В разгаре лета

Но и в другие часы, не только в часы галлюцинаций, Элиас испытывал болезненную тоску по близости Ирьи. В нем начинала вызревать идея: не дожидаться падения Таллина, а пробиться туда раньше - через линию фронта.

Известие о поражении немцев под Мярьямаа укрепило убеждение Элиаса в том, что он должен осуществить свой план. От Пярну до Таллина не более ста тридцати километров. Правда, если идти боковыми проселками, дорога может удлиниться на несколько десятков километров, но за три-четыре дня можно преодолеть и такой маршрут. Он будет отсыпаться под сенными навесами или в стогах: забота о ночлеге - это не препятствие. Еду можно покупать на хуторах и в лавках - у него еще осталось несколько рублей.

Видимо, самое сложное - это переход через линию фронта. На этот счет Элиас имел смутное представление. Вряд ли между немецкими и советскими войсками проходит какая-то сплошная и устойчивая линия фронта. Вероятнее всего, воинские части обеих сторон занимают в основном города и крупные поселки, узловые станции и скрещения дорог. По словам госпожи Фельдман, немцы отступили от Мярьямаа к Пярну-Яагупи, да и Элиас представлял себе положение именно так.

Разумеется, путешествие будет далеко не безопасным. И по ту и по эту сторону фронта его могут схватить. Для деятелей самообороны удостоверение личности ничего не значит, в этом Элиас убедился на своей шкуре. Вряд ли и немцы, особенно если он попадется им на глаза вблизи от фронта, запросто разрешат ему идти своей дорогой. Не всегда это получается так легко, как с тем патрулем, который задержал его возле Пярну. Да и на той стороне могут заинтересоваться одиноким пут-ником. Наверно, из-за действий лесных братьев красноармейцы и бойцы истребительных батальонов стали очень осторожны и недоверчивы. На одной стороне его могут принять за коммуниста или бойца истребительного батальона, на другой - за сторонника фашистов или бандита, и, наконец, на любой стороне его могут арестовать, как шпиона, и поставить к стенке. Но разве oн обязательно должен наткнуться на патруль или сторожевой пост? Неужели они в состоянии следить за всеми объездами и лесными тропинками? Главные магистрали, несомненно, охраняются. Но где-нибудь сбоку одинокий пешеход может и проскользнуть. Ну, а если ему случится нарваться на контроль, дело не обязательно должно принять наихудший оборот. Главное - добраться до Таллина. А потом, после встречи с Ирьей, будь что будет. Пусть его арестовывают, пусть делают с ним что хотят.

Так он рассуждал и взвешивал, а между тем проходил день за днем, и еще не было сделано ни одного практического шага.

В Пярну поднялась вдруг тревога.

Госпожа Фельдман разузнала, будто к городу пробиваются большие силы красных. Господин Крийсталь с горечью сообщил ей, что по двум шоссе, из Мярьямаа и Лихулы, приближаются русские дивизии, не говоря уж об истребительных батальонах.

На следующий день до города донесся гул сражения - разрывы снарядов, треск выстрелов. Госпожа Фельдман сказала, что в ортскомендатуре упаковывают вещи и что там стоят машины, готовые к отъезду. Господин Крийсталь ужасно нервничает, ищет грузовик или хотя бы извозчика, чтобы успеть удрать до прорыва красных. Возле Аудру идет будто бы большой бой. Немцы кинули туда всех солдат. Даже от самообороны потребовали выставить людей, чтобы остановить коммунистов. В первый день удалось возле Аре задержать натиск красных, но со стороны Лихулы наседает целая армия. За Крийсталем тоже присылали, но вроде бы не застали его дома. Да и как его найти, господина пекаря, если он за всеми телегами гоняется? К тому же Крийсталь не из тех, кто любит соваться носом в огонь. Вот если бы в Аудру можно было купить муку по дешевке, он первый оказался бы там, а так что ему там делать?

Эндель Элиас тоже нервничал. Прислушиваясь к разрывам и выстрелам за рекой, он решил остаться в Пярну даже в том случае, если Красная Армия в самом деле прорвется в город. Останется и при первой же возможности уедет в Таллин.

Вечером Фельдманов посетил господин Крийсталь и поздравил их с победой.

- Немецкое оружие еще раз подтвердило свое превосходство, - с удовлетворением сообщил пекарь. - Храбрые немецкие войска при поддержке нашей мужественной самообороны разгромили большевиков. Только вот жалко, что полковник пал.

- Полковник Тоэрн? - спросила госпожа Фельдман.

- Да, он. Для всех нас это тяжелый удар, - с воодушевлением и жаром принялся распространяться господин Крийсталь. - Это был человек с орлиным взглядом. Утром его вызвали в ортскомендатуру к новому коменданту. Его, нашего начальника полиции и, кажется, городского голову. Во всяком случае, Тоэрн туда пошел, а вот за других не ручаюсь. Говорят разное, может, потом узнаем точнее. Новый комендант сказал полковнику так: "Мы не можем примириться с тем, чтобы одновременно с вермахтом существовала какая-то другая высшая власть, будь то правительство дружественного народа или уполномоченный эмиссар этого правительства".

Именно таково было официальное заявление коменданта. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что нам не дадут ни власти, ни своего правительства. Так оно и есть. А неофициально ортскомендант еще добавил, что он понимает и высоко ценит верность полковника своему народу, но и он обязан лояльно выполнять свои обязательства. По возвращении из комендатуры полковник сказал, что дела - дерьмо. Точно так, госпожа Фельдман, так он и сказал, не сердитесь за грубое слово, это я только в интересах истины. И он тут же поехал сражаться, будто смерти своей искал. Вы не находите это трагическим? А все находят.

Уходя, господин Крийсталь добавил шепотом:

- Рассказывают еще, будто Тоэрна пристрелили в спину немцы, другие же, наоборот, уверяют, будто это наши же офицеры. Но я все-таки не верю. Доброй ночи! Хоть сегодня поспим спокойно, опасность пока что миновала.

Эндель Элиас слышал разговоры пекаря из соседней комнаты, но многое осталось для него неясным. Лишь одно было несомненно: советские войска отошли назад. Остальное Элиаса не интересовало. Какая ему разница, погиб ли какой-то властолюбивый полковник в бою или его пристрелили в спину свои. Людей, рвущихся к власти, всегда хватало. Элиасу только хотелось бы уточнить еще одно. А именно - где расположены немецкие и где русские войска. Хорошо бы хоть на этот счет добиться ясности. Но по этому поводу господин Крийсталь ничего не сказал.

Элиас решил выждать денек-другой, собрать маломальскую информацию о расположении линии фронта, а потом двинуться в дорогу. Больше тянуть нельзя.

Визит Ойдекоппа лишний раз убедил его в том, что пора торопиться.

Да, капитан Ойдекопп нашел его.

Он явился на другой день почти с утра. В своей форме Эстонской самообороны он выглядел весьма представительно. Элиас, перестав копать землю, следил за ним в оба.

Держался Ойдекопп так, будто между ними ничего не произошло. Разговаривал непринужденно, даже дружески. Нельзя было понять, это он искренне или притворяется. Кто его знает: вдруг он из тех людей, кто не помнит зла?

Ойдекопп не стал тратить время на любезности.

- Ты нам нужен, - сказал он, сразу переходя к делу. - Передохнул несколько дней - пора за работу.

Элиас слушал Ойдекоппа со скрытым раздражением. Пускай он человек понимающий и даже искренний, этот Ойдекопп, все равно Элиас с великим удовольствием послал бы его к черту. Однако теперь, когда план похода в Таллин окончательно созрел, было благоразумнее не обострять сызнова отношений.

- Нам нужны образованные люди, знающие немецкий, - продолжал Ойдекопп. - Людей высшего разряда, командиров генеральского и министерского калибра, приходится искать днем с огнем. Почти никого не осталось. Во всяком случае, в Южной Эстонии. Но вряд ли картина окажется лучшей и на севере. Ситуация во многих отношениях более чем печальная.

Элиас строптиво перебил его:

- Я тоже не министр и вовсе уж не генерал.

Ойдекопп улыбнулся:

- Пока что тебе и не предлагают министерское кресло. Нужны люди для нашего штаба.