Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 140



— Командир Лао Кэ именно так и думает, — скромно ответил Фу.

— Это очень хорошо, — сказал Пын Дэ-хуай, — но это ещё не все, чего требует от военачальника положение: если знаешь врага и себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение… Я хочу вам сказать, товарищ Фу: мы не должны сами себя вводить в заблуждение неосновательными мыслями, будто, прогнав Чан Кай-ши до берега моря и сбросив его в это море, окончим дело войны. Конец Чан Кай-ши — только пауза в деле освобождения нашего великого отечества от пут реакции и иностранного империализма. Мудрость нашего великого председателя Мао обеспечит нам правильное использование такой паузы для укрепления наших сил и позиций. Но вопросы войны и мира не будут ещё решены окончательно, пока не наступит такое положение, когда не нам будут диктовать или навязывать решения о войне и мире, а мы будем решать эти вопросы и диктовать волю нашего народа тем, кто обязан ей подчиняться — пришельцам, явившимся в Китай для обогащения за наш счёт, для ограбления народа и обращения его в рабство. Не только изгнание их с нашей земли, но и внушение им страха перед силою нашего оружия — вот что позволит обуздать их. А для достижения такой большой цели нам предстоит пройти ещё длинный и не лёгкий путь.

— Вы полагаете, что за войной с внутренней реакцией в Китае должна ещё последовать война с иноземными друзьями и хозяевами этой реакции — американцами? — спросил Фу.

— Не обязательно должно так случиться, — в задумчивости ответил Пын Дэ-хуай, — но мы должны подготовить себя к такой возможности. Величайшие полководцы древности говорили: «Самая лучшая война — разбить замыслы противника; на следующем месте — разбить его союзы; на следующем месте — разбить его войска». Довершая последнее из этих положений, мы тем самым решаем, вероятно, и второе. Чан Кай-ши без армии и без тыла не будет нужен американцам. Останется решить первое положение: разбить замыслы захватчиков. Я уверен: мудрость председателя Мао и опыт главкома Чжу Дэ приведут нас к цели.

— Путём войны? — спросил Фу.

— Не знаю… Может быть. Но могу с твёрдостью повторить слова Сунь Цзы, сказанные двадцать пять веков назад: «Тот, кто не понимает до конца всего вреда войны, не может понять до конца и всю выгоду войны». Американцы понимают только её выгоду, не понимая вреда. Значит…

— Значит, они будут побеждены! — решительно досказал Линь Бяо. — Если товарищ Пын разрешит мне…

Пын Дэ-хуай согласно кивнул головой, и Линь Бяо продолжал:

— …Я тоже позволю себе вспомнить некоторые положения мудрости нашего народа, имеющие непосредственное отношение ко всей нашей армии в целом и к тому прекрасному роду оружия, в рядах которого вы теперь сражаетесь, товарищ Фу. — И, на минуту задумавшись, процитировал: — «То, что позволяет быстроте бурного потока нести на себе камни, есть его мощь. То, что позволяет быстроте птицы поразить свою жертву, есть рассчитанность удара. Поэтому у того, кто хорошо сражается, мощь стремительна, рассчитанность коротка. Мощь — это натягивание лука, рассчитанность удара — спуск стрелы». Мне хотелось бы, товарищ Фу, чтобы вы повторили эти слова лётчику Чэну. Можете добавить: «Удар войска подобен тому, как если бы ударили камнем по яйцу». Может ли истребитель-одиночка быть камнем, а эскадрилья яйцом? Пусть он об этом подумает.

— Позвольте мне выразить уверенность, — ответил Фу, — что лётчик Чэн уже понял многое. Сегодня, надеюсь, он докажет это. Я в нём уверен. Как говорят русские, «чувство локтя» будет его шестым чувством, а в бою первым.

— Только смотрите, чтобы, выгибая его волю по своему желанию, как гнут бамбук для изделия, вы не согнули её больше чем следует. Воля к встрече с врагом — вот первое качество всякого бойца на земле и в воздухе.

— Непобедимость может крыться в обороне, но возможность победить — это наступление, — ответил Фу.

— Правильно сказано, Фу! — с нескрываемым удовольствием проговорил Пын Дэ-хуай.

Тут в дверь несмело просунулась голова Сань Тин.

— Позволите давать чай?

— Непременно! — весело крикнул Линь Бяо. — Тут без чая не обойтись. И дайте гостям ваши прекрасные лепёшки, Сань Тин.

Темнота за смотровой щелью блиндажа исчезла, уступив место розовому свету, быстро растекавшемуся по всему небосводу.





Внезапно стремительно нарастающий гул многочисленных, низко летящих самолётов потряс воздух над горой.

— Лао Кэ! — крикнул Фу, бросаясь к смотровой щели.

— Молодец! — удовлетворённо проговорил Линь Бяо. — Словно из-под земли вырвался. Теперь авиация противника не успеет подняться — Лао Кэ пришьёт её к аэродромам.

— Да, уж Лао Кэ! — в восхищении воскликнул Фу. — Он им даст.

Из хода сообщения донёсся торопливый говорок телефониста:

— Товарищ командующий!.. Наблюдательный доносит: противник в воздухе.

— Не может этого быть!.. Пускай проверят! — сердито крикнул Линь Бяо.

— Противник действительно в воздухе, — проговорил Фу, глядя в щель.

Линь Бяо мельком глянул и разочарованно произнёс:

— Значит, сами поднялись на задание раньше, чем подошёл Лао Кэ. Жаль…

Но Фу его не слушал. Просунув стереотрубу в щель, он, не отрываясь, следил за сближающимися самолётами.

— Сошлись!

Линь Бяо прильнул к трубе и стал крутить кремальерку, чтобы не упустить из поля зрения быстро двигавшийся в розовом небе рой своих истребителей. И больше для самого себя, чем для присутствующих, пробормотал:

— И всё-таки он загонит их обратно в Цзиньчжоу.

Лао Кэ действительно не застал противника на аэродромах. Очевидно, гоминдановцы сами вылетели с таким же намерением: приковать народную авиацию к земле. Лао Кэ, рассчитывавший пройти над вражеским расположением так, чтобы его появление было полной неожиданностью для авиации, встретил её в воздухе тотчас по переходе пехотных позиций.

Теперь задачей Лао Кэ было навязать противнику бой и, как всегда, провести его над своим расположением. Навалившись на врагов всей частью, Лао Кэ не давал им опомниться. Они были вынуждены принять бой. Тогда Лао Кэ стал уводить своих из боя со всею стремительностью, какая была доступна его самолётам. Этот манёвр был повторён два или три раза, пока весь рой сражающихся не был оттянут на свою сторону.