Страница 30 из 42
Перед своими близкими приятелями Лусто уже разыгрывал человека с весом: жизнь его наконец приобретала смысл, ему улыбнулось счастье, через несколько дней он сделается обладателем прелестного особнячка на улице Сен-Лазар; он женится, он соединится брачными узами с прелестной женщиной, у него будет около двадцати тысяч франков годового дохода; он может удовлетворить свое честолюбие; он любим молодой девушкой, он станет родственником нескольких почтенных семейств… Словом, он несся на всех парусах по голубому озеру надежды.
Госпожа Кардо пожелала посмотреть гравюры к роману «Жиль Блаз», одной из богато иллюстрированных книг, выпущенных тогда французскими издателями, к Лусто как-то вечером принес г-же Кардо первые отпечатки гравюр. У супруги нотариуса был свой план: она попросила книгу лишь с целью возвратить ее, она искала предлога для неожиданного посещения своего будущего зятя. Взглянув сама на его холостяцкое житье, которое муж изобразил ей как нечто очаровательное, она узнает о нравах Лусто гораздо больше, чем из любых рассказов. Ее золовка, г-жа Камюзо, от которой была скрыта роковая тайна, страшилась этого брака для племянницы. Сын г-на Камюзо от первого брака, советник суда, сообщил своей мачехе, сестре нотариуса Кардо, вещи, не слишком лестные для журналиста. Лусто, человек проницательный, не увидел, однако, ничего странного в том, что жена богатого нотариуса желает посмотреть пятнадцатифранковую книгу, прежде чем ее купить. Умный человек никогда не унизится до размышлений о поступках буржуа, цель которых ускользает от него из-за этого невнимания; и пока он над ними насмехается, буржуа успевают связать его по рукам и ногам.
В первых числах января 1837 года г-жа Кардо с дочерью взяли фиакр и отправились на улицу Мартир, чтобы вернуть выпуски «Жиля Блаза» нареченному Фелиси; обе были в восторге, что увидят квартиру Лусто. Такого рода обыск весьма принят в старых буржуазных семьях. Привратник Этьена был в отсутствии; но дочь его, узнав от почтенной буржуазной дамы, что она говорит с будущей тещей и невестой г-на Лусто, охотно дала им ключ от квартиры Лусто, тем более что г-жа Кардо сунула ей в руку золотой.
Было около полудня — время, когда журналист возвращался домой после завтрака в «Английском кафе». Переходя пространство между церковью Лоретской богоматери и улицей Мартир, Лусто случайно взглянул на наемную карету, поднимавшуюся по улице Фобур-Монмартр, и ему показалось, будто перед ним возникло видение в образе Дины! Он застыл на месте, убедившись, что за дверцей фиакра действительно сидит его Дидина!
— Зачем ты приехала? — воскликнул он.
«Вы» было невозможно сказать женщине, которую предстояло отправить обратно.
— О любовь моя! — воскликнула она. — Разве ты не читал моих писем?..
— Читал, — ответил Лусто.
— И что же?
— И что же?
— Ты — отец! — воскликнула провинциалка.
— Вот как! — сказал он, не замечая бесчеловечности этого восклицания. «Так или иначе, — соображал он про себя, — а надо приготовить ее к развязке».
Он сделал знак кучеру остановиться, подал руку г-же де ла Бодрэ и оставил кучера с каретой, полной чемоданов, дав себе твердое обещание «безотлагательно, — как он про себя выразился, — отправить даму со всеми ее пожитками туда, откуда она приехала».
— Сударь! Сударь! — окликнула его маленькая Памела.
Девочка не лишена была сообразительности и поняла, что три женщины вместе не должны встречаться на квартире холостяка.
— Ладно, ладно! — отмахнулся журналист, увлекая Дину.
Тогда Памела подумала, что эта незнакомая дама, наверно, родственница; все же она добавила:
— Ключ в дверях. Там матушка вашей невесты.
Смущенному Этьену сквозь поток фраз, которыми осыпала его г-жа де ла Бодрэ, послышалось: «Там моя матушка» — единственное, вполне возможное для него обстоятельство — и он вошел. Его невеста и теща, находившиеся в это время в спальне, забились в уголок, увидев Этьена с какой-то женщиной.
— Наконец-то, мой Этьен, мой ангел, я твоя на всю жизнь! — вскричала Дина, бросаясь ему на шею и крепко его обнимая, пока он запирал дверь. — В этом замке Анзи моя жизнь была беспрерывной мукой, я больше не могла терпеть, и когда пришло время объявить о том, что составляет мое счастье, у меня на это не хватило сил. И вот я здесь… твоя жена, мать твоего ребенка! О! Не написать мне ни разу! Два месяца держать меня в неизвестности!..
— Но, Дина, ты ставишь меня в затруднительное положение…
— Ты любишь меня?..
— Как тебя не любить?.. Но не лучше ли было остаться в Сансере?.. Я нахожусь в величайшей нужде и боюсь, что тебе придется ее разделить…
— Твоя нужда будет рай для меня. Я хочу жить здесь и никогда не расставаться с тобой…
— Бог мой, это хорошо на словах, но…
Услышав эту фразу, сказанную резким тоном, Дина села и залилась слезами. Лусто не мог устоять перед таким взрывом отчаяния; он сжал ее в объятиях и поцеловал.
— Не плачь, Дидина! — воскликнул он.
Произнося эти слова, фельетонист вдруг увидел в зеркале призрак г-жи Кардо, смотревший на него из глубины комнаты.
— Ну-ну, Дидина, пойди с Памелой, присмотри сама, как там выкладывают твои чемоданы, — сказал он ей на ухо. — Иди, не плачь, мы будем счастливы.
Он проводил ее до дверей и вернулся к супруге нотариуса, чтобы отвратить грозу.
— Сударь, — сказала ему г-жа Кардо, — я поздравляю себя с тем, что пожелала собственными глазами поглядеть, как-то живет тот, кто должен был стать моим зятем. Моя Фелиси не будет женой такого человека, как вы, даже под угрозой смерти. Вы обязаны думать о счастье вашей Дидины, сударь.
И ханжа удалилась, уводя за собой Фелиси, которая тоже плакала, потому что уже успела привыкнуть к Лусто. Ужасная г-жа Кардо уселась в свой экипаж, не сводя дерзкого взгляда с бедной Дины, которую, как нож в сердце, ударила фраза: «Это хорошо на словах», но, как и все любящие женщины, она, тем не менее, верила ласковому: «Не плачь, Дидина!»
Лусто, не лишенный своего рода решимости, выработанной случайностями его тревожной жизни, сказал себе:
«Дидина благородна; узнав о моей женитьбе, она пожертвует собой ради моего будущего, а я-то уж сумею ее подготовить».
И в восторге, что придумал хитрость, успех которой казался ему обеспеченным, он стал приплясывать, напевая на известный мотив: «Тра-ля-ля-ля! Ля!» «А как только спроважу Дидину, — продолжал он разговаривать сам с собой, — пойду с визитом к мамаше Кардо и наговорю ей с три короба: будто я соблазнил ее Фелиси в день святого Евстахия… будто Фелиси, согрешившая из любви ко мне, носит под сердцем залог нашего счастья, и… ля-ля-ля-ля! Отец не сможет уличить меня во лжи… ля, ля… дочь тоже… Тра-ля-ля! Ergo,[60] нотариус, жена, дочь — все в моих руках, тра-ля-ля-ля!»
К своему великому удивлению, Дина застала Этьена отплясывавшим какой-то дикий танец.
— Я пьян от радости, что ты приехала, что нас ждет счастье!.. — сказал он ей, чтобы как-нибудь объяснить этот порыв безумного веселья.
— А я-то думала, что ты меня больше не любишь!.. — вскричала бедняжка, выронив из рук мешочек с принадлежностями ночного туалета; она опустилась в кресло и заплакала от радости.
— Устраивайся, мой ангел, — сказал Этьен, втайне посмеиваясь. — Мне тут надо черкнуть два слова, я хочу отделаться от одной холостяцкой пирушки, чтобы принадлежать тебе. Приказывай, ты здесь у себя дома.
Этьен написал Бисиу:
«Дорогой друг, ко мне нагрянула моя баронесса: она расстроит мою женитьбу, если мы не пустим в ход всем известную хитрость из тысячи и одного водевиля театра Жимназ. Так вот, рассчитываю на тебя: явись мольеровским старикашкой поругать твоего племянника Леандра[61] за его глупость. Пока десятая муза будет сидеть спрятанная в моей комнате, надо подействовать на ее чувства: бей крепче, будь зол, оскорби ее. А я, как ты сам понимаешь, стану изображать слепую преданность и буду глух к твоим словам, чтобы дать тебе право кричать во весь голос. Приходи, если можешь, в семь часов.
60
Следовательно (лат.).
61
Леандр — ветреный юноша, действующее лицо комедии Мольера «Плутни Скапена».