Страница 40 из 61
При травматической сцепленности, один стимул крепко связан с определенной реакцией, и вместе они преобладают над нормальным поведением ориентировки. Стимул вызывает конкретную реакцию. Без всякого исключения, мы практически не в состоянии испытать никакой другой результат.
К примеру, когда нетравмированные люди принимают лекарство иогимбин (yohimbine), они ощущают просто усиление сердцебиения и повышение кровяного давления. Однако у ветеранов, страдающих от посттравматического стресса, это лекарство вызывает совсем другую реакцию. Ветераны начинают заново переживать страх и ужасы поля боя вместо того, чтобы просто пережить все это, как физические ощущения. Это является признаком травматической сцепленности. У ветеранов, возбуждение и эмоции, сопровождающие реакцию иммобилизации — страх, ужас, гнев и беспомощность — неразрывно сцеплены друг с другом.
Характерный случая травматической сцепленности проявляется, когда травмированные люди испытывают панику в момент сексуального возбуждения. Сексуальное возбуждение приводит к панике, иммобилизации и беспомощности вместо того, чтобы принести сильное наслаждение. Это может заставить людей предполагать, что они были подвергнуты сексуальному насилию, в то время как на самом деле их реакция является следствием травматической сцепленности.
И ни у какого Великого Инквизитора нет в арсенале таких ужасных пыток, какие есть у тревоги… которая никогда не отпускает его, ни в развлечениях, ни в шуме, ни за работой или игрой, ни днем, ни ночью.
Возбужденное состояние, которое не уходит, постоянное чувство опасности, непрерывные поиски этой опасности, неспособность найти ее, диссоциация, чувство беспомощности — вместе все эти элементы формируют травматическую тревогу. Когда мы не можем пройти через реакцию иммобилизации, то в результате появляется следующее биологическое сообщение: «Твоя жизнь висит на волоске». Это чувство надвигающейся смерти еще больше усиливается чувствами гнева, ужаса, паники и беспомощности. Все эти факторы объединяются, чтобы создать явление, известное как травматическая тревога.
Слово «страх» происходит от староанглийского выражения, обозначающего опасность, в то время как слово «тревожный» берет свое начало от слова, которое имеет греческий корень и обозначает «сжимать крепко» или «душить».
Переживание травматической тревоги является очень глубоким. Оно намного превышает то переживание, которое мы обычно приравниваем к тревоге. Состояние повышенного возбуждения, различные симптомы, страх выйти или совсем войти в состояние иммобилизации, так же, как и непрекращающееся осознавание, что что-то происходит совсем не так — все это создает практически неизменное состояние крайней тревоги. Эта тревога служит фоном для всех переживаний в жизни тяжело травмированного человека. Подобно тому, как мы лучше осознаем воду, чем рыба, которая в ней плавает, тревога также может быть более заметна для тех, кто окружает травмированных людей, чем для них самих. Травматическая тревога обнаруживает себя в нервозности, раздражении и беспокойстве, а также в явных проявлениях «взвинченности». Пострадавший часто испытывает панику, трепет и чрезмерно драматизированные реакции на тривиальные события. Эти расстройства не являются перманентными неотъемлемыми качествами личности, но указывают на то, что нервная система временно, хотя и беспрерывно, перенапряжена.
Травматические симптомы воздействуют не только на наше эмоциональное и психическое состояние, но и на наше физическое здоровье. Когда не обнаружено никакой другой причины для физического недомогания, то наиболее подходящими кандидатами становятся стресс и травма. Травма может сделать человека слепым, немым или глухим; она может вызвать паралич ног, рук или того и другого; она может вызвать хронические боли в шее и спине, синдром хронической усталости, бронхит, астму, желудочно-кишечные проблемы, сильный предменструальный синдром, мигрени и массу так называемых психосоматических расстройств. Любая физическая система, способная связывать неразряженное возбуждение, вызванное травмой, действует по ясным правилам. Блокированная энергия будет использовать любой аспект нашей физиологии, доступный для нее.
Многие люди, пострадавшие от травмы, живут в состоянии смирения по отношению к своим симптомам, даже не пытаясь найти способ вернуться к более нормальной и здоровой жизни. Отрицание и амнезия играют важную роль в укреплении этого смиренного состояния. И хотя у нас может появиться искушение критиковать или осуждать людей, которые отрицают, что были травмированы (утверждая, что на самом деле ничего не произошло), очень важно помнить, что это (само по себе) является симптомом. Отрицание и амнезия — это не выбор, который человек делает по своей воле, они не свидетельствуют о слабости характера, дисфункции личности или предумышленном обмане. Эта дисфункциональная траектория отпечатывается в нашей физиологии. В момент травматического события, отрицание помогает сохранить способность к деятельности и выживанию. Однако, если отрицание — хроническое, то оно становится слабо адаптивным симптомом травмы.
Для того, чтобы аннулировать эффекты отрицания или амнезии, требуется большое мужество. То количество энергии, которое высвобождается, когда это происходит, может быть огромным, и его нельзя приуменьшать или недооценивать. Этот момент имеет большой значение для травмированного человека.
История Гледис может показаться смешной и нелепой, но она правдива и вполне соответствует тем переживаниям, которые можно ожидать в случае типичного отрицания. Процесс выхода из отрицания или амнезии может быть облегчен при поддержке семьи, друзей и терапевтов, но время, подходящее для этого пробуждения, определяется исключительно биологическими и физиологическими факторами.
Гледис была направлена ко мне своим врачом, который лечил у нее заболевание щитовидной железы. Терапевт-интернист не смог обнаружить физическую причину ее повторяющихся приступов острой боли в животе. Встретившись с ней в первый раз, я был поражен ее напряженным, испуганным и настороженным выражением. Казалось, что ее глаза вот-вот выпрыгнут из орбит, что является не только классическим признаком гипертиреоза (hyperthyroidism), но также страха и хронической сверхбдительности. Я спросил ее, чувствует ли она себя испуганной, и испытывала ли она когда-либо травму. Она ответила, что нет.
Зная о том, что иногда люди отрицают травму, я перефразировал свой вопрос и спросил ее, переживала ли она за последние пять лет что-либо особенно пугающее или причинившее ей огорчение. И вновь она ответила — нет. Пытаясь усилить ее поддержку, я сказал, что недавние исследования показали, что большой процент среди населения пережил что-либо пугающее за последние пять лет.
«В самом деле?» — ответила она. «Ну, несколько лет назад меня похитили. Но это не было так уж страшно».
«Ни капельки?»
«Нет, вовсе нет».
«Что же произошло?»
«Ну, я каталась на лыжах в Колорадо с друзьями, и мы должны были идти на ужин. Подъехал мужчина, открыл дверь своей машины, и я села в нее. Но он не поехал в ресторан».
«В тот момент вы испугались?»
«Нет, было ощущение безопасности, ведь все это происходило во время выходных для катания на лыжах».
«Куда же он поехал?»
«Он привез меня к себе домой».
«Разве вы не испугались, когда он не поехал в ресторан, а вместо этого отвез вас к себе домой?»
«Нет, ведь я не знала, зачем он привез меня туда».
«Ясно. Что же произошло потом?»
«Он привязал меня к своей кровати».