Страница 26 из 41
Ответ ученого меня удивил. Он сказал, что, поскольку все ментальные состояния возникают как результат физических процессов, никакая иная причинность невозможна. В тот раз из вежливости мне пришлось промолчать, но тем не менее я до сих пор считаю, что такое категорическое утверждение не имеет под собой научной основы. Мнение, что все ментальные феномены имеют исключительно физические причины, есть, по сути, метафизическое допущение, а не научный факт. Я считаю, что в духе научного поиска совершенно необходимо оставить этот вопрос открытым и не путать наши предположения с научными фактами.
Существует также ряд ученых и философов, которые считают, что объяснение феномена сознания может быть получено на пути развития исследований в области квантовой физики. Когда-то мы беседовали с Дэвидом Бомом об идее импликативного порядка реальности, согласно которой и материя, и сознание проявляются на основе общих принципов. В силу их общей природы, говорил Бом, нет ничего удивительного втом, что мы обнаруживаем большое сходство в упорядоченности между мышлением и материей. И хотя я никогда до конца не понимал бомовскую теорию сознания, его подход, основанный на целостном понимании реальности, включающем в себя и ум, и материю, открывает дорогу для более всеобъемлющего подхода к постижению мира.
В 2002 г. я встретился с группой ученых из австралийского университета в Канберре по вопросу о подсознательных состояниях ума. Во время той встречи астрофизик Пол Дэвис заявил, что он вполне представляет себе, как может быть сформулирована квантовая теория сознания. Должен признаться, что объяснения природы сознания на основе квантовой модели материи всегда приводят меня в замешательство. Конечно, неудивительно, что именно квантовая физика с ее находящимися за пределами обычной логики представлениями о нелокальности, квантово-волновой суперпозиции и принципом неопределенности Гейзенберга может привести к глубочайшему пониманию специфически когнитивной активности. Но тем не менее я не могу понять, чем квантовая теория сознания лучше, нежели нейробиологическое объяснение, основанное на классическом понимании физической природы когнитивных процессов. На мой взгляд, до тех пор, пока не будет полностью принята во внимание именно субъективность самого феномена сознания, брешь между осмыслением физических процессов мозга, с одной стороны, и наблюдением факторов самого ума — с другой останется незаполненной.
Нейробиология достигла выдающихся успехов в составлении карты мозга и понимании функций различных его отделов. Эти исследования представляют собой удивительный процесс с очень интересными результатами. И тем не менее существуют самые противоречивые мнения о том, где именно локализуется сознание и имеется ли вообще определенная область его локализации. Некоторые исследователи полагают, что таким местом является мозжечок, другие относят его к ретикулярной формации, а некоторые — к гиппокампу. Но, несмотря на такое отсутствие определенности в данном вопросе, большинство работающих в этой области ученых все же согласны между собой, что феномен сознания может быть исчерпывающим образом объяснен в рамках нейрофизиологии.
За всем этим стоит глубокая уверенность, что как познавательные, так и относящиеся к области переживаний состояния ума могут быть однозначно соотнесены с физическими процессами, протекающими в веществе мозга. С изобретением новых мощных инструментов исследования знания о соотношениях между познавательной активностью и мозговой деятельностью многократно возросли. Например, на одной из конференций «Жизнь и сознание» психолог Ричард Дэвидсон представил детальное описание того, как именно негативные эмоции, например страх и ненависть, связаны с определенной частью мозга, называемой амигдала. Эта связь между эмоциональными состояниями и мозговой структурой является столь определенной, что пациенты, у которых данная область повреждена, совершенно не в состоянии испытывать страх.
Я тогда высказал замечание, что если экспериментально будет показана полная безопасность нейтрализации этой части мозга для всего организма, то иссечение амигдалы может оказаться самым эффективным методом духовного прогресса! Но, конечно же, все не так просто. Оказывается, кроме своей роли в качестве основы для негативных эмоций, эта часть мозга выполняет и другие задачи, например, она является основой распознавания опасности, и в случае ее отсутствия во многих ситуациях мы окажемся совершенно беспомощными.
Несмотря на огромные успехи в наблюдении тесных связей между отдельными структурами мозга и состояниями сознания, я не думаю, что нейрофизиология на данный момент имеет какое-либо настоящее объяснение самого феномена сознания. Возможно, эта наука может показать, что активность, наблюдаемая в тех или иных частях мозга индивида, соответствует переживанию им определенных когнитивных состояний, но вопрос о причинах такой корреляции остается открытым. Никакие нейробиологические объяснения не могут дать понятие о самбм субъективном переживании, например, синего цвета. На что похоже то или иное переживание — это знает лишь тот, кто его испытывает. Точно так же нейрофизиологи могут установить момент, когда человек видит сон, но могут ли они что-либо рассказать о содержании сна?
Утверждение, что ум есть всего лишь функция, или проявление, свойств материи, можно принимать как методологический подход к рассмотрению феноменов, а можно — как метафизическое допущение. Но такое допущение делает многие феномены необъяснимыми. Как, например, объяснить само происхождение сознания? Что определяет переход от бесчувственных к чувствующим существам? Модель развития, полностью сводящаяся к идее эволюции через естественный отбор, есть лишь описательная гипотеза, своего рода замена понятия «чудо», а не научное объяснение.
Ключевой идеей для понимания буддийского представления о сознании и причин отрицания этим учением возможности сведёния ума до проявлений материи является теория причинности. Вопрос причинности долгое время оставался для буддийских мыслителей в фокусе философского и медитативного рассмотрения. Буддизм говорит о двух принципиально различных категориях причин: это субстанциональные и вторичные, или дополнительные, причины. Возьмем для примера глиняный горшок. Субстанциональная причина здесь относится к материалу, а именно — к глине, принявшей форму горшка. Все же прочие факторы, непосредственно относящиеся к возникновению горшка, такие как мастерство горшечника, он сам, печь для обжига и прочие, являются дополнительными в процессе преобразования глины в горшок. Это различие между субстанциональной и вторичными причинами возникновения объекта или события является очень важным для понимания буддийской тории сознания. Согласно буддизму, поскольку сознание и материя в равной мере способствуют возникновению друг друга, ни одно из них не может являться причиной другого.
На самом деле, это рассуждение есть именно та предпосылка, на основании которой буддийские мыслители, такие как Дхармакирти, рационально обосновывают достоверность теории перевоплощений. Аргумент Дхармакирти может быть сформулирован следующим образом: сознание новорожденного младенца возникает на основе предшествующего момента его когнитивной активности, которая является моментом сознания, предыдущим по отношению к настоящему моменту.
Вся проблема вращается вокруг аргумента о том, что различные переживаемые нами моменты сознания возникают на основе предшествующих моментов, а поскольку природа сознания и материи совершенно различна, первому моменту сознания новорожденного существа должна предшествовать его собственная субстанциональная причина, каковой может быть лишь такой же момент сознания. Таким образом, в буддизме обосновывается существование предыдущих жизней.
Другие буддийские философы, например Бхававивека (VI в. н.э.), обосновывали предшествующее существование путем указания на наличие у живых существ врожденных инстинктов, таких как инстинкт новорожденного искать материнскую грудь и сосать молоко.