Страница 9 из 42
Командование древним замком было передано племяннику Регала, наследнику герцога Фарроу. Лорд Брайт в свои двадцать пять лет уже устал ждать перехода власти в Фарроу в его руки. Он горячо желал принять на себя управление Оленьим замком и Бакком, но у него было мало опыта. Регал уехал внутрь страны, в замок Тредфорд на Винной реке в Фарроу, а юный лорд Брайт остался в старой королевской резиденции с отрядом избранных гвардейцев Фарроу. Нет сведений о том, чтобы Регал оставил ему какие-нибудь запасы или денежные фонды, так что молодой человек вынужден был выжимать необходимое из купцов Баккипа и уже разоренных фермеров и овцеводов герцогства Бакк. Хотя нет никаких свидетельств того, что он дурно относился к населению Бакка или других Прибрежных герцогств, у него не было и никакой привязанности к ним. Кроме того, в Оленьем замке в это время оставалась горстка менее значительной знати. Большинство землевладельцев Бакка находились в собственных замках, делая все возможное, чтобы защитить местных жителей. Самой примечательной из оставшихся в Оленьем замке была леди Пейшенс, которая носила титул будущей королевы до того, как ее муж Чивэл отрекся от трона в пользу своего младшего брата Верити. Крепость охраняли солдаты замка, личная стража королевы Кетриккен и те немногие, кто когда-то охранял короля Шрюда. Боевой дух солдат оставлял желать лучшего, потому что платили им мало и редко, а рационы все время уменьшались. Лорд Брайт привез в Олений замок личную гвардию и, естественно, оказывал своим людям предпочтение перед солдатами Бакка. Ситуация усугублялась неразберихой в иерархии командования. Войска Бакка, по-видимому, должны были подчиняться капитану Кеффелю из Фарроу, командиру гвардии лорда Брайта. На самом деле Фоксглоу из стражи королевы, Керф из гвардии Оленьего замка и старый Ред из охраны короля Шрюда объединились и держали собственный совет. Если они и отчитывались перед кем-то регулярно, то это была леди Пейшенс. Со временем солдаты Бакка стали говорить о ней как о Госпоже Оленьего замка.
Даже после коронации Регал боялся, что лишится титула. Он разослал гонцов во все стороны, чтобы найти какие-либо сведения о местонахождении королевы Кетриккен и нерожденного наследника. Его подозрения о том, что она может искать защиты у своего отца, заставили Регала потребовать у короля Эйода ее возвращения. Когда Эйод ответил, что дела королевы Шести Герцогств не интересуют народ гор, Регал в ярости порвал связи с Горным Королевством, прекратив торговлю и попытавшись запретить даже обычным путешественникам пересекать границу. В это же время по наущению Регала начали циркулировать слухи, что отец ребенка, которого носит Кетриккен, вовсе не Верити, а значит, у него не будет никаких прав на корону Шести Герцогств.
Это было горькое время для жителей Бакка. Покинутые королем и охраняемые только горсткой полуголодных солдат, простые люди остались без руля и ветрил в штормовом море. То, что не украли пираты, забрали люди лорда Брайта в счет уплаты налогов. Дороги наводнили грабители, потому что, когда честный человек не может заработать себе на жизнь, у него попросту нет другого выхода. Мелкие фермеры и их жены потеряли всякую надежду пережить зиму и бежали с побережья, чтобы стать нищими, разбойниками или шлюхами во внутренних городах. Торговля прекратилась, потому что посланные с товарами корабли практически никогда не возвращались.
Чейд и я сидели на скамейке перед хижиной и беседовали. Мы не касались моего возвращения в этот мир, не обсуждали важные вещи или значительные события прошлого и текущую политическую ситуацию. Мы говорили о мелочах, связывавших нас, как будто я попросту возвратился из долгого путешествия. Проныра, ласка, стал стареть; минувшей зимой у него начали болеть суставы, и даже наступление весны не придало ему сил. Чейд боялся, что он не протянет и года. Чейд наконец наловчился сушить листья так, чтобы они не плесневели, но обнаружилось, что у сушеной травы меньше силы. Мы оба скучали по имбирным пряникам поварихи Сары. Чейд спросил, не хотел бы я забрать что-нибудь из своей комнаты; по приказу Регала ее обыскали, так что выглядит она ужасно, но вряд ли оттуда многое украли. Я спросил его, помнит ли он гобелен, на котором король Вайздом беседует с Элдерлингами. Чейд ответил, что да, помнит, но он слишком большой, чтобы тащить его в лес. Я взглянул на старика с таким огорчением, что он немедленно смягчился и пообещал найти какой-нибудь способ доставить гобелен. Я улыбнулся:
— Это была шутка, Чейд. Ничего, кроме кошмаров по ночам, у меня с этим гобеленом не связано. Нет. В моей комнате нет ничего, что я хотел бы забрать.
Чейд посмотрел на меня с грустью.
— Ты оставил позади жизнь, имея при себе только ту одежду, которая на тебе надета, и серьгу в ухе — и ничего больше тебе не нужно? Тебе это не кажется странным?
Я посидел немного, размышляя. Меч, подаренный мне Верити? Серебряное кольцо — память о Руриске, — которое мне дал король Эйод? Булавка леди Грейс? Морская свирель Пейшенс тоже была в моей комнате — я надеялся, что Пейшенс забрала ее. Мои краски и бумаги… Маленький ящичек, который я вырезал, чтобы держать в нем яды… У нас с Молли не было никаких памятных вещей. Она никогда не позволяла мне делать ей подарки, а я даже не думал о том, чтобы стащить ленточку из ее волос. Если бы я это сделал…
— Нет. Может быть, лучше разом порвать с этим. Хотя ты забыл еще кое-что. — Я отвернул воротник моей грубой рубашки, чтобы показать ему крошечный рубин, гнездящийся в серебре. — Булавка, которую мне дал король Шрюд, чтобы отметить меня как своего человека. Она все еще со мной.
Пейшенс скрепила булавкой мой саван, когда готовила тело к погребению. Я отбросил эту мысль.
— Не понимаю, почему стражники Регала не ограбили покойника. Полагаю, у Одаренных такая ужасная репутация, что они боялись тебя мертвого не меньше, чем живого.
Я протянул руку, чтобы пощупать сломанную переносицу.
— Ну, не так уж они меня и боялись…
Чейд криво улыбнулся:
— Переживаешь из-за носа, да? А по-моему, это даже придает тебе некоторый шарм.
Я прищурился:
— В самом деле?
— Нет. Я просто очень вежливый. На самом деле все не так плохо. Это выглядит почти так, словно кто-то пытался вправить его.
Я содрогнулся от этого пронзительного воспоминания.
— Не хочу думать об этом, — честно признался я.
Боль за меня внезапно омрачила лицо Чейда, и я отвел глаза, не в силах выносить его жалость. Воспоминания об избиении, которое я перенес, было легче выдержать, если притворяться, что никто другой о нем не знает. Я стыдился того, что Регал сделал со мной.
Прислонившись затылком к пропитанной солнцем деревянной стене хижины, я глубоко вздохнул:
— Так. И что произошло там, где продолжается какая-то жизнь?
Чейд откашлялся, принимая перемену темы.
— А что ты знаешь?
— Не многое. Кетриккен и шут уехали, и Пейшенс, возможно, получила сообщение, что будущая королева благополучно добралась до гор. Регал рассорился с Эйодом и перекрыл торговые пути. Что Верити все еще жив, но никто не получал от него вестей.
— О! — Чейд выпрямился. — Слух о Кетриккен… Ты помнишь это с той ночи, когда мы говорили с Барричем?
Я не смотрел на него.
— Так, как вспоминается давний сон. Причудливые цвета, странные события… Вроде бы я слышал, что вы говорите об этом.
— А то, что касается Верити? — От внезапной напряженности в его голосе по моему хребту пробежал холод ужаса.
— Он связался со мной Силой в ту ночь, — сказал я тихо. — Я передал вам тогда, что он жив.
— Проклятье!!! — Чейд вскочил на ноги и в возбуждении запрыгал вокруг меня. Я никогда не видел ничего подобного и следил за ним, охваченный изумлением и страхом. — Баррич и я не придали никакого значения твоим словам! О, мы были рады услышать это от тебя! И когда ты убежал, он сказал: «Пусть мальчик идет. Это все, что он может сделать сегодня. Он помнит своего принца». Мы так и решили. Проклятье и проклятье! — Он внезапно остановился и ткнул в меня пальцем. — Докладывай. Расскажи мне все.