Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11

Я так и сидела, застыв в позе, которой учат детей на уроках ОБЖ, когда проходят защиту от ядерного взрыва. Позже я узнала, что одним из симптомов острого стрессового расстройства является «замораживание», то есть полная неподвижность.

– Приехали из контроля за животными, – сказал второй полицейский.

Видимо, они приехали одновременно со «Скорой». Мужчина-врач тут же принялся проверять мой пульс, а женщина-врач осмотрела меня на предмет ран. Я продолжала сидеть, съежившись в ванне.

– Думаю, это не ее кровь. Но мне не видно живот, – сказала женщина-врач. – Надо поставить ей капельницу. Сейчас я вас уколю, милая.

Толстая, как вязальная спица, игла вонзилась мне в левую руку. Я закричала так громко, что собаки вновь принялись лаять. Теперь только две.

– Мы дадим вам лекарство. Оно поможет расслабиться.

Черный жар пополз вверх по руке, словно мне на руку надели нагретую перчатку. Чернота разрасталась, и вот уже стала настолько большой, что я смогла погрузиться в нее целиком – мягкий черный чехол, в котором можно исчезнуть, забыться.

– Нам нужно ее расспросить. Она может говорить? – спросил один из полицейских.

– У нее шок.

– Вас зовут Морган Прагер?

Я попыталась кивнуть, но черный чехол облегал слишком туго.

– Можете сообщить нам, кто был с вами в квартире? Мы не нашли никаких документов покойного.

– Она нас слышит? – спросил второй полицейский.

Меня положили на каталку и повезли по коридору. Когда мы проезжали мимо двери в спальню, я открыла глаза. Кровавая сцена уже не пугала меня, а скорее приводила в недоумение.

– Что случилось? – спросила я тоненьким голосом.

– Не смотрите туда, – сказала женщина-врач.

Но я смотрела. Беннеттом никто не занимался.

– Ему больно? – Мой собственный голос прозвучал словно издалека.

– Нет, милая, ему не больно.

Когда меня вывозили на лестницу, я увидела в прихожей тело Честера. Почему его пристрелили? Тучка и Джордж сидели в переносной клетке с маркировкой «Опасная собака».

Врачи не нашли у меня никаких ран, никаких физических повреждений, которые объясняли бы мою неподвижность и немоту, – за исключением редких криков, когда ко мне подходили слишком близко. Для моей безопасности меня поместили в психиатрическую больницу.

«Да» или «нет»:

Вы были участником или свидетелем опасного для жизни события, что вызвало у вас сильный страх и/или чувство беспомощности.

Вы снова переживаете это событие в сновидениях.

Вы постоянно вспоминаете это событие, когда бодрствуете.

У вас были мысли о самоубийстве.

У вас были мысли о том, чтобы убить кого-то другого.

Вы понимаете, что находитесь на лечении в психиатрической клинике.

Вы знаете, почему здесь оказались.

Вы считаете, что в том событии была доля вашей вины.

Я понимала, что эта милая женщина-психиатр – она представилась Селией – действует из самых лучших побуждений и задает очень правильные вопросы, чтобы выявить мое душевное состояние, но среди них не было тех вопросов, на которые мне нужно было найти ответы. Селия внимательно наблюдала за мной, сохраняя полную невозмутимость.

– Вы не обязаны говорить со мной прямо сейчас или отвечать на эти вопросы.

Она убрала листок с тестом в ящик стола и достала упаковку никотиновой жвачки.

– К ним привыкаешь еще похуже, чем к сигаретам, – сказала она.

С виду Селии было чуть за пятьдесят. Она носила простую прическу: хвостик, скрепленный черепаховой заколкой. Она налила себе кофе и достала вторую чашку.

– Вам с молоком? – Она вынула из крошечного холодильника пакет молока и принялась лить молоко в чашку. – Скажите, когда хватит.





Я вскинула руку.

– Сахар?

– Я все правильно помню? – Я заговорила впервые за последние шесть дней.

– А что вы помните?

– Мой жених мертв. Я нашла его в спальне. Его разорвали мои собаки.

Селия молча ждала продолжения.

– Я сразу же поняла, что он мертв. Еще до того, как вызвала «Скорую». До приезда полиции я пряталась в ванне. Полицейский застрелил одну из моих собак. – Я не могла смотреть Селии в глаза. – Это моя вина.

– Когда вас сюда привезли, вы были в шоке. Но память вас не подводит. Вчера ночью вам удалось заснуть? Вы хоть что-то едите?

На оба вопроса я ответила «нет». Я отвечала так на все вопросы, касавшиеся нормального состояния. Я вообще не представляла, как теперь вернуться к нормальной жизни. Как развидеть то, что я видела? Как можно видеть что-то еще?

– Я понимаю, как вам сейчас больно, и я могу прямо сейчас дать вам снотворное, но у меня нет лекарств от горя. Горе – это не болезнь.

– А у вас нет лекарств от чувства вины?

– Возможно, вы чувствуете себя виноватой, потому что с виной легче справляться, чем с горем.

– И что мне делать?

– Вы уже делаете. Вы со мной разговариваете. Это первый шаг.

– Разговоры не отменят случившееся.

– Вы правы, да. Но мы здесь не для того, чтобы отменить случившееся, – сказала она.

– Он мертв. Я хочу знать, что стало с моими собаками.

– Собаки – следственный материал. Их держат в питомнике до выяснения обстоятельств.

– Их усыпят?

– А вы как считаете?

Тучка в жизни никого не обидела. Она вообще не умела кусаться. Я взяла ее, когда ей было два месяца. Что могло так «завести» питбулей? Два месяца они спали в моей постели. Они даже спали в постели с Беннеттом. Они никогда не проявляли агрессии или нервозности. Можно было их разбудить после крепкого сна, и они принимались лизать тебе руки и подставлять животы, чтобы их почесали. Может быть, Беннетт им угрожал? Может быть, он хотел их побить? На Беннетта набросились всерьез. Тело было обезображено до полной неузнаваемости.

– А что будет с телом Беннетта? Его родители уже назначили дату похорон?

– Полиция до сих пор их не нашла.

– Он говорил, они живут в какой-то маленькой деревушке в Квебеке.

– Беннетт сам из Квебека?

– Он жил в Монреале.

– Ваш брат мне сказал, что он ни разу не видел Беннетта.

– Вы разговаривали со Стивеном?

– Ведь Стивен живет рядом с вами? – спросила Селия.

– Мы не так часто виделись с Беннеттом, и когда он приезжал, мы посвящали все время друг другу.

– А вы бывали у него в Монреале?

– Он меня звал, дал мне ключи от своей квартиры, но я так туда и не добралась. Нам было удобнее, чтобы он приезжал сам.

– Как вы познакомились?

– Я проводила исследование для дипломной работы по судебной психологии.

После шести дней молчания на наших терапевтических сессиях я все еще была не готова рассказать Селии, что познакомилась с Беннеттом в Интернете, когда проверяла свою теорию о женщинах – жертвах сексуальных хищников. Я создала пять профилей женщин из разных групп риска: «Неуверенная в себе барышня, которая пытается всем угодить», «Разбитная девица в поисках партнера на ночь», «Страдалица с разбитым сердцем», «Легкая мишень» и «Приходящая домработница» – и разместила их на разных сайтах знакомств. Я создала еще и контрольную личность: стеснительная, серьезная женщина с добрым сердцем и явной склонностью к трудоголизму, которая любит секс и умеет посмеяться над собой, – иными словами, я сама. Первое письмо Беннетта определило его в контрольную группу обычных мужчин. Однако в отличие от остальных «нормальных парней» его ответ не напоминал резюме от соискателя работы с шестизначной зарплатой. Беннетт расспрашивал обо мне: какие книги я читаю, какую музыку слушаю, когда я сильнее всего ощущаю себя собой. Я чувствовала себя обманщицей. Наше общение продолжалось – у меня не было выбора. Но когда я призналась, что именно делаю на сайте знакомств, Беннетт не обиделся, не рассердился. Наоборот, проявил самый живой интерес. Он задавал вопросы о моей работе, и мне это льстило. Еще как льстило!