Страница 59 из 71
- Договорились! - подвёл итог председатель. - Ну что, дамы и господа, по домам?!
Все начали расходиться.
- Зря согласился, - сказал мне Михельсон, когда мы распрощались на Старом Арбате со всеми попутчиками. - Как бы не кинули тебя эти жуки кооперативные. Мутные они какие-то. Неискренние. Будь моя воля, ни за что бы с ними не связался!
- Алексей Исаакович, а почему вы в университет не вернулись? - задал я ему вопрос, который давно уже вертелся на языке. - Они же вас обратно с удовольствием возьмут. Хоть сейчас!
- Возьмут, кто ж спорит! Вот только платят там копейки. Мне на эти гроши не прожить.
- Ну, раньше же жили как-то. И не один год.
- Эх, Саша! Раньше я на зарплату внимания не обращал. Но в то время основной доход марки приносили. А теперь этот источник заработка для меня закрыт. Наглухо запечатан. Нет моей коллекции! Была, да сплыла.
- Как нет? Неужели, украли!
- Можно сказать - да...
- Постойте, но ведь основной доход вы как посредник при сделках получали. Т.е. не за сами марки, а за знания в этой области. Квалификация-то при вас осталась, не делась никуда.
- Да, знания есть. И квалификация - та же. А толку? Кто ж посредником при сделке "лоха" прокинутого приглашать будет? Да, ты ж не знаешь ничего! Ты тогда ещё в Шереметьево работал... Собрались мои молодые в Израиль уезжать. Дочка с зятем. Ну и уговорил он меня, дурака старого, отдать им с собой коллекцию. Мол, там она сохраннее будет, да и кредит на жильё можно под залог взять. И процент по тому кредиту будет меньше значительно. Я и согласился. Кто ж знал, что Мишенька-Мойшенька, зятёк мой дорогой, ещё здесь в протестанскую веру покрестился перед отъездом. А как в Израиле натурализовался, принялся везде крест поверх рубахи носить и на скандалы нарываться. Ну, набили ему морду пару раз. Один раз арабы, другой - еврейские ортодоксы. Он - в суд на тех и на этих. А потом, используя судебные решения, как пропуск, в Америку рванул. Представляешь?
- И приняли?
- А то!.. С распростёртыми объятиями. Христианин. Протестант. Единоверец. Многократно подвергался преследованиям за религиозные убеждения. Он гражданство американское получил чуть ли ни в день приезда. И теперь моей коллекцией может спокойно распоряжаться.
- Но ведь это ваши марки! А как же защита частной собственности?
- Частная собственность! В Штатах иностранцу против гражданина ловить нечего. А я для американского суда гораздо хуже, чем просто иностранец. Я - тот предатель их любимой родины, который сам добровольно от её гражданства отказался. Нет, коллекция для меня потеряна навсегда!
- А дочка как?
- Дочка в кафешках тарелки моет. В Хайфе. Стоматологов там своих навалом.
Вот так история! А я всё голову ломал, из-за чего он в Гипроводхоз подался... На старости лет.
- Ты только языком не трепи... Я к тому эту историю рассказал, что доверчивый ты очень. И чую, когда-нибудь нарвёшься из-за этого. Люди, они только зло помнят, а добро быстро забывают. Ты уж поосторожнее с ними, ладно!
- Хорошо, учту! Постараюсь больше не подставляться.
20.
Следующее собрание кооператива "НЦНМ" проходило на научном семинаре в Хаммеровском центре. После заключительного доклада, посвящённого вредному влиянию электромагнитного излучения ЛЭП[98] на репродуктивную функцию дождевых червей, наша группа задержалась в конференц-зале. Все по очереди сдавали свои главы и разделы. Корзун их бегло просматривал и складывал в кожаный дипломат "Чикаго". После подробных обсуждений у Михельсона такая процедура приёма работы приятно удивляла своей простотой.
- В ближайшие два-три дня я всё прочитаю. Если до субботы не позвоню, считай, что раздел принят, - сказал Степан Михайлович, пробегая взглядом последние листы, которые я утром допечатывал на разбитом "Юнисе". - А теперь все свободны. Обязательные мероприятия семинара закончились. Кто остаётся на банкет - из зала по стрелке направо.
Михельсон сказал, что останется обязательно: банкеты на таких тусовках - самое интересное. А я решил уйти. Центр международной торговли подавлял меня своим заграничным великолепием. Просторные залы, панорамные лифты, зимний сад с фонтаном в холле - всё это элегантное великолепие сверкало чистотой, дышало свежестью, и было похоже на картинку из фильма о светлом будущем. Сравнение американской роскоши с обшарпанными коридорами наших нищих НИИ будило во мне сразу целый букет "совковых" комплексов. И в то же время, спать хотелось просто неимоверно. А потому, распрощавшись с коллегами, я проскочил мимо вышколенного охранника и направился к троллейбусной остановке.
В коридоре квартиры на полу стояли мешки с морковкой и свёклой. Сваленные грудой коробки отчаянно благоухали яблоками и грушами... Хозяева тоже были дома.
- Ну, как? Сдался? - спросил Пётр Игоревич, как только я вошёл в их маленькую гостиную.
- Ага, всё в порядке, дядя Петя!
- Чай на плите горячий, если что... Или сразу завалишься?
- Ещё быстрее, чем сразу! Глаза слипаются - хоть спички вставляй.
- Ну, тогда я на кухне футбол посмотрю, - сказал он, приподнимаясь.
- Да не беспокойтесь вы так... Подумаешь, телевизор! Я в армии под гул самолётов засыпал. Слыхали когда-нибудь, как бомбардировщик взлетает? Стёкла в домах лопаются!
- Ну, смотри. Если что - постучи в стенку.
Старик с удовольствием опустился обратно в кресло.
На кухне всё это время продолжало шкворчать и бурлить. Стекло на двери запотело и стало матовым. Битва за сохранение собранного урожая кипела практически круглосуточно. Крутить банки Ольга Васильевна никому не доверяет. От начала и до конца - только сама.
Я прошёл в свою комнату, закрыл дверь, задёрнул шторы, разделся и нырнул под одеяло. Какой там телевизор!.. Все звуки исчезли через секунду, стоило только закрыть глаза.
Мне снилась баррикада у Белого дома, похожая на ежа-переростка, ощетинившегося на три стороны встопорщенными иглами стальных труб. Я снова видел напряженные лица соратников. С трепетом в душе ждал начала атаки. Каждой клеточкой тела чувствовал, что приближается самое главное сражение моей жизни. И это чувство наполняло меня до краёв. Снова всё было просто и ясно, как это и бывает в бою. Впереди враг, рядом свои... И правда на нашей стороне. Все силы собраны. Приготовления завершены. Мы не хотим начинать первыми, но не отступим ни на шаг. Из-за домов слышен стрёкот автоматных очередей. Всё ближе, ближе...
И вдруг всё исчезает. Картинка становится блёклой и бесцветной, как на экране старенького "Рекорда". Я медленно погружаюсь в чёрную болотную жижу. Ноги засосало в неё уже почти по колено. Каждая попытка освободиться лишь увеличивает скорость погружения. Спокойно, только без паники... Нужно сохранять выдержку. Истерики не помогут. Посмотрим, что есть в карманах. Только шнур и носовой платок. Шнур капроновый, такой даже слона выдержит. Уф-ф-ф... Уже легче.
Оглядываюсь по сторонам. А что если пригнуть вон ту молодую берёзку? Тогда можно будет опереться руками о ствол и выбраться из трясины. Набираем грязи в платок, завязываем верёвку. Раскручиваем над головой. Бросаем. Есть, зацепилось. Тянем трос на себя. Ещё, ещё. Есть! Руки ухватились за ствол. Теперь остаётся только лечь на него туловищем и тянуть изо всех сил. Кажется, все усилия напрасны. Но я знаю, что это не так. Погружение прекратилось - уже хорошо. Я тяну всё сильнее и сильнее. Глаза разъедает от пота. Я смахиваю пот рукавом штормовки. Тяну за ствол, за боковые ветки и сантиметр за сантиметром продвигаюсь вперёд. Забыть об усталости! Долой отчаяние! Теперь всё зависит только от упорства. Ну, уж в нём-то у меня недостатка нет. С сообразительностью возникают проблемы, быстрота реакции часто подводит. А упорства - вагонетками не перетаскаешь.