Страница 19 из 23
не названа. "Про что, про это ?" - спрашивает автор и слово "любовь",
подсказанное рифмой, зачем-то заменяет многоточием.
Если отбросить всю научную фантастику, все картины аллегорических
превращений, как всегда, искусно и многословно реализующие каждый речевой
оборот, то останется несколько ярких и крепких кусков, где выражены те же
основные мотивы, что и в дооктябрьских стихах и поэмах: обида, ревность и
ненависть.
Ревность и ненависть. Но к кому? Нет более уклончивого произведения, чем
эта, самая конкретная поэма, изобилующая деталями повседневности и
иллюстрированная фотографиями. Традиционная маяковская ненависть,
доведенная здесь до предельной черты, до максимальной количественной
концентрации, изливается куда-то в абстракцию, в ничто.
По-разному выражал свою ненависть Маяковский, бывало по душе, а бывало
по службе, не всегда эти чувства сливались в одно. Но здесь не может быть
никаких сомнений, здесь такая напряженность, здесь искренне, по душе, как
никогда - не приемлет и ненавидит. Только что же именно?
Обыденщина, мелочинный рой, сердце раздиравшие мелочи... В поэме, однако,
этот повтор столь настойчив, что не может настораживать. Ответ, адресат
должен совпадать с повседневным бытом и может быть найден только там, где
этот повседневный быт располагался, - не на невском мосту, не в
придуманном нэповском доме, а в квартире Бриков, на четвертом этаже. Для
Маяковского обыденщина, квартирошный дымок и ненавистный быт это не
просто вкусная еда и теплая ванна, против которых он ничего не имеет.
Повседневное окружение его любимой: вороны-гости, друзья-соперники - вот
главное препятствие на пути его любви. Это и названо всеми нехорошими
словами, принятыми в то время к употреблению. И самое страшное, корень
трагедии - в том, что ведь и сама любимая - неотъемлемая часть всего
этого, и если он ни в чем ее не обвиняет, то только оттого, что любит.
Трагична, безвыходна любовь Маяковского, неустранимо препятствие на ее
пути, по крайней мере в этой, сегодняшней жизни. Но поэме Маяковского в
23-м году до зарезу необходим оптимистический выход, без него она
состояться не может. И Маяковский такой выход находит, убивая себя и
воскресшая в будущем, в далеком и замечательном тридцатом веке. Там он,
может быть, снова встретит свою любимую: "Нынче недолюбленное наверстаем..."
А препятствие? А не будет никакого препятствия. Его, препятствие, не
воскресят:
Чтоб не было любви - служанки
замужеств, похоти, хлебов...
Все, по сути, сказано достаточно ясно. Убийство соперника (или
соперников), по всей видимости, они сменялись достаточно часто) заменяется
невоскресшением. Результат, в конце концов, тот же самый, но зато
никакой уголовной ответственности, ни в житейском, ни в поэтическом
смысле. "С тех пор, как все мужчины умерли..." Эта строчка оплеванного им
Северянина остается для него такой же заманчивой и в тридцать лет с той же
силой стучит в его сердце, как стучала в двадцать.
1924 год был переломным в развитии отношений между Л.Ю. и Маяковским.
Сохранилась ее записочка к Маяковскому, в которой она заявляет, что не
испытывает больше прежних чувств к нему, прибавляя: "Мне кажется, что и ты
любишь меня много меньше и очень мучаться не будешь".
Одна из причин этой перемены в их отношениях очевидна. В письме от 23
февраля 1924 г. Л.Ю. спрашивает: "Что с А.М.?" Александр Михайлович
Краснощеков, бывший председатель и министр иностранных дел правительства
Дальневосточной республики, в 1921 г. вернулся в Москву и в 1922 г стал
председателем Промбанка и заместителем Наркомфина. Л.Ю. познакомилась с
ним летом того же года. Между ней и Краснощековым начался роман, о котором
знал Маяковский. В сентябре 1923 г. Краснощеков был арестован по
необоснованным обвинениям и присужден к тюремному заключению.
Осенью 1924 г. Маяковский уехал в Париж. После одной недели во
французской столице Маяковский пишет Л.Ю.: "... писать я не могу, а кто ты и
что ты я все же совсем, совсем не знаю. Утешать ведь все же себя нечем ты
родная и любимая, но все же ты в Москве и ты или чужая или не моя". Л.Ю.
ответила: "Что делать. Не могу бросить А.М. пока он в тюрьме. Стыдно! Так
стыдно как никогда в жизни". Маяковский: " Ты пишешь про стыдно. Неужели
это все что связывает тебя с ним и единственное что мешает быть со мной.
Не верю! Делай как хочешь ничто никогда и никак моей любви к тебе не
изменит". Л.Ю. была не права, полагая в своей записочке, что он любит ее
"много меньше" - ничто не могло подорвать его любви к ней, и он "мучился".
После возвращения из Америки (1925) отношения между ним и Л.Ю.
окончательно перешли в новую фазу. В апреле 1926 г. Брики и Маяковский
переехали в квартиру в Гендриковом переулке. Парадоксально, что Маяковский
и Л.Ю. съехались в одну квартиру теперь, когда кончилась уже их
"супружеская" жизнь. На самом деле этот факт - только лишнее свидетельство
глубокой дружбы, связывавшей этих людей; новые, эмоционально менее
напряженные отношения между Маяковским и Л.Ю. являлись скорее всего
необходимым условием для такого бытового эксперимента.
Осенью 1928 года Маяковский опять едет в Париж. Помимо чисто
литературных дел, поездка имела и другую цель. 20 октября он поехал в
Ниццу, где отдыхала его американская подруга Элли Джонс с дочкой, которую
он признавал своей. Встреча была неудачной; уже 25 октября он вернулся в
Париж. Вечером того же дня Маяковский познакомился с Татьяной Алексеевной
Яковлевой, молодой русской, в 1925 г. приехавшей в Париж. Маяковский и Т.
Яковлева сразу влюбились друг в друга.
Маяковский покинул Париж в начале декабря, но вернулся туда уже в
феврале 1929 г.; в этот приезд он пробыл там два с лишним месяца. Он
предложил Т.Яковлевой стать его женой и уехать с ним в Россию мысль,
которую она "встретила уклончиво". Но роман их продолжался, и Маяковский
собирался вернуться в Париж в октябре того же года. Однако поездка не
удалась из-за проблем с визой.
...Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных
дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
11 октября 1929 г. Маяковский узнал о том, что Т.Яковлева выходит замуж
за французского виконта. Переживал он эту весть очень тяжело. Конец романа
с ней стал одновременно началом последнего периода его жизни. Продолжались
поиски любви, которая могла бы его "спасти". Еще летом 1929 г., задолго до
вести из Парижа, Маяковский начал ухаживать за актрисой Вероникой
Полонской, и эта связь теперь углублялась.
Маяковский виделся с Бриками в последний раз 18 февраля 1930 г., когда
они уезжали за границу. Последняя открытка Маяковскому была отправлена из
Амстердама 14 апреля, в день самоубийства...
Любовь В. Маяковского и Л. Брик, как мы увидели, была очень непростой.
Многое в отношениях этих двух людей остается непонятным, однако ключ к
пониманию этой любви можно найти в воспоминаниях Фаины Раневской. Она
пишет: "Вчера была Лиля Брик, принесла "Избранное" Маяковского и его
любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному... Брику. И
сказала, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не
потерять Осю. Я спросила: "Отказались бы и от Маяковского?". Она не
задумываясь ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было