Страница 20 из 144
Волком же, страшно всю нощь выющим, и толико их бе множество, яко со всеа вселенныа снидошася, и враны, грающе и кричяще, и орлы, клегщуще страшно зело всю нощь.
Тогда же убо той нощи муж некий, именем Фома Кацыбей,* иже бысть некогда разбойник и в покаание приде, бысть же крепок и мужествен зело, и того ради поставлен бысть стражем от великого князя на реце на Чюре Михайлове* на крепкой стороже от татар. Сего убо уверяа, бог откры ему видение в нощи сей: виде на воздусе от востока полк ве-лий зело, и се внезаапу на той полк от полуденьныа страны приидоша два юноши светлы* зело со оружии и начаша полк сещи, глаголющи: «Кто вам повеле погубляти отчество наше?». И овех избиша, овех же отгнаша.
И тогда в той же нощи видение видеша Василей Капица да Семен Антонов: видеша от поля грядуща множество ефиоп в велицей силе, ови на колесницах, ови на конех,* и бестрашно видети их. И абие внезаапу явися святый Петр, митрополит всея Русии, имея в руце жезл злат, и прииде на них с яростию велиею, глаголя: «Почто приидосте погубляти мое стадо, егоже ми дарова бог съблюдати?». И нача жезлом своим их прокалати, ови же на бег устремишася, и ови избежаша, дру-зии же в водах изстопоша, овии же язвени лежаша. И сии вси сказаша вся видениа сиа великому князю Дмитрею Ивановичу. Он же повеле им никому же сего поведати. И начят со слезами молитися господу богу, и пречистей богородице, и великому чюдотворцу Петру, хранителю Русской земле, и святым мучеником Борису и Глебу,* да избавят их от татарскиа сиа ярости, и да не поперут святаа пси,* и да не поясть татарьскый мечь православнаго христианьства.
Тоя же нощи, утру свитающи, месяца сентября в 8 день, на праздник Рожества пречистыа богородицы, и возходящу сълнцу, бысть мгла велия по всей земле, аки тма, и до третьяго часа дни, и потом нача убы-вати. Князь велики же отпусти брата своего из двуродных князя Володимера Андреевича вверх по Дону в дубраву западной полк, дав ему достойных из своего двора избранных. Еще же отпусти с ним известнаго воеводу Дмитреа Боброкова Волынца, еще же устрой той воевода Дмитрей и полки.
И изполчишася христианьстии полци вси. И возложиша на себе доспехы и сташа на поле Куликове, на усть Непрядвы реки. Бе же то тюле велико и чисто и отлог велик имеа на усть реки Непрядвы.
И выступиша татарскаа сила на шоломе, и поидоша с шоломяни. Тако же и христианскаа сила поидоша с шоломяни и сташа на поле чисте, на месте тверде.
Князь велики же Дмитрей Иванович преседаше чясто с коня на конь и яздяше по полком и глаголаше со слезами сице: «Возлюбленнии отцы и братиа, господа ради ж пречистыа богородицы, и своего ради спасе-ниа, подвизайтеся за православную веру и за братию нашу! Вси бо есмы от мала и до велика братиа едини, внуци Адамли, род и племя едино, едино крещение, едина вера христианскаа, единаго бога имеем господа нашего Исуса Христа, въ троице славимаго. Умрем в сий час за имя его святое, и за православную веру, и за святыа церкви, и за братию нашу, за все православное христианьство!». И слышавше сие, вси просле-зишася, и укрепишася, и мужествени быша, яко орли летающе и яко> лвы, рыкающе на татарьскиа полкы.
Утвердив же их, князь великий и прииде под свое знамя черное,* и съседе с коня своего, и совлече с себя приволоку свою царскую. И призвав любимаго своего, егоже любляше паче всех, Михаила Андреевича Бренка,* и тому веле всести на конь его, и приволоку свою царскую возложи на него, и всею угварию царскою украси его, и то свое великое знамя черное повеле рынде своему над Михаилом Андреевичем Бренком возити. И взем святый крест, на нем же бе воображены страсти Христовы,* в нем же животворящее древо,* и возплакав рече: «На тебе все упование мое, Христе боже! Ты ми силою креста твоего-даждь победу на враги моя, якоже древле Констянтину».*
Тогда приидоша к нему посланницы от игумена Сергиа Радонеж-скаго с благословением, написание имуще сице: «Да будет ти господь бог помощник, и пречистаа богородица, и святый чюдотворець Петр». И приела к нему хлебець пречистыа богородицы.* Князь велики же сьяде той хлеб святый, и простре руце свои и велегласно возопи: «Велико имя пресвятыа троицы! Пресвятаа госпоже богородице, помагай нам! Тоя молитвами, Христе боже, и святаго чюдотворца Петра, и великого святителя Киприана митрополита, и преподобнаго игумена Сергиа помилуй и спаси нас от бесермен сих, въоружившихся на нас!».
И повеле полком своим вмале выступити. Бе же полцы его передо-выа воеводы его Дмитрей Всеволож да Володимер, брат его; с правую же руку прииде Микула Васильевич, да князь Семен Иванович, да Семен Мелик со многими силами. И бе уже шестый час дни. Сходящимся им на усть Непрядвы реки, и се внезаапу сила великаа татарьскаа борзо-с шоломяни грядуще, и ту пакы не поступающе, сташа, ибо несть места, где им разступитися. И тако сташа, копиа подкладше, стена у стены, кождо их на плещу предних своих имуще, преднии краче, а заднии должае. А князь велики такоже с великою своею силою русскою з дру-гаго шоломяни поиде противу им. И бе страшно видети две силы великиа, сънимающеся на кровопролитие, на скорую съмерть. Но татарьскаа бяше сила видети мрачна потемнена, а русскаа сила видети в светлых доспехех, аки некаа великаа река лиющися, или море колеблющеся, и солнцу светло сиающу на них и лучя испущающи, и аки светилницьг издалече зряхуся.
Нечестивый же царь Мамай с пятма князи болшими взыде на место высоко на шоломя, и ту сташа, хотя видети кровопролитие человеческое и скорую смерть.
И уже комуждо урок житиа приде и конець приближися. И начаша преже съеждатися сторожевыа полки русскиа с татарьекыми. Сам же князь великий наперед в сторожевых полцех ездяше и, мало тамо пребыв, возвратися паки в великий полк. И тако поидоша обе силы в место* сниматися, оттуду татарьскаа сила великаа, а отселе сам князь велики Дмитрей Иванович со всеми князи русскими. И бе видети русьскаа сила неизреченна многа, яко вящше четырехсот тысящ и конныа и пе-шиа рати. Такоже и татарьскаа сила многа зело. И уже близ себя сходящимся обеим силам, выеде из полку татарьскаго богатырь велик зело, и широту велику имея, и мужеством великим являася. И бе всем страшен зело, и никтоже смеаше противу его изыти, и глаголаше кождо друг ко другу своему, да бы кто противу его изшел, и не идяше никтоже. Тогда убо преподобнаго игумена Сергиа Радонежьскаго изящный его послушник инок Пересвет начят глаголати великому князю и всем князем: «Ничтоже о сем смущайтеся: велий бог нашь и велиа крепость его. Аз хощу божиею помощию, и пречистыа его матере, и всех святых его, и преподобнаго игумена Сергиа молитвами с ним видетися». Бе же сей Пересвет, еда в мире бе, славный богатырь бяше, велию силу и крепость имея, величеством же и широтою всех превзыде, и смыслен зело к во-иньственому делу и наряду. И тако по повелению преподобнаго игумена Сергиа возложи на себя святую схиму, аггельский образ, и знамянася святымь крестом и окропися священною водою, и простися у духовнаго отца, таже у великаго князя, и у всех князей, и у всего христьяньскаго воиньства, и у брата своего Ослебя. И вшплака князь велики, и все князи, и все воиньство великим плачем, со многыми слезами глаголюще: «Помози ему, боже, молитвами пречистыа ти матере и всех святых, якоже древле Давиду на Голиада».* И тако инок Пересвет, послушник преподобнаго игумена Сергиа, поиде противу татарьскаго богатыря Темирь-мурзы,* и ударишася крепко, толико громко и силно, яко земле потря-стися, и спадоша оба на землю мертви, и ту конець приаша оба; сице же и кони их в том часе мертви быша.
И уже седмый час наста. Рече князь великы ко всем своим князем и к бояром и ко всему воиньству: «Братиа, уже время нам пити чаши. Се место буди нам гроб за имя Христово, и за христианьскую веру, и за все православное христианьство».
И тако съступишася обе силе великиа на бой. И бысть брань крепка и сеча зла зело, и лиашеся кровь, аки вода, и падоша мертвых множество безчислено от обоих сил, от татарьскиа и русскиа, и паде татарь-ское тело на христьаньском, а христианьское тело на татарьском, ш сме-сися кровь татарскаа с христианьскою. Всюду бо множество мертвых лежаху. И не можаху кони ступати по мертвым. Не токмо же оружием убивахуся, но сами себя бьюще, и под коньскыми ногами умираху, от великиа тесноты задыхахуся, яко немощно бе вместитися на поле Куликове, межу Дону и Мечи, множества ради многых сил сошедшеся.