Страница 15 из 144
И приведоша ему конь и, всед на конь и вьгѣхавъ на велико, силно< и грозно побоище, и видевъ въйска своего бито велми много, а поганых татаръ четверицею сугубь того боле бито и, обратився к41 Волынцу, рече: «Въистину, Дмитрей,42 не ложна есть примета твоа, подобает ти всегда въеводою быти».
И нача з братом своимъ и съ оставшими князи и въеводами Уздити по бошцу, сердцем боля кричаше, а слезами мыася, и рече: «Братиа, русскыа сынове, князи и бояре, и въеводы, и дѣти боярьскые! Суди вам господь богъ тою смертию умерети. Положыли есте главы своа за святыа церкви и за православное христианство». И шуѣхавъ мало, наехаше мѣсто, на немъ же лежать побьенп вкупУ князи бѣлозерскые: толма крепко бишася, яко единъ за единаго умре. Ту же близъ лежить убит Михайло Васильевич; над ними же ставъ князь великий, над любезными въеводами, и нача плаката и глаголати: «Братьа моа князи, сынове русскые, аще имате дръзновение у бога, помолптеся о нас, в4 м бо, яко послушаеть вас богъ, да вкупУ с вами у господа бога будем!».
И пакы приёде на иное мѣсто и наѣхавь своего напрьстника43 Михайла Андреевича Бренка, и близ его лежыть твръдый стражь Семенъ Меликъ, близъ же имъ Тимофѣй Волуевич убиенъ. Над ними же ставъ, князь великий прослезися и рече: «Брате мой възлюбленный, моего ради образа убиенъ еси. Кий бо рабъ тако можеть господину служыти, яко меня ради самъ на смерть смыслено грядяше? Въистинну древнему Авису подобенъ,* иже 6ѣ от плъку Дарьева Перскаго, иже и сей тако сътвори». Лежащу же ту Мелику, рече над ним: «Крепкий мой стражу, твръдо пасомый есмя твоею стражею». Приѣде же на иное мѣсто, видЗ* Пересвѣта черньца, а пред ним лежыт поганый печенѣгъ, злый татаринъ, аки гора, и ту близъ лежыть нарочитый богатырь Григорей Капустинъ. Обратився князь великий и рече: «Видите, братие, починалника своего’, яко сий Александръ Пересвѣт, пособникъ нашь, благословенъ игуменом Сергием и победи велика, силна, зла татарина, от него же было пити многым людем смертнаа чаша».
И отъехавъ на иное мѣсто, и повелУ трубити в събранные трубы, съзы-вати люди. Храбрии же витязи, довълно испытавше оружие свое над погаными половъци, съ всѣх странъ бредут под трубный гласъ. Грядуще же весело, ликующе, пУсни пояху, овии поаху богородичныи, друзии же — мученичныи, инии же — псалом, то есть христианское пѣние.* Кийждо въинъ едет, радуася, на трубный гласъ.
Събранымъ же людем вс Ум, князь великий ста посреди ихъ, плача и радуася: о убиеных плачется, а о здравых радуется. Глаголаше же: «Братиа моа, князи русскыа и боаре мѣстниа, и служылыа люди всеа земля! Вам подобаеть тако служытп, а миЗ* — по достоанию похвалити вас. Егда же упасеть мя господь и буду на своем столУ, на великом княжении, въ градЗ* МосквУ, тогда имам по достоанию даровати вас. Ньпгѣ же сиа управим; коиждо ближняго своего похороним, да не будуть звѣрем на снѣдение телеса христианьскаа».
Стоялъ князь великий за Даном на косгѣх осмь дний, дондеже розо-браша христианъ с нечестивыми. Христианскаа телеса в землю покопаша, а нечестивых телеса повръжена звѣрем и птицам на расхыщение.
* И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Считайтеся, братие, колких въевод нѣтъ, колкых служылых людей?». Говорить бояринъ московской, имянем Михайло Александрович,* а был в плъку у Микулы у Васильевича, росчетливъ бысть велми: «Нѣтъ у нас, государь, 40 боариновъ московскых, да 12 князей бѣлозерскых, да 13 боаринов посадниковъ новгородскых, да 50 бояриновъ Новагорода Нижнего, да 40 боаринов серпоховскых, да 20 боаринов переславскых, да 25 боаринов костромскых* да 35 боаринов владимерскых, да 50 боаринов суздалскых, да 40 боаринов муромскых, да 33 боаринов ростовскых, да 20 боаринов дмитров-скых, да 70 боаринов можайскых, да 60 боариновъ звенигородскых, да 15 боаринов углетцкых, да 20 боаринов галитцскых, а молодым людем счета нѣт; нъ токмо выдаем: изгыбло у нас дружины всеа полтретьа ста тысящъ и три тысящи, а осталося у нас дружины пятьдесят44 тысящъ».
Рече же князь великий: «Слава тебе, вышний творецъ, царю небесный, милостивый Спасъ, яко помиловал еси нас, грешных, не предалъ еси нас в руцй врагом нашим, поганым сыядцем. А вам, братьа, князи и боареу и въеводы, и молодые люди, русскые сынове, сужено мѣсто лежати межу Доном и Непром, на полѣ Куликовѣ, на рѣчке Непрядве. Положыли есте головы своа за землю Русскую, за веру христианьскую. Простите мя, братие, и благословите в сем веце и в будущем!». И прослезися на длъгъ час и рече князем и въеводам своим: «Поедем, братье, въ свою землю Залесскую,* къ славному граду Москве и сядем на своих вътчинах и дединах: чести есмя себе доступили и славнаго имяни!».
Поганый же Мамай тогда побѣже с побоища и прибеже къ граду Кафе* и, потаивъ свое имя, прибеже въ свою землю* и не мога тръпѣти, видя себе побужена и посрамлена, и поругана. И пакы пгѣвашеся, яряся зѣлог и еще зло мысля на Русскую землю, аки левъ рыкаа и аки неутолимаа ехидна. И събравъ остаточную свою силу, и еще хотяше изгоном итти* на Русскую землю. И сице ему мыслящу, внезапу прииде к нему вѣсть, яко царь имянем Тактамышъ* съ встока, нолны из Синие Орды, идеть на него. Мамай же, яже бе уготовилъ рать ити было ему на Русскую землю, и онъ с тою ратью пошол противу царя Тактамыша. И стрѣтошася на Кал-ках, и бысть им бой великъ. И царь Тактамышь, победивъ царя Мамаа и прогна его, мамаевы же князи и рядци, и ясовулы, и алпауты биша челом царю Тактамышу. И приатъ их и взя Орду, и сѣде на царстве. Мамай же прибеже пакы в Кафу единъ; потаивъ свое имя, пребываше ту, и познанъ бысть некоим купцем и ту убиенъ бысть фрязы и испровръже зле жывот свой. Сиа же оставим здё.
Слышавъ же Олгордъ Литовскый, яко князь великий Дмитрей Иванович победил Мамаа, възвратися въсвоаси с студом многым. Олегъ же Резанскый, слышав, яко хощет князь великий послати на него рать, убоася и побѣже из своеа отчины и съ княгинею и з боары; и резанци добипт челом великому князю, и князь великий посади на Резани свои наместники.
СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ
КИПРИАНОВСКАЯ РЕДАКЦИЯ
Повесть полезна бывшаго чюдеси, егда помощию божиею и пречистые его матери богородицы, и угодника их святаго чюдотворца Петра митрополита * всея Руси, и преподобнаго игумена Сергиа * чюдотворца, и всех святых молитвами князь велики Дмитрей Иванович* з братом своим, иже~ из двоюродных, с князем Володимером Андреевичем* и со всеми князи русскими, на Дону посрами и прогна Воложскиа Орды гордаго князя Мамая* и всю Орду* его со всею силою их нечестивою изби.
Воложскиа Орды нечестивый и гордый князь Мамай всею Ордою вла-деаше и многих князей и царей изби и постави себе царя по своей воли. Таже паки во мнозе смущении бе, и не вверяшеся ему никтоже, и паки многих князей и алпаутов* изби во Орде — своей. Таже и самого царя 'своего уби, его же точию именем имеаше во Орде своей царя, сам же вся владеаше и творяше. Уведе же, яко любят татарове его царя его, и убояся, еда како отъиметь от него власть его и волю его, и того ради уби его и всех верных его и любящих его.
Гневаше же ся и на великого князя Дмитрея Ивановича и на брата его, иже из двоюродных, на князя Володимера Андреевичи, и на князя Данила Пронскаго,* что избиша другов его, и любовников его, и князей его, и алпаутов его в Рязанской замле, на реце на Воже.* И о семь скор-бяше зело, и лице свое одирааше, и ризы своя разтерзаше, и глаголаше: «Увы мне, увы мне! Что сътворили русстии князи надо мною! Како мя срамоте и студу предали! Како мя поношение и поругание и смех сътворили всем! Како могу избыти сего поношенна и безчестиа!». Имногоосем сетуяше, и скорбяше, и плакате, и недоумеашеся, что сътворити.
И глаголаше ему, утешающе его, советници его: «Видиши ли, великий княже, паче же великий царю, Орда твоя оскудела и сила твоя изнемогла; но имаши богатства и имениа без числа много, да наимствовав фрязы, черкасы, ясы* и другиа к спм, да воинства собереши много и от-мстиши кровь князей «своих, и алпаутов своих, и другов своих, и любовников своих. Якоже сотворил еси надо князем Олгом Рязанским:* вся грады его и власти пожегл еси и всю землю его пусту сътворил еси, и вся люди его в полон вывел еси, такоже сътвориши и надо князем Дмитриемь Московьским».