Страница 2 из 87
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ОТ АВТОРА
Нет числа письмам, которые приходили и приходят после того, как книга «Три кита здоровья» была опубликована сначала в журнале «Урал», а затем напечатана несколькими разными издательствами. Но большой отдельный поток, можно сказать, целый Гольфстрим, мощное — глубокое и широкое — непрерывное течение составляют письма, порожденные тем разделом «Трех китов», который был назван не без лукавства и горечи «Что такое есть любовь? Это чувство неземное, что волнует нашу кровь». О самых сокровенных вопросах интимной жизни я предпочел тогда отмолчаться, сославшись на то, что читательской аудиторией могу быть превратно понят и злонамеренно перетолкован.
Напор читательских писем — столь разных, столь искренних, столь требовательных и настойчивых! — ежедневно доказывает, что в этом предположении я заблуждался. Умен, как известно, не тот, кто не делает ошибок, но тот, кто способен их исправлять. Что ж, буду в этом отношении совершенствоваться, откорректирую свою недооценку общественного внимания к «чувству неземному» в его «земных» аспектах.
С другой стороны, хорошо, однако, что само время доказало необходимость изложения этой великой извечной темы в виде отдельной книги. Не как части, хоть и более пространной, чем прежде, в тексте «Трех китов здоровья» (ее присутствие там было необходимо для гармонического построения книги), но в качестве особой проблемы, выделяющейся среди других тем, задач и загадок нашего бытия. И не просто особой, но стержневой, вокруг которой вращаются, тяготея к ней, все остальные. Поэтому я и решил ввести в качестве одного из эпиграфов слова великого естествоиспытателя Гумбольдта (а мог представить и иных мыслителей из иных стран и эпох). И более того: такая категория, как любовь, оказывается центром не столько разномасштабных тем, сколько центром самого мироздания. Потому-то пристально, внимательно следует всмотреться во все, что к ней относится. И поэтому ее значимость побуждает нас видеть все, относящееся к ней, в таком-то именно масштабе: в ней нет мелочей, в конечном счете, все здесь соотносится с вселенским контекстом за тысячи лет. Так что, повторяю, справедливым оказалось посвятить теме «М-Ж» особую книгу.
И вот тут-то встал предо мной не вопрос, а вопросище: какой должна явиться эта книга, чтобы была от нее максимальная польза для людей (а без такового замаха зачем же и за дело браться)? Дело в том, что очень и очень много хороших, и философических, и практичных трудов типа «Мужчина и женщина» создано в подлунном мире за тысячи лет. Это и добросовестные энциклопедии, и наставления, отличающиеся техницизмом («Двадцать… Тридцать две… Сто одна… Шестьсот девятнадцать… Три тысячи четыреста семнадцать поз любви»), и учебные пособия для молодой семьи по принципу «Делай так, не делай этак». В общем, их следует изучать с карандашом в руках, что, конечно же, полезно, ибо интеллект они обогащают. Но вот беда: душу они не волнуют, чувства наши не заставляют бурлить-клокотать и на наши сердца не воздействуют, ибо не через кровоточащие сердца создателей своих они были пропущены, а только через их разум.
И я подумал: а почему бы мне не отправиться вослед благородным предшественникам-просветителям, но прихватив с собою в отличие от них такие механизмы эмоционального общения с читателем, которые дарует нам только художественная литература в непосредственности своей?.. Короче говоря, я решил представить на общественный суд две достаточно типические в своем драматизме многострадальные и счастливые судьбы: Его и Ее. Людей этих, Ивана да Марью (либо Егора и Анастасию, либо Игоря и Елену и т. д.) я хорошо знаю (как достоверно знаю и людей, которые в «Трех китах здоровья» явились прототипами Анатолия Федоровича). Если же кто-либо усумнится в том, что мои герои осмелились поведать автору столь безмерно откровенные эпизоды и детали своей интимной жизни, то я буду готов неверующим показать (разумеется, сокрыв подписи) такие исповедальные читательские письма, перед которыми способна поблекнуть даже откровенность моих Ивана и Марьи (Антона и Иоганны, Александра и Ирины и т. д.).
«Пусть они сами говорят», — так подумал я о своих Александре и Ирине (Владимире и Лидии, Сергее и Галине и т. д.). Это не значит, однако, что я не буду вмешиваться в повествование. Авторские комментарии или дополнения нужны по целому ряду причин, ибо разнесение базы различных взглядов на один и тот же предмет позволяет увидеть его рельефней и объемней и определить, как в стереотрубе, подлинное расстояние до него.
Но и этих повествователей оказалось мало: поразмыслив, я безусловно понял, что в книге активную роль должен сыграть еще один персонаж: моя незабываемая Нина Андреевна Т. (или Нонна Самойловна В., или Адель Борисовна И. и т. д.) — заслуженный врач Республики, которая, будучи одинокой, уже в пенсионном возрасте, пошла по объявлению в мою семью экономкой исключительно ради общения. И, боже ж ты мой, чего только уникального и бесценного не услыхал я от этого великого врача-гинеколога с пятидесятилетним стажем и феерической судьбой! Воистину, это была Академия. И я попрошу Евгению Иосифовну К. (или Тамару Павловну П., или Ольгу Романовну Ч. и т. д.) в этой книге объяснять героям повествования то, чего из пособий узнать, пожалуй, нельзя, но что способно украсить и облегчить многосложную интимную жизнь мужчины и женщины (тут мне показались уместны эротические танки Рубоко Шо в качестве поэтического эпиграфа).
Вот такой квартет исполнителей задумал я предложить читателям, а уж какую пьесу эти музыканты сыграют, из скольких частей, в какой композиционной и тональной, последовательности — поживем-увидим.
Акцентирующим словосочетанием в анекдоте, который я привел в качестве эпиграфа, является связка «на халяву» (не знаю, переводима ли она на другие языки). К чему это я? К тому, что в силу системы нашего воспитания и образования мы тратим немалые усилия — и длительные года-десятилетия — на то, чтобы стать более-менее сносными профессионалами по своей специальности, на своей работе. И это прекрасно. Ужасно то, что практически во всех остальных сферах действительности мы вольно или невольно норовим проехаться — в течение всей жизни! — на халяву, то есть без каких-либо особых затрат энергии, денег и времени!.. Примеры? Да сколько угодно!
Как мы общаемся с окружающими? Да как бог на душу положит! Захотим приголубим, взбредет — пнем побольнее, не сдерживая ядовитого и крикливого своего языка, и пинаем-то чаще, чем голубим! А ведь общение — это могущественная, разветвленная система этики («этикет» — от этого корня!), истоки которой уходят в древние, еще мифологические времена («Чти отца своего, и продлятся дни твои» — когда, и где, и кем это было сказано?..). Когда одного стодвадцатилетнего пастуха-горца спросили, как и почему удалось ему до таких немалых лет сохранить крепость мышц и зоркость глаз, он ответил: «Да потому, что ни один баран за все это время не поднял на меня свой голос…» Господи милостивый, сколько баранов поднимает на нас голос в течение одного только дня и, подумаем по чести: да хоть чем-либо добрым выделяется наш собственный голос в этом дурном бараньем стаде?..
Много чудесных книг написал Д. Карнеги о том, как сохранить друзей и добиться успеха в жизни, но мне кажется, общей формулой для всех них является один-единственный пример (пересказываю его по памяти). Конечно, если водопроводчик напортачил, можно его вызвать и, чередуя в американском варианте «мать-перемать», искостерить в хлам и после этого выставить из кабинета с угрозой, дескать, в следующий раз по стене размажу, с сумой пойдешь и т. п. Выйдя после такой «беседы» от вас, он запорет следующую работу, сам сорвет свой психоз на встречных и поперечных, и все они тоже напортачат по делу и в свою очередь психически изуродуют встречных и поперечных. Но можно и по-другому: «Слушай, Джон, ведь я всегда держал тебя за мастера-золотые руки. Честное слово, не мог поверить, что ты нарезал на соединительной муфте не тот винтовой ход, из-за чего случилась протечка в семнадцатом цехе. Давай сделаем так: ты сам все исправишь без всякого шума, и на этом разговоры закончим. О'кей?..» И Джон, чтобы оправдать лестные слова о его репутации и доброе отношение к себе, из кожи вылезет, все исправит в злосчастной муфте, сам заштукатурит протечку и, уж будьте уверены, ни в этот раз, ни в остальные невротически не искусает никого из окружающих…