Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 42

Я все еще на страже, напомнил мне Ночной Волк, и я поблагодарил его.

Пока я следил за рыбой, Пайпер рядом со мной бормотала себе под нос «Жертву Кроссфайер».

— Хист хромой и Клив слепой, — рассеянно поправил я ее, пытаясь перевернуть рыбу так, чтобы не разломить.

— Я спела правильно! — раздраженно возразила она мне.

— Боюсь, что нет, моя дорогая, Коб прав, — вмешался Джош. — У Хиста была искалечена нога, а Клив родился слепым. Можешь перечислить остальных пятерых, Коб? — Его голос звучал точь-в-точь как голос Федврена на уроке.

Я обжег палец и сунул его в рот, прежде чем отвечать.

— В ожогах вся Кроссфайер вела соратников своих. Ты разреши, любезный друг, мне перечислить их. Был Хист хромой, и Клив слепой, и Келвин полоумный. Был Кевин с заячьей губой, и Север был глухим. А Портер изувечен был…

— Ого! — воскликнул приятно удивленный Джош, а потом спросил: — Ты в детстве учился ремеслу менестреля, верно, Коб? Ты запомнил не только слова, но и стиль. Хотя делаешь слишком длинные паузы.

— Я? Нет, не учился. Но у меня всегда была хорошая память. — Было трудно не улыбнуться от этой похвалы, хотя Хани фыркнула и покачала головой, услышав слова отца.

— Как по-твоему, ты можешь повторить всю балладу? — с вызовом спросил Джош.

— Может быть, — рискнул я.

Я знал, что могу. Баррич и Чейд много тренировали мою память, а за сегодняшний день я услышал эту балладу столько раз, что не мог отделаться от нее.

— Тогда попробуй. Но только не проговаривай. Спой.

— У меня нет голоса.

— Если ты можешь разговаривать, значит, можешь и петь. Попробуй. Сделай одолжение старику.

Может, я просто слишком привык подчиняться старикам, чтобы возражать. А может, дело было в лице Хани, на котором было ясно написано, как глубоко она сомневается в моих способностях.

Я прочистил горло и начал. Я пел тихо, пока Джош жестом не показал, чтобы я прибавил голосу. Он кивал, пока я пробивался сквозь длинный рассказ, и морщился, когда я перевирал мотив. Я уже дошел почти до середины, когда Хани сухо заметила:

— Рыба горит.

Я оборвал песню и бросился к огню, чтобы вытолкнуть из углей камень с рыбой. Хвосты подгорели, но остальное удалось спасти. Мы разделили рыбу. Я ел слишком быстро. Даже двойная порция не насытила бы меня, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Дорожный хлеб оказался на удивление вкусным, а потом Пайпер заварила в котелке чай. Мы устроились на одеялах у огня.

— Коб, ты хорошо зарабатываешь письмом? — неожиданно спросил меня Джош.

Я хмыкнул:

— Не так хорошо, как хотелось бы. Но я обхожусь.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — передразнила меня Хани, обращаясь к Пайпер.

Арфист Джош не обратил на нее внимания.

— Ты, конечно, слишком взрослый для этого, но тебя можно научить петь. У тебя не такой уж плохой голос. Ты поешь как мальчик, еще не зная, что у твоего голоса появилась мужская глубина и теперь ты можешь овладеть им. У тебя прекрасная память. Ты играешь на каком-нибудь инструменте?

— На морской свирели. Но не очень хорошо.

— Я мог бы научить тебя делать это как следует. Если бы ты остался с нами…

— Отец! Мы его едва знаем! — хмыкнула Хани.

— Я мог бы сказать тебе то же самое, когда ты ходила к нему прошлой ночью, — кротко возразил он.

— Папа, мы только разговаривали. — Она метнула в меня яростный взгляд, как будто я предал ее.

Язык мой прилип к гортани.

— Я знаю, — кивнул Джош. — Слепота обострила мой слух. Но если ты рассудила, что можешь без опаски разговаривать с Кобом наедине ночью, то я рассудил, что мы можем без опаски предложить ему присоединиться к нам. Что скажешь, Коб?

Я медленно покачал головой:





— Нет. И тем не менее спасибо вам. Я ценю ваше предложение, тем более что мы почти не знакомы. Я пойду с вами до следующего города и пожелаю вам найти там других спутников, которые могли бы защитить вас. Но… На самом деле я не хочу…

— Ты потерял кого-то дорогого тебе. Это я понял. Но полное одиночество никому не идет на пользу, — тихо проговорил Джош.

— Кого ты потерял? — прямо спросила Пайпер.

Я постарался придумать ответ, который не вызвал бы новых вопросов.

— Моего деда, — произнес я наконец, — и жену. — Сказать это было все равно что разбередить старую рану.

— Что случилось? — спросила Пайпер.

— Дедушка умер. Жена ушла от меня. — Я говорил кратко, надеясь, что она оставит меня в покое.

— Старики в конце концов умирают, — мягко начал Джош, но Хани оборвала его:

— Что за любовь ты потерял? Что ты должен женщине, которая покинула тебя? Если только ты не дал ей повода уйти.

— Я не дал ей повода остаться, — против воли ответил я. — Пожалуйста, — добавил я тихо. — Я не хочу говорить об этом. Совсем. Я провожу вас до следующего города, а потом пойду своим путем.

— Что ж, это честно, — с сожалением проговорил Джош.

Что-то в его тоне заставило меня заподозрить, что я был груб, но я не мог вспомнить слов, о которых стоило пожалеть.

Больше в этот вечер мы почти не говорили, чему я был только рад. Пайпер вызвалась сторожить наш сон первой, а Хани после нее. Я не возражал, потому что знал, что нас будет охранять Ночной Волк. Мало кто может пройти мимо него. На открытом воздухе мне спалось лучше, и я легко проснулся, когда Хани наклонилась и потрясла меня за плечо. Я сел, потянулся и кивнул ей, давая знать, что она может идти спать. Я встал, поворошил костер и сел около него. Хани подошла и устроилась рядом со мной.

— Я тебе не нравлюсь, верно? — спросила она.

Голос ее был мягким.

— Я не знаю тебя, — уклончиво сказал я, стараясь не показаться грубым.

— Угу. И не хочешь знать, — заключила она, окинув меня оценивающим взглядом. — Но мне хочется узнать тебя еще с тех пор, как я заметила, что ты покраснел в трактире. Ничто так не вызывает моего любопытства, как мужчина, который краснеет. Я знала очень мало мужчин, которые становились совершенно пунцовыми только потому, что женщина засекла, как они на нее смотрят — Голос ее стал низким и грудным, и она доверительно наклонилась вперед. — Мне очень интересно, отчего это кровь так прихлынула к твоему лицу?

— Только оттого, что я был очень груб, так как смотрел слишком пристально, — ответил я ей честно.

Она улыбнулась.

— Это не то, что я думала, когда смотрела на тебя. — Она облизнула губы и придвинулась ближе.

Я внезапно ощутил такую пронзительную тоску по Молли, что мне стало больно.

— Мое сердце не подходит для этой игры, — сказал я прямо и встал. — Пойду-ка я наберу хворосту.

— Похоже, я знаю, почему твоя жена ушла от тебя, — ехидно сказала Хани. — Сердце, говоришь? Боюсь, твоя проблема малость пониже. — Она повернулась и ушла к своему одеялу.

Все, что я испытывал, — это облегчение от того, что она отвязалась от меня. И я пошел за хворостом, как и намеревался.

Наутро я спросил Джоша:

— Далеко ли до следующего города?

— Если мы будем идти так же быстро, как вчера, то будем там завтра к полудню.

В его голосе звучало разочарование, и я отвел глаза.

Мы вскинули за плечи сумки и тюки и двинулись дальше. В пути я с горечью размышлял о том, что бросил людей, которых знал и любил, а то, от чего я пытался таким образом сбежать, подстерегло меня в обществе малознакомых бродячих музыкантов. Да и возможно ли вообще жить среди людей и не быть связанным их ожиданиями и доверием?

День был теплым, но не слишком. Если бы я был один, мне было бы даже приятно шагать по дороге. По одну ее сторону в лесу перекликались птицы, по другую — сквозь редкие деревья виднелась река. Вниз по течению двигались баржи, вверх медленно поднимались весельные корабли. Мы разговаривали мало, и через некоторое время Джош и Пайпер начали повторять «Жертву Кроссфайер». Когда девушка запнулась на какой-то строчке, я не подсказал ей.

Мысли мои блуждали без руля и ветрил. Все было настолько легче, когда мне не приходилось беспокоиться о следующей трапезе и чистоте рубашки. Я считал, что ловко обращаюсь с людьми и искусен в своем ремесле. Но у меня был Чейд, с которым можно было строить планы, и было время подготовить то, что я скажу и сделаю. Я справлялся с делами не так хорошо, когда приходилось довольствоваться собственным умом и тем, что я мог нести на своей спине. Лишенный всего, на что я когда-то бездумно полагался, я начал сомневаться не только в своем мужестве. Теперь я спрашивал себя, на что я вообще гожусь. Убийца, человек короля, воин, мужчина… Я пытался вспомнить порывистого юнца, который работал веслом на «Руриске», военном корабле Верити, и не задумываясь бросался в битву, размахивая топором. Трудно поверить, что это был я.