Страница 20 из 25
Энкель слушал с сосредоточенным лицом. Он редко улыбался, и даже сейчас, когда слова Варги доставили ему искреннее и большое удовольствие, он не мог воспринять их иначе, как с самым серьёзным видом.
Подумав, он сказал:
— Это неверное слово, Бела: «вспоминать». И я и ты тоже — мы оба, наверно, будем думать о том, что происходит здесь. Ибо мы уходим отсюда, но сердца наши остаются здесь, с этим замечательным народом.
Варга с удивлением посмотрел на всегда холодного немца: слово «сердце» он слышал от него в первый раз.
— Хорошо, что ты так думаешь, Людвиг. Если испанцы будут знать, что все мы, побывавшие здесь, душою с ними, им будет легче.
— А разве они могут думать иначе? Какой залог мы им оставляем: прах наших товарищей — немцев, и венгров, и болгар, и итальянцев, и поляков — лежит ведь в испанской земле. Я верю, Бела, мы ещё когда-нибудь вернёмся сюда, чтобы возложить венок на их могилы. И не тайком, а с развёрнутыми знамёнами.
— Да будет так! — торжественно воскликнул Варга.
— Мы уходим, но это не значит, что прогрессивное человечество бросает испанскую революцию на произвол судьбы. Помнишь? Гражданская война — это «тяжёлая школа, и полный курс её неизбежно содержит в себе победы контрреволюции, разгул озлобленных реакционеров…» Временные победы! — Энкель по привычке поднял палец. — Временные, Бела! Конечная победа непременно будет за нами. So!
— Я никогда не отличался терпением.
— Тот, кто делает историю, должен видеть дальше завтрашнего утра.
— Может быть, ты и прав, ты даже наверно прав, но я всегда хочу все потрогать своими руками. Я думаю, что мы будем свидетелями полной победы над фашизмом.
— А ты мог бы усомниться в этом?
Варга не ответил. Они помолчали.
— А Зинна все нет… — Варга обеспокоенно взглянул на часы. — Куда он мог деться?
— Он с Цихауэром ищет скрипача, — помнишь, того, что аккомпанировал певице.
— Француз, которому оторвало пальцы?
— Они хотят держать его ближе к себе, чтобы не потерялся в горах.
— Надо пойти поискать Зинна. Вокруг нашего лагеря всегда шныряет разная сволочь. Того и гляди, пустят пулю в спину!
Варга сбросил одеяло и с неожиданною для его полного тела лёгкостью поднялся на ноги. Словно умываясь, чтобы разогнать сон, потёр щеки ладонями. Раздался такой звук, будто по ним водили скребницей.
— У тебя, видимо, нет бритвы? — спросил Энкель.
— Не буду бриться, пока не попаду в Венгрию!
И Варга рассмеялся, потому что это показалось ему самому до смешного неправдоподобным, но Энкель не улыбнулся и тут.
Поддёв штыком уголёк, Варга старался прикурить от него сигарету.
— Проклятый климат, — ворчал он между затяжками. — Или пересыхает все до того, что мозги начинают шуршать от каждой мысли, или отсыревает даже огонь… А у нас-то, в Венгрии… — мечтательно проговорил он.
Сигарета затрещала и выбросила пучок искр.
Варга в испуге прикрыл усы и рассмеялся.
— Все фашистские козни… Петарды в табаке!
И рассмеялся опять. В противоположность Энкелю он мог смеяться постоянно, по всякому поводу и в любых обстоятельствах.
— Пойду поищу Зинна, — повторил он, когда, наконец, удалось раскурить сигарету, и, подобрав концы накинутого на плечи одеяла, вышел.
Его коротенькая фигура быстро исчезла из поля зрения Энкеля, стоявшего у хижины и молча смотревшего на север, стараясь восстановить в памяти сложный рельеф тех мест, по которым предстояло итти бригаде. Он был ему хорошо знаком по карте.
Ветреная и не по-весеннему холодная ночь заставила его поднять воротник и засунуть руки в карманы. Он стоял, слушал рокот горного потока, доносившийся так ясно, словно вода бурлила вот тут, под самыми ногами, смотрел на звезды и думал о печальном конце того, что ещё недавно рисовалось им всем, как преддверие победы. Они думали, что многое простится их несчастной родине за то, что они, тельмановцы, водрузят своё знамя рядом с победным стягом Испанской республики… Тельмановцы! Сколько человеческих жизней! Неповторимо сложных в своей ясности и простоте. Сколько больших сердец! Тельман! Для многих из них он был олицетворением самых светлых мечтаний о жизни, которая придёт за их победой, — он, носитель идей, завещанных Лениным, идей Сталина… Он, знаменосец, которого они мысленно всегда представляли себе идущим впереди их батальона…
В темноте послышались шаги, стук осыпающихся камней. Энкель хотел было по привычке окликнуть идущего, но услышал перебор гитары и хриплый голос Варги:
Из темноты вынырнул силуэт Варги.
— Посмотри-ка, что за инструмент. — И Варга придвинул к самому лицу Энкеля гитару, на которой тускло поблёскивала инкрустация из перламутра.
Варга умолк, прислушиваясь к утихающему звону струн. Негромко повторил:
И Энкель так же тихо:
— А Варга неожиданно резко:
— Слез нет!.. Нет, и не будет!..
— Нет… не будет… А где Зинн и другие?
— Тащат своего цыплёнка.
Варга исчез в хижине и через минуту сквозь звон гитары весело крикнул:
— А ты знаешь, Людвиг, моего эскадрона прибыло! Они ведут сюда ещё и того чешского лётчика Купку, которого, помнишь, вытащили из воронки… — Он расхохотался. — Бедняга тоже безлошадный, как и я. Говорит, что, как только вырвется отсюда, раздобудет новый самолёт и перелетит обратно в Мадрид… Вообще говоря, неплохая идея, как ты думаешь?
— Вопрос о выводе добровольцев решён, — размеренно произнёс Энкель, — и мы не можем…