Страница 7 из 71
На этом месте мысли Громова были вдруг прерваны каким-то новым впечатлением. И он не сразу даже понял — каким именно. Сергей замер, тряхнул головой и внимательно огляделся. Ну да, конечно! Не мог он, даже глубоко задумавшись, пройти мимо такого чуда — лимузина с открытой дверцей! Это был самый настоящий лимузин типа «Линкольн»! И как он только оказался на улицах Ивери? В технике Сергей отлично разбирался, и с давних пор мечтал хоть полчаса посидеть за рулём лимузина. Виной тому были голливудские киноленты, занесённые в страну заморским ветром. И хотя Сергей уже давно перешагнул тридцатилетний рубеж, в душе он оставался всё тем же восторженным юношей, каким был когда-то. А потому взял — и заглянул в салон роскошнейшей машины. Кого он там надеялся увидеть? Мэрилин Монро в расцвете её губительной красоты?
— У вас красивая машина, — произнёс он, увидев человека на заднем сидении.
— Повтори, — потребовал тот.
— Я говорю, красивый лимузин.
— Вот так и говори. Пароль должен быть точным.
— Пароль?!
— Пароль.
— Понятно. Пароль — ответ.
Громов не понял ничего — при чём тут пароль какой-то, но поддакнул, поскольку не знал привычек владельцев лимузинов.
— Ответ: да, у нас мягкая посадка.
— В смысле, сидения? — недоумённо переспросил Сергей.
— Вот молодец. Бдительность — прежде всего. Повторяю ответ: да, у нас мягкие сидения. Я проверял тебя. Ну, давай.
Незнакомец в машине привстал и протянул руку к чёрному чемоданчику Сергея.
— Вы меня грабите?! — дрогнувшим от возмущения голосом воскликнул тот.
— Побойся Бога! — произнёс незнакомец с обидой, — я же тебе сдаю такую информацию, которой нет ни у кого на всём земном шарике! Ты чего, не врубаешься, что ли? Притом, буквально за гроши!
На незнакомце был прекраснейший костюм и отличные чёрные туфли, блестевшие в полумраке салона. На мизинце имелась золотая печатка. А на сидении с ним рядом лежал такой же «кейс», как и в руках Сергея, только новый. Громов вдруг осознал, что его принимают за кого-то другого, и открыл, было, рот, чтобы признаться в этом. Но незнакомец дёрнул чемоданчик из его рук, сунул взамен ему свой, захлопнул дверцу, и лимузин рванул с места на огромной скорости.
Но не промчался он и нескольких сот метров, как раздался чудовищный взрыв. Лимузин подняло в воздух, крутануло, и он исчез в языках пламени и клубах дыма.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Григорий Семёнович Буранский, артист Иверского драмтеатра, ходил по сцене и, заламывая руки, декламировал текст своей роли. Декламация тут была уместна и необходима — пьеса имела стихотворную форму. Хотя и не рифмованную. Подбирать рифмы Гоша не умел. Но пьесу всё же написал. Белым стихом, напоминающим древнегреческий гекзаметр. Сам написал и сам поставил. И все роли сыграл тоже сам. Впрочем, роль там, по существу, была одна — роль князя Михаила Ярославича Иверского, управлявшего некогда иверским княжеством и убитого в Золотой орде. Прочие персонажи внимания почти не удостоились. Гоша упоминал о них впроброс и прозой, хотя с тем же подвыванием, что и стихами. Сегодня вечером он должен был играть ответственный спектакль перед особо важными персонами, потому и назначил себе с утра генеральный прогон. В зале томились реквизиторы и костюмеры, которых он попросил присутствовать на репетиции, чтобы, как сам он выразился, «чувствовать дыхание зала». Дыхание было тяжёлым и прерывистым. Зал едва не стонал от повисшей в нём гнетущей скуки. Две девочки-реквизиторши, одна парикмахерша и три костюмерши ёрзали в креслах и зевали во весь рот.
Внезапно эту отнюдь не идиллическую картину нарушил страшный грохот, от которого, как показалось, даже стены зашатались. Работницы цехов с воплями выскочили из кресел и побежали к выходу. Гоша замер на полуслове, заметался по сцене, а затем с криком: «что случилось»?! — бросился за кулисы. Там из каморки пожарных охранников выскочил дежуривший в этот день Герман Петрович.
— Где рвануло? — вскричал он.
— Откуда же я знаю?! — возмутился Буранский, — я здесь служу не по пожарной части. Это вы должны знать, что и где взорвалось.
— А я что — взрывотехник? — в свою очередь возмутился пожарный, — я, между прочим, подполковник в отставке. И нечего так со мной разговаривать.
— А я — Заслуженный артист!
— Знаем, как вы заслуживаете, — махнул рукой пожарный и поспешил по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.
Более молодой и более шустрый Гоша обогнал его, бросив через плечо: «нахал и хам» — и первым оказался сначала на первом этаже, где вахтёрша отсутствовала, а затем и на улице, на крыльце служебного входа. Вахтёрша была там, равно как и вся бухгалтерия в полном составе, и комендант здания, и все прочие работники театра, чьи кабинеты находились на первом этаже. Не было лишь актёров, которые ещё не подошли к утренней репетиции. Буранский представлял актёрский цех в гордом одиночестве. Из соседних зданий по всему переулку, куда выходил служебный вход театра, также выскакивали люди и устремлялись к Советской улице, где творилось нечто невообразимое — от горящей машины валил чёрный дым, вздымались языки пламени, а к месту катастрофы бежали отовсюду толпы народу. От скопившихся пожарных машин и карет «скорой помощи» образовалась пробка. Машины сигналили, люди кричали, от горящей машины отскакивали искры, там что-то трещало и рвалось. Входная дверь театра хлопнула, и на крыльце появился директор театра. Он заложил руки за спину, покачался на длинных циркульных ногах и приказал:
— Валентина Игнатьевна, вернитесь на свой пост. И вы, Герман Петрович.
— Ой, Владимир Марленович, я не пойду туда, — заныла перепуганная вахтёрша, — вдруг опять будет взрыв, вдруг весь театр рухнет!
Директор задумался. Потом отдал приказ пожарному:
— Эвакуируйте людей из здания. Включите сирену.
Подполковник по-военному чётко развернулся кругом через плечо и скрылся, а Гоша решительно зашагал к месту происшествия. Что-то подсказывало ему, что непростая это катастрофа, и что он к ней имеет самое прямое отношение. Его худшие подозрения подтвердились. Не прошёл он и нескольких метров, как к нему из толпы устремился его посыльный — артист театра Витя Круговой. Гоша резко остановился. Запыхавшийся Витя подбежал к нему и по его глазам Григорий Семёнович увидел, что дело плохо.
— Ну? — коротко и требовательно спросил он.
Но было уже и так понятно — горел именно тот самый лимузин, который Буранский с таким трудом выбил у знакомого бизнесмена, владевшего агентством по организации свадебных торжеств. Гоша арендовал машину за копейки и очень радовался этому. Сейчас он понял, что до конца своих дней будет расплачиваться за эту глупую радость.
Витя с тоской посмотрел на него и, горестно вздохнув, опустил голову.
— Где чемодан? — спросил Буранский, едва сдерживая гнев.
— Забрали, — шепнул сквозь слёзы Витя.
Он был жалок. И без того жизненный путь артиста Виктора Кругового не был усыпан розами, а тут ещё эта напасть. Вместо того чтоб получить гонорар от Григория Семёновича за пустяковую услугу, он получает нагоняй.
— Один чемодан забрали, а второй должны были отдать взамен. Где он? — продолжал допрашивать Буранский.
— Да я не успел ни дать, ни взять! — воскликнул Витя.
— Как не успел? Ты же сказал — забрали.
— Ну да. Только забрали-то совсем другие!
— Да расскажи ты толком! — вышел из себя Буранский.
— Дело было так, — оживился Витя, — я взял у тебя «кейс»… Не знаю, что в нём было…
— Не твоего ума дело, — перебил Гоша, — продолжай.
— Ну, так вот. Взял твой «кейс» и пошёл к месту встречи. Смотрю — лимузин уже стоит на той стороне улицы. Ну, я стою на переходе и жду. Машин много, а светофора-то здесь нет. Вот я стою и жду.
— Да не тяни ты! — взвизгнул Гоша.
— А я и не тяну. Сам же велел рассказывать по порядку. Я и рассказываю. Я, значит, жду, а в это время мужик какой-то тоже с «кейсом» подходит к машине и меняется чемоданами с тем, кто сидит в лимузине. Я кричу: «эй», а лимузин уже — ходу. И взорвался! Я дорогу перебежал — и к тому мужику. А мужика и след простыл. Зато другой мужик ко мне подходит и вырывает из рук твой «кейс». И тоже куда-то пропадает. Тут же толпа, бегут, кричат…