Страница 24 из 64
Внезапно это лицо пропало, и появился остроносый мужчина, изображенный в профиль. Мне показалось, хотя этого никак не было видно, что он одет в черный фрак.
Остроносый исчез, и в круге возник клоун. Ничего другого я и не мог подумать при виде головы в колпаке с кисточкой, к тому же шею этого молодого человека стягивал стоячий кружевной воротник. Правда, лицо его было абсолютно серьезным.
Это изображение растаяло в голубоватом тумане круга, и на нем тут же появилось следующее.
Теперь портреты менялись так быстро, что запомнить подробности было невозможно.
Сколько продолжалась демонстрация этой невероятной галереи, я представления не имею. Помню только, что круг внезапно стал пустым, в нем двигалась, словно дышала, зыбкая масса голубоватого тумана.
Зыбь понемногу бледнела, успокаивалась, сквозь нее стали медленно проступать ветви деревьев на фоне светло-фиолетового неба. В тот же момент будто лопнула тишина, которая до того плотно укутывала меня.
Я услышал голоса у костра.
Ошарашенный увиденным, я вернулся к ребятам. Неля что-то рассказывала, Виктор и Володя улыбались. Все было бы вполне обычным, если бы не это наваждение — перед глазами плавали портреты.
Особенно зримым выступало круглое лицо лысого человека с огромными ушами. Оно казалось страшно знакомым, и теперь я мучительно вспоминал, где я его мог видеть.
Мои мучения прекратила Неля. Как только она взглянула на меня — я сразу все вспомнил.
Этого человека, вернее, его изображение я видел в ее тетради, куда она зарисовывала свои «картинки».
Под этим портретом стояла подпись «Хранитель зоны».
Теперь я уже не знал — видел ли я все это наяву или мне почудилось?
Вокруг быстро темнело, и дежурная Татьяна не жалела дров. На небе проступали звезды. Как-то неожиданно и сразу зависла над поляной огромная желтая луна. Подобной я никогда не видел. Ее свет залил все вокруг.
На меня вдруг напала необъяснимая дрожь.
Очевидно, Неля что-то заметила, отозвала меня в сторону и тихо предупредила.
— На контакт надо идти спокойно, совсем расслабиться. Если что увидишь, то наблюдать надо под углом, скосив глаза…
Я все прекрасно понимал, но как мне овладеть собой? Как быть спокойным?..
Из дневника Натальи
После ужина сидели у огня. У меня было такое настроение — все петь хотелось. Физической нагрузки мне явно не хватает, ведь, как говорит мой великий учитель Герасимов, ходьба открывает ножные яньские каналы со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Днем болела голова. Я во все березки лбом стукалась, но березка не сосна, вытягивает плохо. Да еще все мерещилась сероватая «стенка» от дерева, к которому наша палатка привязана.
Взяла у Вии рамку, пошла — надо же, поворачивается, а через три метра замерла.
Сказала Вии, что наша палатка не просто в геопатогенной зоне, а почти на «узле», так как, когда шла поперек, рамка тоже поворачивалась почти рядом с палаткой. Все собираемся ее переставить — она на отшибе, но одолевает лень…
Вскоре у костра остались лишь мы с Субботиным и дежурная Татьяна.
К съемке мы были готовы, к ожиданию назначенного часа — тоже.
— Если вы до трех часов будете в лагере фотографировать, — попросила она, — может, вы отпустите меня поспать?
— Хоть сейчас отправляйся, — буркнул Володя. В голосе его опять послышалось раздражение.
Я недоуменно глянул на него, пытаясь понять, в чем дело?
— Нет, еще рано, — засмеялась Татьяна. — Вот в полночь начнете, я уйду, не буду вам мешать.
— Почему ты решила, что помешаешь? — спросил я.
— Контактировать, да еще в первый раз, лучше все-таки одним.
Субботин бросил окурок, спросил:
— Таня, тебе-то зачем поездки в зоны, контакты эти? Что они тебе дают?
— Просто интереснее жить, — задумчиво сказала Татьяна. — Мне даже кажется, что я начинаю лучше понимать себя, свои способности, возможности, появляется какое-то иное восприятие нашей обыденной жизни. После таких экспедиций вроде становишься душой чище, добрее к людям. Во всяком случае начинаешь относиться к ним с пониманием. Меньше обращаешь внимания на житейские мелочи. Я стараюсь понять, разобраться, что со мной происходит…
— Понять, разобраться, — рассердился вдруг Володя. — А дальше что?
— Как что? — удивленно посмотрела на него Татьяна. — Познаешь себя, а через себя и весь мир, вселенную. Так утверждали древние, и не зря, наверное. Самопознание — это еще и самоочищение.
— А по мне — надо приносить пользу людям, — отрезал Субботин, — это и есть дорога к Высшему Разуму, Богу. Служение ему — это и есть служение людям.
— По-моему, говорить и думать так — не вполне верно. Служение людям и служение Богу — не совсем одно и то же, — осторожно заметила Татьяна. — Хотя путей постижения истины много…
Субботин замолчал и, пока Татьяна не ушла спать, не проронил ни слова. Курил одну сигарету за другой…
— И ты не знаешь, зачем приехал в зону, — задумчиво сказал он.
Время приближалось к полуночи, скоро начинать фотосъемку, а я чувствовал, что от его упорного молчания и от этих вопросов сам начинаю заводиться и вот-вот взорвусь.
— Слушай, Володя, — как можно спокойней сказал я, — тебе не кажется, что ты задаешь дурацкие вопросы. На них так сразу не ответишь. Это все равно, что подходить к каждому и интересоваться, почему он любит смотреть на звезды. Почему тянет людей в космос? Зачем я приехал в зону?
Я не знаю — так получилось. И что жду от всего этого — тоже не знаю. Никто тебе не разложит все по полочкам. Все придет в свое время, не торопи события. И потом, Неля сказала, что на контакт надо идти спокойными, расслабленными, только тогда что-нибудь получится, а тут ты, как пружина заведенная… Так что кончай хандрить и давай начинать.
— Я только докурю…
Луна светила по-прежнему, и на очищенном от травы пятачке земли, окруженном белеющими палатками, было очень светло.
Несколько минут я вглядывался в ночной, настороженный лес, но никого и ничего не увидел.
Взяв за точку отсчета костер, я кадр за кадром заснял всю панораму лагеря, потом лес, небо.
Пленка кончилась, и я поднял кинокамеру…
Володя снимал со штатива, но, как мне показалось, вяло и неохотно.
Через полчаса он вновь сидел у костра и курил. Я продолжал снимать черноту и пустоту вокруг себя до двух часов ночи.
Спать совершенно не хотелось.
У костра я перезарядил фотоаппараты, кинокамеру, налил чаю. Володя от чая отказался.
Глядя на него, я подумал: а может, не такой уж дурацкий вопрос: зачем я приехал в зону? Однако зачем-то я здесь. Значит, именно это и надо было выяснить. Но как — этого я себе не представлял.
— Ну что, — я встал, — пора и на поляну… Ох, Татьяну же забыли разбудить.
Я побежал к палатке, только хлопнул по брезенту, как Татьяна отозвалась — сказала, что уже проснулась и сейчас выйдет.
Захватив аппаратуру, мы двинулись по тропинке в лес.
Нас сразу обступила темнота. Листва была густая, и лунный свет почти не добирался до земли.
Шли на ощупь, стараясь не зацепиться за корневища и ветви кустарника.
Вскоре глаза немного привыкли к мраку.
Пробираясь за Субботиным, я вдруг почувствовал странную боль в правом виске — с каждым шагом она становилась все ощутимее. Меня вновь охватило волнение, по телу побежала дрожь. В груди что-то напряглось и сжалось — я не мог избавиться от чувства, что сейчас все начнется… Володя остановился на самой опушке.
Поляна была залита лунным светом. Выходить на нее нам было строго-настрого запрещено. Предупредили, что пойдет мощнейшая, опасная для нас энергетика.
Субботин установил штатив, проверил фотоаппарат и начал ожесточенно тереть бороду.
— Ты чего? — шепотом спросил я.
— Знаешь, — тоже шепотом ответил он, — борода словно наэлектризована. Давай поздороваемся и начнем.