Ямбы

V

Но вот они живут, а наша скорбь, владыка,             К тебе в мольбах не прорвалась. И лишь поэт, о Бог, могучий в ратной силе,             Пленен, предсмертно одинок, Приладив на стихи пылающие крылья             Громов, что ты метнуть не смог, Откликнулся на зов достоинства и чести,             Вверяя судьям сатаны Лжесудей, чьи суды — резня на лобном месте,             Вина — в отсутствии вины. Дай мне, владыка, жизнь! Тогда-то эта свора             Закрутится от стрел моих! И не укрыться им в безвестности позора:             Я вижу, я лечу, я их уже настиг.

VI

·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   · На двадцати судах с едва прикрытым днищем —             Чтоб выбить посреди реки — Тех пленников везли в цепях, в последнем сраме…             И всех Луара приняла: Проконсулу Карье, под винными парами,             По нраву скорые дела. Вот этих слизняков, приказчиков разбоя —             Фукье, Дюма, как на подбор, — Где, что палач и вор, равны между собою             Судья, присяжный, прокурор, — У, как я их хлестал, багровых от разгула,             Когда, вином воспалены И похотью томясь, они сидят оснуло,             Лоснятся, хвастают, пьяны, Сегодняшней резней и завтрашним разором,             Перечисленьем подлых дел, И радуются им, и песни тянут хором!             А для утехи потных тел — Лишь руку протянул, лишь губы захотели —             Красотки вмиг разгонят хмель: Поверженных забыв, они из их постели             К убийцам прыгают в постель. Продажный этот пол слепит приманка славы.             Он — победителю вприклад. Все, кто б ни победил, у женщин вечно правы:             На шее палачей висят, В ответ на поцелуй губами ищут губы.             Сегодня наглая рука Уже не встретит здесь ей недоступных юбок,             Стальной булавки у соска. Раскаяние — ад, где ищут искупленья.             Но тут не каются, а пьют. Ночами крепко спят, не зная сожаленья,             И снова кровь наутро льют. Неужто же воспеть кому-нибудь под силу             То, чем бахвалится бандит? Они смердят, скоты: копье, что их пронзило,             Само, тлетворное, смердит.

VII

Когда войдет баран в пещерный сумрак бойни             И поглотит его проем — Отара, пастухи, последний пес конвойный             Уже не думают о нем. Мальчишки, что за ним, гоняясь, ликовали,             Красоток разноцветный рой — Они его вчера умильно целовали,             Украсив пестрой мишурой, — Не вспомнят про него, когда мягка котлета.             Что в бездне помощи искать? Мне ясен мой удел. Не надо ждать ответа.             Пора к забвенью привыкать. Как тысячу других, отрезанных от мира,             Назавтра, стадо поделя, Разделают меня и выкинут для пира             Клыкам народа-короля. А что могли друзья? Рукой родной и близкой,             Мой истомленный дух леча, В решетку передать случайную записку             Да золотой для палача… Живущий должен жить. Не мучайтесь виною.             Живите счастливы, друзья. Вам вовсе ни к чему спешить вослед за мною.             В другие времена и я Отвел бы, верно, взгляд от страждущих в неволе,             Не замечая скорбных глаз. Сегодня мой черед кричать от этой боли,             Да будет жизнь светла для вас.

VIII

·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   · Живем и мы. А что ж. Наверно, так и надо.             Едим и спим в последний час. Покуда смерть-пастух выгуливает стадо,             Пока топор не выбрал нас, Тут сплетничают, пьют, мужьям очки втирают,             Ревнуют, пакости творят, За картами сидят и юбки задирают,             Кропают вирши и острят. Вон кто-то шар надул: он прыгает, летучий,             Набитый ветром, без помех, Как речи семисот пошлейших недоучек —             Меж них Барер ученей всех, А рядом мельтешат, острят и колобродят             Политиканы, болтуны. Но заскрипела дверь — и на порог выходит,             Среди внезапной тишины, Казенный поставщик кормов для тигров-судей…             Чье нынче выпало число? Кто ляжет под топор? И леденеют груди…             И облегченно: пронесло! Бесчувственный глупец, тебе — назавтра срок!             ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·