепуха все это... Есть известное человеческое качество - трусость. Никакой это не идеализм, а натуральнейшая реальность. Струсил он... А самый страшный человек напуганный человек. На все пойдет, тормоза забудет...

- Поначалу вы и нас в этом убедили. - Седой пожал плечами. - А теперь я, во всяком случае, ясно вижу, что все это не имело значения. И если вы с вашими друзьями, - он ткнул в сторону экрана, по которому приближалась атака, - сейчас нас перестреляете, ничего не изменится. Логика такова, что...

- Кто кого перестреляет, сейчас решим, - раздался голос лысого. Он вдруг оказался стоящим перед телевизором и закрывающим беззвучный экран. В руках его был короткоствольный "калашников". Вечный желтый огонь вспыхнул и тут же погас в остановившихся глазах. - Сам говорил, писатель, что у нас собственная воля есть? Ну, вот и пришло время для нее... Конец твоему Сюжету. И тебе вместе с твоими бабами...

Сочинитель встал и сделал шаг к лысому. Тут же со своего места поднялась и подошла к нему Ольга, крепко взяла за плечо.

- Отойди, - сказал Сочинитель.

- Нет, - сказала Ольга, - я так решила.

И Любовь уже стояла, положив руку на другое его плечо.

- Красиво, но удивительно пошло, - сказал седой.

- Молчи, нежить, - сказал Сочинитель.

Лысый поднял автомат.

В стене позади него разошлись раздвижные двери, открыв кабину большого лифта.

Там были все.

И все с оружием.

Первым поднял "кольт" Олейник. Падая вперед лицом, лысый успел нажать спуск, но вся очередь ушла в пол, прошив частой строчкой голубой китайский ковер.

- Ну, - сказал Сочинитель, - вот... И в конце концов все обошлось, я же говорил. Все будет хорошо, вот увидите...

- Где? - спросила Ольга. - Где же нам будет хорошо? Где же? Скажи...

- Там, - сказал Сочинитель и махнул рукой, - там...