Страница 107 из 159
В той же Истории Апшеронского полка, который стоял во второй линии боевого порядка, (а значит, потери его меньше полков первой линии), принял удар шведов после прорыва первой линии русских войск, а затем участвовал уже в окончательной атаке, закончившейся бегством шведов, сказано следующее о потерях: “Потеря полка в сражении 23-го августа и болезни уменьшили состав его почти на половину”. По цифрам получается следующая картина — по штату он состоять должен был из 37 офицеров и 1380 нижних чинов, при 149 нестроевых и денщиках, а к февралю налицо было — офицеров — 23, солдат — 907, нестроевых — 107. То есть из 1566 человек, осталось 1037, убыль 529[623]. Приняв половину последней цифры за боевые потери и умножив на число участвовавших полков, мы выйдем приблизительно на те цифры, что просчитывались ранее.
Но, Петербург праздновал победу… Победные реляции публиковались в "Санкт-Петербургских ведомостях" и сам даже Ломоносов на-писал восторженную оду.
3 сентября в основной шведский лагерь прибывает, наконец, Левенгаупт и соответственно принимает командование на себя.
Его прибытие особых изменений в действиях шведских войск не принесло. Между тем, практически ежедневно прибывало пополнение из Швеции. Общая численность армии Левенгаупта достигла уже 15–17 тысяч человек, и продолжала расти, достигнув 24000. Тем не менее, шведы бездействовали. В основном, это объяснялось выжидательной позицией самого командующего армией. Успокоенный заверениями из Стокгольма, а также посла в Петербурге Нолькена о скором перевороте в российской столице и воцарении дочери Петра Великого — Елизаветы, и грядущими в связи с этим резкими изменениями внешнеполитической линии русского кабинета, Левенгаупт не собирался продолжать военные действия, а лишь ограничиться распространением на русской территории двух воззваний к населению. Суть их сводилась к призывам не сопротивляться доблестным шведским войскам, а переходить под защиту и покровительство их августейшего монарха. Далее мы подробно остановимся на этих воззваниях.
Между тем, русские продолжали стоять в лагере, и Ласси принял решение ограничиться "малой" войной. В дело пошла иррегулярная кавалерия — донские казаки и калмыки, к сентябрю прибывшие на театр военных действий под командованием бригадира Краснощекова, полковников Ефремова и Себрякова. Дополнительно подошел гусарский Сербский полк. В то время гусары относились к иррегулярной коннице, и в русской армии их насчитывалось к 1741 году 5 полков — Сербский, Венгерский, Молдавский, Валахский и Грузинский. Начались опустошительные рейды по близлежащим финским землям.
В сентябре, Левенгаупт направляет к русской границе рекогносцировочную партию из 270 человек во главе с капитаном Брантом. В ее составе было 7 офицеров, драгуны лейбрегимента (королевский гвардейский полк) и пехота (и тех и других поровну). Шведский отряд расположился в районе Вилайоки, разобрал мост через реку и стал наблюдать за действиями русских.
Из донесения генерала Кейта в Петербург явствует, что данные о приближении шведской партии получены от дезертира. 20 сентября на уничтожение шведов выступают два русских отряда.
Первый, под командованием подполковника Костюрина Ингерманландского драгунского полка, состоял из 100 его гренадер, 150 гусар-сербов и 150 донских казаков[624].
Второй, возглавляемый подполковником Божичем Сербского гусарского полка, включал в себя 50 гусар и 200 конных гренадер.
Костюрин должен был переправиться через реку Вилайоки в пяти-шести верстах выше по течению, с выходом в тыл шведскому отряду. В то время как Божич с гусарами появился на виду у неприятеля и открыл огонь, отвлекая внимание шведов.
Однако, последние боя не приняли, а начали отступление по дороге к Фридрихсгаму. Божич стремительно переправился через реку и атаковал шведов, которые начали разбегаться и стараться укрыться в лесу. Но пути к отступлению им уже перекрывал отряд подполковника Костюрина. Всего уничтожено было до 120 солдат и одного офицера, в плен были взяты 39 человек, в том числе два поручика, три унтер-офицера и один капрал.
Казаки отправились в дальнейший поиск и привели с собой еще 4-х пленных, при этом несколько шведов было убито. Остатки шведского отряда растворились в лесах.
С русской стороны потери составили 3 человека — один казак убит, и два раненных — один казак и один гусар.
В дальнейшем активных действий со стороны шведов в ближайшие два месяца не отмечалось. Русские же продолжали вести "малую" войну с противником.
3-го октября направлен в шведские пределы полковник Каркетель с драгунами (по 150 человек от каждого полка), казаками и гусарами, для заготовки (захвата) фуража и провианта. Через два дня Каркетель вернулся с большой добычей. В своем донесении он докладывал, что посылаемые им партии казаков и гусар разорили 50 деревень. Неприятель обнаружен не был.
В тот же день Казанский драгунский полк за ненадобностью был отпущен в Петербург на зимние квартиры.
8-го октября в повторной фуражировке участвовало до 300 человек конницы, в основном гусары и казаки. В поддержку им было выделено 600 человек пехоты с одной пушкой.
Полное бездействие противника, а также информированность русского командования о положении дел в шведском лагере, позволило отпустить часть войск на зимние квартиры.
3 октября ушли в Петербург два пехотных полка — Тверской и Архангелогородский. После удачной рекогносцировки полковника Каркетеля, за пехотой потянулась и регулярная кавалерия — ушел, как уже упоминалось, сначала 5 октября на зимние квартиры Казанский драгунский полк, а 9-го, за ним последовал Ингерманландский. Уход войск был связан, мне кажется, и с готовящимися переменами в самом Петербурге. Желание кабинета Анны Леопольновны — правительницы России, приблизить к себе верные, как им казалось войска, только что одержавшие победу и обласканные, взамен этого удалить ненадежную гвардию, готовую в любой момент совершить дворцовый переворот в пользу Елизаветы Петровны.
Из регулярной кавалерии в распоряжении генерала Кейта остался лишь Киевский и Ямбургский драгунские полки, часть последнего была направлена к Кегсгольму помогать донцам да калмыкам совершать набеги на территорию противника. Уже в донесении из Кексгольма от 5-го октября донские казаки полковника Себрякова совместно с ямбургскими драгунами отличились и "великий вред причинили… От деревни Исми начали и до самого Кибургского погоста великое множество деревень вовсе разорили".
13 ноября Санкт-Петербургские Ведомости (№ 91 за 1741 год) сообщали об очередном рейде донского полковника Себрякова. В поход ушло 250 казаков с калмыками и 50 драгун. Возвратились "с немалою добычей". Опустошили все, "от деревни Коргалы до Руголакс-кирки, и даже до реки Вуоксы с 60 верст, и в правую сторону к Нейшлоцкому уезду". Триста деревень (цифра, конечно, вызывает сомнение) подверглось разорению, весь найденный хлеб и сено, что не смогли вывезти — сожгли. Обнаруженный шведский караул в районе Руголакс-кирки уничтожен, в плен взято 20 человек.
15-го ноября, из Выборга вышел походный атаман Ефремов с 400 казаками и калмыками[625]. Его отряд совершил нападения на Пелгиерский и Катольский погост, и все деревни в радиусе 40 верст. Весь хлеб и сено сожгли, уничтожили до 60 крестьян, оказавших вооруженное сопротивление, еще большее число взяли в плен. С собой отряд атамана Ефремова привел большое количество захваченных лошадей, рогатого скота и овец.
И так до бесконечности. Разоренные деревни, сожженные хлеба и сено, что не смогли вывезти, угоняемый скот, а сколько убитых, сколько взятых в плен. За все отвечала Финляндия. Она же еще и непрерывно посылала в шведский лагерь подкрепления из вооруженных, чем попало крестьян, которые таяли, как снег. Кроме того, весь тягловый скот также забирался или русскими или шведами, но и его не хватало, и тогда ярмо одевали на себя финны, перетаскивая шведам вместо скотины разные тяжести — пушки, повозки и т. д.
623
Богуславский Л. История Апшеронского пехотного полка. СПб. 1902.
624
Команда Ингерманландского драгунского полка в 400 человек прибыла на театр военных действий к декабрю. Костюрин, получив звание полковника, с декабря возглавил весь полк. Здесь имеется в виду гренадерская рота, участвовавшая в кампании с самого ее начала. Весь полк подошел к лету 1742 года. — прим. автора.
625
Санкт-Петербургские ведомости № 91 от 17 ноября 1741 года.