Страница 10 из 61
Примерно через восемь месяцев после этого случая другой психиатр, Ленор Тэрр, начал проводить одно из первых научных исследований поведения детей, переживших травму. Его исследование коснулось также и тех детей. Вместо того, чтобы найти последствия травмы только у одного ребенка из двадцати шести, Тэрр получил совершенно противоположные результаты — практически все они продемонстрировали тяжелые долговременные влияния травмы на их психологическую и социальную деятельность, а также на состояние здоровья. У многих этих детей как раз только начались ночные кошмары. У них появились повторяющиеся ночные кошмары, тенденции к насилию, нарушилась способность нормально действовать в личных и социальных отношениях. Эти последствия настолько подрывали их здоровье, что жизни детей и структуре их семьи уже в ближайшие годы грозило полное разрушение. Однако среди детей был один 14-летний мальчик, который пострадал не так сильно, как все остальные. Его звали Боб Баркли. Вот краткое описание того, что произошло с ним во время того травматического события.
Дети были «заключены в яму» (в трейлер, погребенный под тоннами грязи и камней в заброшенной каменоломне), и просидели там почти целый день, пока один из них случайно ни оперся о деревянный столб, поддерживающий крышу. Тогда эта импровизированная подпорка рухнула, и потолок начал оседать прямо на них. К тому времени большинство детей уже переживало сильный шок — пребывая в состоянии оцепенения и полной апатии, они практически не способны были двигаться. Те из них, кто осознал серьезность происходящего, начали кричать. Эти дети понимали, что если они не выберутся оттуда в ближайшее время, то всех их ждет неминуемая смерть. Именно в этот критический момент Боб Баркли призвал на помощь еще одного мальчика, и вместе они начали рыть ход наверх. Под руководством Боба другие мальчики смогли выкопать в грязи небольшой тоннель, идущий сквозь потолок наверх, в каменоломню.
Все это время Боб оставался активным и деятельным, будучи в состоянии активно реагировать на кризисную ситуацию. И хотя другие дети спаслись вместе с ним, многие из них оказались гораздо более испуганными, выбравшись из подземелья. Если бы никто не призывал их с настойчивостью спастись из ямы, они так и остались бы под землей — в полной беспомощности. Двигаясь, как зомби, они нуждались в помощнике, который вывел бы их на свободу. Пассивность такого рода похожа на поведение, о котором сообщают военные подразделения, специализирующиеся на освобождении заложников. Оно носит название «Стокгольмского синдрома». Довольно часто заложники сохраняют полную неподвижность до тех пор, пока ни услышат повторных приказаний.
Выведя других детей на свободу, Боб Баркли успешно ответил на исключительный, чрезвычайный вызов. В тот день он, без сомнения, был героем Чаучиллы. Однако, более существенным для всей его последующей жизни, а также — для тех, кто занимается исследованием травмы, было то, что он оказался избавленным от тех болезненных последствий травмы, которые поразили остальных двадцать пять детей. Ему удалось сохранить способность к действию и успешно пройти через реакцию иммобилизации, в то время как та же самая реакция совершенно подавила и вывела из строя остальных. Некоторые были так сильно напуганы, что страх продолжал подавлять и сковывать их еще долгое время после того, как миновала реальная опасность.
Люди, пережившие травму, испытывают примерно то же самое. Они оказываются не в состоянии преодолеть тревогу, вызванную происходящим. Совершенно ошеломленные случившимся, они продолжают испытывать ужас и ощущение полного поражения. Плененные собственным страхом, они уже не способны вернуться к нормальной жизни. В то же время, есть и другие люди, пережившие практически те же события, но не испытавшие вообще никаких долговременных симптомов. Травма воздействует на нас таинственным образом. И это — одна из ее особенностей. Не зависимо от того, насколько пугающим является само событие, не всякий, переживший его, будет травмирован. Почему некоторые люди, такие, как Боб Баркли, успешно справляются с подобными ситуациями, в то время как другие, казалось бы, не менее умные или способные, становятся совершенно больными? И, что еще важнее, каковы будут последствия для тех, кто и раньше уже испытал на себе подрывающие силы воздействия прошлых травм?
Когда я впервые начал работать над темой травмы, она была для меня сплошной тайной. Первый мой значительный прорыв в ее понимании произошел неожиданно, в 1969 году, когда меня попросили посмотреть одну женщину. Ее звали Ненси, и она страдала от сильных приступов панических атак. Эти приступы были настолько тяжелы, что она не могла даже одна выходить из дома. Ее направил ко мне психиатр, который знал о том, что я интересуюсь возможностями использования подхода, основанного на взаимосвязи тела и психики в процессе исцеления (новая и малопонятная в то время область). Он думал, что его пациентке может помочь какой-нибудь курс упражнений для релаксации.
Но релаксации оказалось явно недостаточно. На первой же нашей сессии, когда я простодушно и из самых лучших побуждений попытался помочь ей расслабиться, она испытала самый настоящий и очень сильный приступ тревоги. Внешне она выглядела как парализованная, и почти не могла дышать. Сначала ее сердце билось очень быстро, а потом вдруг практически остановилось. Я был сильно испуган. Не вымостил ли я сам для нее дорогу в ад? Вместе мы вошли в этот ее кошмарный приступ.
Скованный сильным страхом, однако, все же стараясь как-то сохранять присутствие духа, я увидел мимолетное видение: прямо на нас прыгал огромный тигр. Охваченный этим переживанием, я громко воскликнул: «Большой тигр хочет напасть на вас. Смотрите, он все ближе и ближе! Бегите вон к тому дереву, залезайте на него и спасайтесь!» К моему огромному удивлению, ее ноги задвигались, имитируя бег. Она издала душераздирающий крик, который заставил проходящего мимо полицейского зайти в наш офис (к счастью, моему помощнику как-то удалось объяснить ему, что происходит). Она задрожала, вся затряслась и зарыдала, а все ее тело стало содрогаться в конвульсиях.
Ненси продолжала дрожать почти целый час. Она вспомнила ужасное переживание из своего детства. Когда ей было три года, ей удаляли миндалины, и во время операции ее привязали к столу. В качестве анестезии использовался эфир. Не в силах пошевелиться, чувствуя удушье (обычная реакция на эфир), она испытала ужасные галлюцинации. Эти ранние переживания оказали на нее очень глубокое воздействие. Так же, как и дети из Чаучиллы, Ненси была ошеломлена и напугана, в результате чего, она оказалась физиологически скованной реакцией иммобилизации. Другими словами, ее тело в буквальном смысле сдало свои позиции, придя в состояние, когда ни о какой попытке бегства не могло быть и речи. Наряду с этой «отставкой», ее реальному и витальному «Я» был нанесен значительный ущерб, и у нее пропало ощущение личной безопасности и спонтанности. Двадцать лет спустя после этого травмирующего события, проявились его скрытые и неуловимые эффекты. Ненси находилась в людной комнате, где она сдавала вступительный экзамен в аспирантуру, как вдруг у нее начался сильный приступ паники. Позднее у нее развилась агорафобия (боязнь выходить из дома одной). Это переживание было таким сильным и казалось настолько иррациональным, что Ненси сразу поняла, что она должна обратиться за помощью.
После прорыва, произошедшего во время нашей первой встречи, Ненси покидала мой офис, чувствовала себя, по ее словам, так, «будто она вновь обрела себя». И хотя мы продолжали работать с ней еще несколько сеансов, где она испытывала легкую дрожь и волнение, тот приступ тревоги, который она пережила на первой нашей встрече, стал для нее последним. Она перестала принимать лекарства, подавляющие эти приступы, а впоследствии вновь поступила в аспирантуру, где вскоре получила свою докторскую степень, без каких-либо рецидивов.