Страница 28 из 42
Еще на одном ящике надпись: «ИМБП. 1974–1980». А вот особая ценность – тара с консервами РПЭ. У толлевских баночек будущее такое: три поступят к исследователям в 1980 году, три – в 2000-м и три – в 2050 году, для оставшихся срок выемки не указывается.
На «бессрочное» хранение оставлены и две фляги с современными продуктами. Потомки распорядятся ими по своему усмотрению. Последним в яму опускается ящик с надписью: «Полярная экспедиция «Комсомольской правды». В нем оставлены продукты, входящие в наш походный рацион, и памятная записка, рассказывающая о работе экспедиции на Севере и о находке склада Э. В. Толля.
В новом депо установлены максимальные и минимальные термометры. По примеру Э. В. Толля тару с продуктами мы прикрыли плиточными камнями толщиной 2–5 сантиметров…
Лабутин и Хмелевский начали реставрацию памятного столба. Этот памятник не только восстановлен, но и реставрирован силами полярной экспедиции «Комсомольской правды». Счистили гниль, пропитали столб специальным составом, поставили две крепкие подпорки. Рядом со столбом врыли широкую и массивную доску, на которую набита медная пластина с вычеканенной надписью о судьбе толлевского депо. На этом можно было бы поставить точку. Но было еще одно событие, важное для нас. Мы собрались у знака Толля.
«Хочешь ли достигнуть этой дальней цели?» – «Раз наступить ногой и умереть!» Этот разговор Эдуарда Васильевича с эвеном Джергели о Земле Санникова мы уже приводили. Диалог, записанный ученым, давно обрел самостоятельную литературную жизнь. Его вспоминают, когда говорят о верности Арктике, о бесстрашии первопроходцев, об особом чувстве долга перед Родиной и своим делом.
Толль и его храбрые спутники были посланцами науки в суровых краях. Они отдали жизнь науке. Но была у них какая-то особая, зовущая цель. Истинная мечта. Не всякий ведь так скажет: «Раз наступить ногой и умереть» – и не всякого поразят эти слова будто молния.
Вот строчки, написанные Толлем о своем сердечном друге докторе Вальтере: «За два дня до своей смерти он рассказывал, что точно подсчитал потребность в снаряжении и продовольствии для достижения Северного полюса с острова Беннетта. «Это получается так дешево, – сказал он, – что я мог бы предпринять это путешествие на свои собственные средства»».
… Дул северный ветер, морозило. Стоял солнечный день арктического лета. Салют наш был в честь героев Севера, патриотов России, в честь Эдуарда Васильевича Толля…
Вертолет прилетел к вечеру. Четыре часа переливали летчики бензин из привезенных бочек в баки. Предстоял длинный обратный путь, а заправляться было негде. По дороге мы взяли на борт два отряда нашей экспедиции, В Диксон за толлевскими продуктами прибыли самолеты. Всего 12 часов разделяло полуостров Заря и Москву, ВНИИКОП, куда были доставлены контейнеры.
6. КЛАД ТОЛЛЯ В МОСКВЕ
– Случаи использования консервов спустя много лет после их изготовления бывали и раньше, – рассказывал собравшимся П. И. Чесноков. – В 1857 году на международной выставке в Лондоне были вскрыты образцы консервов, изготовленных французским поваром Аппером в 1813 году. Несколько лет назад в нашем институте открыли банку с этикеткой «Петропавловский консервный завод. Мясо тушеное 1916 г.». Владелец банки – Андрей Васильевич Муратов получил ее на фронте во время первой мировой войны и сохранил на память. В 1914 году штурман В. И. Альбанов, покинувший с частью команды шхуну «Св. Анна» и достигший мыса Флоры па Земле Франца-Иосифа, воспользовался здесь консервами экспедиций Циглера и герцога Аббруцкого, оставленными более десяти лет назад. Во всех случаях продукты были пригодны к употреблению. Но научный физико-химический и бактериологический анализ давнишних продуктов будет проводиться впервые.
Первый шаг в этом предстоящем исследовании мы и собирались сделать. Назывался он «органолептическая оценка и дегустация продуктов 1900 года».
Руководство и специалисты ВНИИКОПа, представители смежных учреждений и участники экспедиции «Комсомольской правды» собрались во ВНИИ холодильной промышленности. Принесли контейнер, который мы закрыли несколько дней назад на мысе Депо и в который с тех пор никто не заглядывал. Подняли крышку. Баночки стояли рядком. Одну из них директор ВНИИКОПа А. Ф. Наместников взял в руки, повертел, чтобы все получше ее рассмотрели, и прочел надпись на ней. В таймырском ящике вместе с консервами хранился нож. Этим ножом Алексей Федорович вскрыл банку. Все почувствовали обычный запах кислой капусты. Продукт приготовили, как указывалось, и выложили в глубокую тарелку. Вокруг лежали чайные ложки. Наместников попробовал первым, потом блюдо отведали остальные.
Вот, если можно так сказать, официальная оценка П. И. Чеснокова: «Запах консервов капустный без постороннего. Мясо имеет нормальную консистенцию, не разваливается, волокнистое, при вскрытии банки оно было ярко-розового цвета. Через несколько минут пребывания на воздухе мясо слегка потемнело и приобрело коричневый оттенок; имеет незначительный горьковатый привкус. Капуста нормальной консистенции, кисловатого вкуса. Гречневая крупа – с ослабленной консистенцией, без признаков порчи. Жир – светлый. Бульон – в незначительном количестве, с кисловатым привкусом, несколько мутноват.
Вкус горячего блюда приятный, характерный для щей с крупой; запах, свойственный щам домашнего изготовления».
Руководителей ВНИИКОПа спросили:
– Какова дальнейшая судьба оставшихся 33 банок?
– Для физико-химического анализа, – сказал Наместников, – нужны три банки. Для полной биологической оценки, которую сделает лаборатория физиологии и биохимии питания Института медико-биологических проблем, понадобятся еще пять. Полная дегустация по всем правилам – две-три штуки. Просят микробиологи, холодильщики… Так что ВНИИКОП должен быть очень экономным хозяином. Около 10 банок останутся у нас в институте, они будут храниться при различных условиях. Разумеется, одну банку мы передадим в Музей Арктики и Антарктики в Ленинграде и одну в музей «Комсомольской правды».
Алексей Федорович Наместников взял в руки металлический ящик. В 1973 году ребят из Восточной группы поразила красивая бумажная этикетка на нем. Помните: львы, русалки, виноградные лозы… Она, как выяснилось позднее, рекламировала какие-то замечательные молочные бисквиты. Наверное, некогда тут лежали бисквиты, и, возможно, в те времена этот куб был запаян так же надежно, как и ящики с «геркулесом» и сухарями. Но потом бисквиты съели или убрали, а в освободившуюся тару сложили набор продуктов, о которых упоминает Э. В. Толль в дневнике: шоколад, чай, сахар.
Раскрыть сундучок, который держал в руках Наместников, оказалось нетрудно. Под крышку всунули нож, и тут же из ящика на стол упали густые коричневые капли: шоколад и чай находились в сиропообразной жидкости и оказались сильно размоченными.
Шоколада было 4 килограмма: 40 плиток по 100 граммов каждая (размер плитки 135х65х10 мм), чая – 6 плиток по 18 граммов (140х48х43 мм) и один кирпичик (248х194х12,8 мм). Сахар растворился в воде, просочившейся в ящик. Сюрпризом стали 10 коробок спичек.
Все это отправили сушить, так что шоколад удалось попробовать только через несколько дней. Он оказался очень вкусным – душистым, не очень сладким, без терпкости, но с какой-то приятной горчинкой.
На этикетке с одной стороны было написано: «Ванильный. Паровая фабрика М. Конради. С. Петербург. Фабрика и контора: Петергофский проспект № 20. Магазины: 1) Невский № 20 2) Невский № 36 3) Покровка № 107». С другой стороны: «4) Магазин Васил. остр. прот. Никол. моста. № 25/1. Шоколад гигиенический машинного производства М. Конради в С. Петербурге». Этикетка чая гласила, что он черный, плиточный, фирмы Цзинь-Лунь. На коробке спичек надпись была на английском: «Защита от огня. Найтделс гарантирует специальную пропитку спичек так, что они не воспламеняются после того, как погашены. Норвежская фабрика Найтделса».
Норвежская спичка не зажигалась от обычного современного коробка. Подожженная другой спичкой, она горела медленным пламенем, изредка ярко вспыхивая…