Страница 46 из 63
Новый отсчет переселенческому движению начинается с введением в России аграрной реформы П. А. Столыпина. 9 ноября 1906 года был издан указ «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования».
Уже в первой статье этого документа говорилось, что каждый домохозяин, владевший землей на общественном праве, мог требовать укрепления в личную собственность причитавшейся ему части земли (Сафронов, С. А. Столыпинская аграрная реформа и ее влияние на хозяйственное развитие Восточной Сибири в 1906–1907 гг. / С. А. Сафронов. — Красноярск, 2006. — С. 76).
Резкой критике указ от 9 ноября 1906 года подвергли сибирские депутаты III Государственной думы. «Наше глубокое убеждение состоит в том, — подчеркивали они, — что не следует искусственными мерами, как это делает П. А. Столыпин, разрушать общину там, где она умирает сама, и будет большим преступлением, если будем разрушать ее или даже только мешать развитию ее там, где она оправдывается историческими, экономическими и бытовыми условиями» (Сибирские вопросы. — 1908. — № 41–42. — С. 56).
Особые надежды Столыпин возлагал на сибирских переселенцев. Тем не менее по существующим в то время правилам в Сибирь не могли переселяться крестьяне-ремесленники, лица с сельхозобразованием, мелкие торговцы, в которых остро нуждалась Сибирь. Власти считали, что такие переселенцы в большинстве своем неблагонадежны и будут разлагающе действовать на существующие здесь общественные устои.
Чтобы избежать подобных ситуаций, каждая отъезжающая за Урал семья проходила в губернских канцеляриях экзамен на политическую благонадежность. Журналисты отмечали, что после указа от 9 ноября 1906 года крестьяне были охвачены «какой-то переселенческой горячкой» (Сибирские вопросы. — 1908. — № 29–30. — С. 35).
За три года, с 1906 по 1908 год, в Енисейскую губернию переселилось 83 810 человек. Из них обратно в Европейскую Россию вернулось только 3683 человека (Сибирские вопросы. — № 17–18. — С. 80). В это время журналисты все чаще цитировали слова Льва Толстого, который писал, что «крестьянину нужно и важно только владение землею. Ему не нужно ни свободы слова, ни свободы печати, собраний, ни отделения церкви от государства» (Сибирская жизнь. — 1905. — № 61. — 18 марта). И слова Толстого во многом оказались пророческими. Переселение приняло настолько стихийный и массовый характер, что переселенческое управление оказалось к такому повороту событий неподготовленным. Переселенцы быстро сообразили, что им можно все, поэтому многие из них приступили к самозахвату земли. Местные начальники на этот беспредел не обращали никакого внимания. Это дало повод переселенцам хвастаться перед старожилами, что о них заботится сам царь (Сибирские вопросы. — 1906. — № 29–30. — С. 35).
Вопрос о земельных наделах часто обсуждался в печати. Многие считали, что распределять земельные участки необходимо на все наличное население, в том числе и на женщин. Это уравняло бы их права с лицами мужского пола. Однако эти предложения поддерживались не всеми. Сибирское землеустройство, основанное на устарелых отживших началах, давало возможность консервативному крылу государственных чиновников еще крепче держать власть в своих руках.
Отметим, что до массового переселения крестьян дорог в Енисейской губернии почти совсем не было. Планомерное дорожное строительство начинается только с 1904 года. Одна верста такой дороги обходилась казне в 1200 рублей (Сибирские вопросы. — 1907. — № 24. — С. 11). Много внимания уделялось и строительству питьевых колодцев. По мнению чиновников Казенной палаты, 1904 год стал тем переломным временем, когда правительство стало смотреть на переселение как на средство решения аграрного вопроса в России. Если до 1904 года на эти цели в среднем расходовалось 2,5 миллиона рублей, то с 1905 года эта сумма стала удваиваться. Если до 1904 года расходы на одну переселенческую семью составляли от 160 до 170 рублей, то в 1907 году государство выделяло уже более 310 рублей (Сибирские вопросы. — 1907. — № 13. — С. 13).
Однако у переселенческого движения вскоре обнаружились и свои подводные камни. Таежные и подтаежные земли требовали от переселенцев неимоверных усилий, высокой земледельческой культуры. Многие не выдерживали таких тяжелых условий труда и уезжали обратно в Россию.
Другие переселялись в Бразилию. Необыкновенно бурную деятельность проявляет в эти годы Иван Гутман. Он даже выпустил брошюру «Жизнь колонистов в штате Сан-Пауло в Бразилии». Небольшая книжица поистине творила чудеса. Желающих ехать в этот теплый край подкупало то, что агент Гутман оплачивал бесплатный проезд от Лондона до Сан-Пауло. Переселение в Бразилию стало принимать заметный размах. Этому событию журнал «Сибирские вопросы» посвятил фундаментальную статью, в которой пытался выяснить причины, заставлявшие сибиряков покидать Родину. На вопрос корреспондента, почему они уезжают, сибиряки отвечали: «А что же здесь хорошего? Вот мы живем здесь, в Канском уезде, 14 лет. Кто сколько-нибудь оправится, заживет ладно, непременно разорят. Скот вырежут, лошадей угонят, сено сожгут. Просто житья нет. Нет защиты. А тут холод, неурожаи». — «А в Бразилии, думаете, будет лучше?» — «Все лучше, думается, да уже и хуже не будет. Хоть урядника да крестьянского начальника не будет, и то лучше, а то ведь одни эти замаяли» (Сибирские вопросы. — 1909. — № 39–40. — С. 49).
Одни уезжали из Сибири, а прусские подданные Фридрих Гузак, Ян Бортницкий, Иван Рогаллец просили енисейского губернатора, чтобы их оставили жить в Минусинском округе. «Мы поселились, — писали они, — в Александровском переселенческом участке Абаканской волости, где имели в виду окончательно водвориться по принятии нас в подданство России. Этот участок почти исключительно образован из принявших русское подданство наших земляков, родственных нам по вере и языку. Здесь мы обзавелись недвижимостью и хозяйством, занялись хлебопашеством, но чиновник переселенческого управления Чиркин поднял вопрос о нашем выселении» (ГАКК, ф. 595, оп. 31, д. 164, л. 14).
Неизвестно, как на эту просьбу отреагировали в Красноярске. Процесс заселения Енисейской губернии переселенцами был сложным и неоднозначным, но динамика колонизации губернии была весьма положительной. Трудным для переселенцев оказался 1909 год. Губерния снова оказалась без урожая.
В 1909 году в селах Брежном, Малая Уря, Заозерном крестьяне раскрывали соломенные крыши, затем солому мыли, мелко резали, посыпали остатками отрубей и кормили скотину. А крестьяне в Ужурской и Березовской волостях самовольно вскрывали запасные хлебные магазины и уносили зерно по домам (Сибирские вопросы. — 1910. — № 28–29. — С. 46). И снова люди оказывались в долгах как в шелках. Местная власть, чтобы погасить недоимки, принудительно стала взыскивать подати. Для погашения задолженности крестьяне были вынуждены продавать коров и лошадей в 5 раз ниже их базарной стоимости.
В 1910 году управляющим Казенной палатой назначили Михаила Васильевича Чарушникова. К сожалению, отыскать его биографию пока не удалось. Есть сведения, что вместе с губернатором Я. Д. Бологовским они были ярыми приверженцами политики Столыпина. В 1911 году губерния могла принять 100 000 переселенцев обоего пола (Всеподданнейший отчет енисейского губернатора за 1911 год. — [Б. м.], [б. г.] — С. 5).
Однако на переселенческих участках разместились 33 тысячи 500 переселенцев, в Россию же возвратились всего 1300 человек. Продолжалось и строительство дорог. За год строители в среднем прокладывали от 150 до 180 верст, не забывая при этом необходимость обводнить переселенческие деревни. Многие семьи получали безвозвратные пособия. Усиленно шло строительство водяных мельниц, хлебозапасных магазинов, больниц, школ, церковных приходов. Для покупки сельхозорудий в губернии сумели создать специализированные склады с 32 отделениями для разного сельского инвентаря. Жатвенные машины, ручные сепараторы, косилки, паровые котлы поставлялись в Красноярск английской фирмой «Лайборн, Поппам и К°».