В разгаре лета

В конце концов он говорит:

- Это я виноват, что так вышло.

Я не ошибся. С виду холодный и непреклонный, наш политрук оказался слишком чувствительным для таких суровых времен. А я был и останусь свиньей: надо же мне было снова бередить его душу.

Завтракаем в доме пастора. В одноэтажном просторном здании с большой кухней. Пока я пью молоко и уминаю за длинным столом хлеб, мимо нас проходит мужчина лет пятидесяти со смиренным видом и зорким взглядом, наверно, кистер. Во всяком случае, Копли-мяэ считает, что столь масленый господин вполне может быть или кистером, или еще кем-нибудь из церковных служителей. Мы с ним язычники, ни один из нас не ходил на конфирмацию. Ильмар похвастался мне, что его даже не крестили. Я не такой последовательный атеист, мне все-таки окропили башку святой водой. Мы даже не знаем, существуют ли еще кистеры, или помощников пастора называют как-нибудь иначе.

В Мярьямаа приезжает на двух грузовиках примерно полсотни бойцов. Сперва мы думаем, что это наш батальон подослал нам пополнение, но оказалось, они из другого батальона. Некоторые лица вроде бы знакомы. Заговариваю с ребятами и узнаю, что среди прибывших есть народ из Пярнуского батальона. Они меня узнают не сразу, а лишь после того, как я спрашиваю, не помнят ли они одного таллинского, парня с опухшей физиономией, которого вырвали в Вали из лап лесных братьев и взяли на несколько дней в состав их части. Они рассказывают мне, что после того, как им пришлось оставить Пярну, они под Яагупи провели самый настоящий бой возле поля ржи. Теперь ребят из Пярну причислили к Таллинскому истребительному батальону, и они будут продвигаться к своему родному городу. Им сказали, будто немцев в Пярну совсем горстка: надо очистить город от последних фашистов и от бандитов. Такие разговоры кажутся мне странными, не могу к ним серьезно относиться. Ребята они, конечно, мировые: если бы восьмого июля им отдали приказ не пускать немцев дальше реки, они и сейчас держали бы там оборону. Или пали бы все до последнего. Такое у меня чувство.

Из наших автобусов и грузовиков другой части получается приличная колонна. Мы с Коплимяэ возглавляем ее на мотоцикле при выезде из Мярьямаа. Не то в качестве разведки, не то вроде охранения. Мюркмаа предостерегает, чтобы мы не очень разгонялись и не теряли визуальную связь.

- Гляди во все глаза! - кричит он мне. - Коплимяэ должен в первую очередь за мотоциклом следить.

Политрук тоже считает своим долгом предостеречь нас. Не понимаю, почему начальники, даже такие стоящие, как Руутхольм, считают всех своих подчиненных молокососами. Будто мы сами не понимаем, что должны зорко приглядываться к местности и вовремя предупреждать колонну обо всех неожиданностях. Господи по* милуй, мы и сами отлично это понимаем и без того уже напыжились от своей важности. Они могут преспокойно ехать следом, мы не позволим застать врасплох ни себя, ни их.

И все-таки нас застали врасплох.

Километров двадцать мы проехали нормально. Коплимяэ соблюдал предписанную дистанцию, я примечал каждое шевеление листка над шоссе. Мы были ужасно бдительны. Шоссе извивалось змеей между рощами и полями, потом встретился прямой отрезок длиной в несколько километров. До Пярну-Яагупи оставалось километров десять. Думаю, я не намного ошибаюсь, хотя с полной точностью сказать не берусь.

Проехали мы еще с полкилометра, и вдруг за спиной сильно бабахнуло. Коплимяэ мгновенно затормозил, мы оглянулись.

Сперва все выглядело вполне обычным. Разве что колонна остановилась. Потом л увидел, что передняя машина как-то чудно накренилась, а вторая дала медленный задний ход. Мне показалось это странным. Но миг спустя увидел еще более странные вещи. Из пятящейся назад машины начали взлетать в воздух люди, словно бы у них вдруг выросли крылья. Тут опять бабахнуло, и вторая машина тоже завалилась набок.

- Мины! - взволнованно говорит Ильмар.

Я тоже соображаю, что шоссе минировано.

Смотрим на дорогу, но ни впереди, ни сзади не замечаем ничего подозрительного. Насколько хватает глаз, покрытие шоссе всюду выглядит безупречно ровным.

С грузовиков нам что-то кричат, машут руками. Коплимяэ говорит:

- Спрыгивай, я развернусь. Но я не спрыгиваю.

- Мякинная голова, - сердится Ильмар, - не разыгрывай героя.

Охота же ему шутить в такую минуту. Я подмигиваю в ответ и говорю:

- Переедем через кювет к лесу. Там безопаснее.

- Застрянем, - ворчит Коплимяэ.

- Тогда дунем обратной дорогой. Мы оба с ним упрямые козлы.

Мне, конечно, боязно, когда мотоцикл разворачивается и начинает осторожно ехать назад. Коплимяэ пытается вести его по нашим следам. Каждую секунду под колесом может взорваться мина. Чтобы скрыть нарастающий страх, я пытаюсь сохранять самый безразличный вид.

Руутхольм отчитывает нас по всей форме. Отзывает в сторонку и задает хорошую баню. Не за то, что мы не предупредили колонну об опасности. Шоссе минировано с таким знанием дела, что ни один бес не заметил бы этого на ходу. Даже опытный сапер. Так считают все - не только Руутхольм, но и разозленный Мюркмаа. Политрук ругает нас за другое. За то, что мы зря рисковали жизнью. Называет нас сопливыми щенками, которые рисуются друг перед другом своей отчаянностью, и мы слушаем его, опустив от стыда глаза.

Что нам еще остается? Он же видит нас насквозь.

Куда серьезнее разговаривают с человеком, которого застают в доме недалеко от дороги.

Мюркмаа сердито спрашивает хуторянина, почему он не предупредил нас. Он же видел небось, как минировали шоссе.

Такого человека я поставил бы к стенке почти без угрызений совести. Несмотря на все его уверения, будто он прятался в лесу, когда минировали дорогу, и вернулся только вчера. Не верится мне. В глубине души он явно рад, что у нас вышли из строя две машины и оглушено взрывом около десятка бойцов. Но сегодня Мюркмаа держит себя в руках и в конце концов оставляет незнакомца в покое.

В автобусы битком набивается народ. В них же должны поместиться и бойцы из другого батальона, оставшиеся без машины. В таких перегруженных автобусах опасно ехать. В случае необходимости не сразу выскочишь. Опытный пулеметчик срежет каждого раньше, чем ноги человека коснутся земли. Что там говорить о пулеметчике: искусный стрелок и тот успеет много натворить. Обыкновенный грузовик гораздо более надежный транспорт, чем автобус. Лыхмус давно ругается, мол, автобусы легко могут превратиться в гробы, но делать нечего.

Теперь мы направляемся через Удувере. Впереди - снова мотоцикл, за ним - автобусы, а самым последним "форд" с каким-то начальством. Ехать плохо. Дорога очень узкая, извилистая и пылит. Как тут подашь знак в случае опасности? До того, как осядет пыль и тебя увидят, может произойти черт те что...

В Пярну-Яагупи мы останавливаемся.

В городке царит тишина. Из-за оконных занавесок подчас выглядывают чьи-то глаза, но на улицах почти пусто.

Где находится противник и где расположены наши части? Впереди, по-видимому, нет соединений Красной Армии. А то шоссе было бы разминировано. Говорю об этом Руутхольму.

- Устойчивой .линии фронта и нет, - соглашается он. - Мне только что сказали, будто и в Пярну уже нет немцев. Наша задача - очистка города от бандитов.

Все те же разговоры, что вели и ребята из Пярну, Разговоры эти меня злят, и я насмешливо спрашиваю, кто же среди нас так хорошо информирован.

Он терпеливо объясняет:

- В Мярьямаа нас догнали представители штаба истребительных батальонов.

- Штаб истребительных батальонов?

- Да, Для координации деятельности истребительных батальонов создан такой центральный орган.

С одной стороны, слова Руутхольма действуют на меня успокаивающе. Координация, центральный орган... Видно, истребительные батальоны стали серьезной военной силой, раз созданы такие штабы. С другой стороны, мне все еще непонятно, почему впереди нет наших частей. Кто минировал шоссе?