В разгаре лета

Лесной проселок вышел на узкий пыльный большак. Элиас не мог толком сориентироваться: поворачивать ему налево или направо. Поколебавшись, он свернул направо. Не успел он подняться из кустов на дорожную насыпь, как услышал нарастающий гул. Элиас отпрянул за деревья. Миг спустя мимо пронеслись три немецких грузовика с длинными тонкоствольными орудиями на прицепе. Грузовики появились справа, оттуда, куда он собирался идти.

Элиас выждал. За первой батареей может появиться вторая. Он сел, спрятавшись за куст, и закурил. Машин больше не было.. Он поднялся и пошел. Не по шоссе, а по тропинке вдоль края болота.

Эндель Элиас добрался до Таллина без происшествий. Его не задержали ни по эту, ни по ту сторону фронта. Элиас даже не понял толком, когда он перешел его линию. Лишь после того, как он увидел ехавшую навстречу красноармейскую автоколонну, ему стало понятно, что фронт остался позади.

После этого он почувствовал себя чуточку спокойнее. А почему, и сам не мог понять. Он перестал избегать больших дорог. Сперва он намеревался обойти Раплу стороной, но теперь пошел прямо через городок. Столовая работала, и он с удовольствием поел горячего супа. После расчета у него осталось еще двадцать семь рублей.

В Рапле было много военных. Возле двух грузовиков хлопотали вооруженные люди в темно-синих комбинезонах. Элиас решил, что это, должно быть, бойцы истребительного батальона. На всякий случай он заблаговременно свернул в сторону и, лишь дав крюка, снова вышел на главную дорогу.

Чем ближе, он подходил к Таллину, тем сильнее волновался. У кого бы остановиться, соображал он. Решил, что первым делом пойдет к Ирье. Он не должен нигде задерживаться и терять время, потому что Ирья должна непременно увидеть его, прежде чем с ним что-нибудь случится.

В последнюю ночь своего похода Элиас с удовольствием не спал бы вообще. Он прошагал бы всю ночь напролет, несмотря на то что шел три дня подряд и оставил за спиной, самое малое, сто пятьдесят километров. Но разум удержал его. Ночной пешеход вызовет подозрение, а попасться из-за нетерпеливости теперь, когда он так близко к цели, нет, этого он совсем не хотел.

С наступлением темноты Элиас нашел себе в укромном месте копну и забрался в нее. Он бы и под крышей не чувствовал себя так уверенно, как в этом уголке лесного пастбища. Зачем просить крова у недоверчивого хуторянина, когда можно провести ночь, никого не тревожа?

То ли из-за длинных переходов, то ли еще из-за чего, но последние ночи он стал спать гораздо спокойнее. Он и на этот раз задремал довольно быстро. С той стороны леса до него доносился собачий лай, гул моторов на шоссе и голоса людей, но он заснул, не обращая внимания на эти звуки.

В семь утра он снова пустился в дорогу.

Выходить раньше ему не захотелось. Все из тех же соображений: чтобы не привлекать понапрасну внима; ния. У первой же реки он остановился на долговременный привал, тщательно умылся, сбрил щетину, отряхнул пиджак от пыли, смахнул с брюк все соломинки. Несколько часов спустя он в Лийвском сосняке еще раз обследовал себя, почистил пучком мха ботинки и направился к станции Ярве. Поехал оттуда до Лиллекюлы, где по Малоамериканской улице дошел до Пярнуского шоссе. Там сел в трамвай и в семь вечера уже стучался в дверь квартиры, где жила Ирья Лийве.

Никто не открыл.

Элиас вернулся туда еще раз в половине десятого.

Ему пришла было в голову идея навести справки в соседней квартире, но он передумал.

Он побежал к архитектору Кюльмету. Но и там ему повезло не больше. Все словно сговорились прятаться от него.

Настроение испортилось. В своем родном городе он почувствовал себя чужим и одиноким. От оптимизма не осталось и следа. Возвращение в Таллин показалось ему вдруг бессмыслицей. Очередным ложным шагом потерявшего равновесие человека.

Куда идти? Что предпринять?

У Элиаса было немало знакомых в Таллине. Стучаться по очереди в двери всех друзей? На это уже не оставалось времени. Ходить по ночам все еще было запрещено. Поскорее выбраться за город и опять залезть в стог? А потом? Что будет потом?

Элиас решил идти домой.

Но остался ли у него в Таллине дом?

Вряд ли. Наверняка в его квартире кто-то живет. Имущество реквизировали, а жилье предоставили другим.

Но, несмотря на такую убежденность, Элиас все-таки направился к себе. Надо же было куда-то идти.

Возбуждение, гнавшее его в течение всей долгой дороги вперед, сменилось апатией. Он был готов ко всему. Мысли разбегались. Сознание чисто механически регистрировало внешние впечатления. Например, то, что стекла окон оклеены полосками бумаги и что ни в одчпм окне нет света. Что в городе еще нет ни одного разрушенного здания, что на площадях вырыты щели для укрытия и так далее. Наблюдения возникали на миг и тут же улетучивались, успевая задеть лишь самую поверхность сознания, но не проникая в его глубину, где все как бы оцепенело.

Он добрался до своей улицы. Ощупал взглядом трехэтажный каменный дом, в котором жил последние годы. И здесь окна были такие же темные, как всюду, и тоже оклеены крест-накрест бумажными полосками.

Своих окон Элиас не увидел - они выходили во двор. Не зайти ли во двор соседнего дома и не посмотреть ли оттуда? Если и его окна оклеены, то не стоит подниматься. Значит, в его квартире новые хозяева.

И все-таки Элиас не пошел на соседний двор, А попросту открыл дверь и вошел в парадное. Тут было сыро и пахло известкой. Неужели в чьей-то квартире делали ремонт?

Во всем доме царила тишина, словно тут никто не жил. Прежде же в квартире на первом этаже всегда орало радио.

До площадки Элиаса еще оставалось две-три ступеньки, когда его мысли снова метнулись к Ирье. Где она? Попросту куда-то вышла или же уехала совсем далеко? Может быть, даже эвакуировалась?

Он принялся искать в кармане английский ключ. Нашел его. Опять задумался: не лучше ли постучать? Прислушался.

Тишина. В ванной доктора Хорманда шумела вода. Но это был единственный звук - из-за двери не доносилось ни разговоров, ни шагов.

Элиас вставил ключ в замок. Замок открылся - никто его не сменил.

Да, замок был старый, и это открытие сильно впечатлило Элиаса. Оцепенение прошло" мигом. Элиас взволновался, обрадовался. Что бы это значило? Не то ли...

Ему не хватило терпения додумать эту мысль до конца. Он повернул ключ и нажал ручку. Дверь открылась.

Дверь открылась.

Его обдало застоявшимся пыльным воздухом.

Элиас прикрыл дверь и остановился в передней.

Он постоял так несколько минут. Взгляд жадно впи-.тывал каждую мелочь.

Все было таким, как он оставил. На вешалке висело летнее пальто, которое он так и забыл перевесить в шкаф, хоть и собирался. Грязноватые ботинки и калоши. Шляпа, которую он хотел сдать в чистку и реставрацию. Газеты и платяная щетка на полочке под зеркалом. Чемоданчик на стуле. Домашние туфли. Сквозь приоткрытую кухонную дверь был виден убранный наспех стол, а на нем - кофейник и сахарница.

Элиас тихо нажал на дверь комнаты.

Там тоже ничегошеньки не изменилось. На диванной полке, покрытой густым слоем пыли, лежали газеты и журналы. Пепельница была полна до краев раздавленными окурками.

Душный воздух, пыль и беспорядок - все это как-то тронуло Элиаса. После его ухода сюда не заглядывал ни один человек. Выходит, его и не искали? И не объявили его квартиру собственностью врага народа? Что это могло значить?

Было, наверно, часов одиннадцать, когда в его дверь позвонили.

Элиас отложил платяную щетку, с помощью которой он как раз намазывал клеем очередную полоску бумаги, вытер руки и открыл дверь. Но пока открыл, в голове у него промелькнуло множество предположений. Кто это наведался так поздно? Все-таки арест? Какой там! Ирья? Глупости! Откуда ей знать, что он уже здесь? По-видимому, за дверью стоит доктор Хорманд, больше некому. .

Элиас не ошибся. В плохо освещенном коридоре - коридорную лампочку покрасили в синий цвет - стоял врач с большой охапкой газет, журналов и писем.