Страница 67 из 71
Почему-то повелось считать, что слова Столыпина «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» были обращены к большевикам. На самом же деле – в основном кадетам. В своем издававшемся в Штутгарте и легко попадавшем в Россию журнале «Освобождение» кадеты оправдывали цареубийц, уверяя, что «деятели 1-го марта [1881 года] принадлежат к лучшим русским людям». Они называли уродов-террористов носителями «высочайших нравственных качеств и чрезвычайных умственных (!) дарований». Прославляя подобную публику, кадеты подталкивали молодежь к террористической деятельности и погубили таким способом множество душ. (Какое счастье, что в Петербурге больше нет улиц, названных в честь террористов Каляева, Желябова, Перовской, Дзержинского, Лаврова, Халтурина и им подобных!)
«Передовая» общественность верила, разумеется, оппозиционерам и не верила правящему классу, который вдобавок не озаботился создать парламентскую проправительственную партию европейского типа. Об этом у нас уже шла речь, но стоит повториться: это была ошибка лично царя. Судя по ряду мемуаров, ему вплоть до 1917 г. казалось, что всем оппозиционным политическим партиям противостоит незримая партия возглавляемого им народа, которая бесконечно сильнее всех и всяких оппозиционеров (его отец, Александр III, говаривал: «Я царь крестьян»). Согласившись на создание формальной партии, монархия, чего доброго, уравняла бы себя с какими-нибудь кадетами или октябристами.
При отсутствии правящей партии все существующие партии были хоть и по разным причинам, но оппозиционны власти – одни в большей степени, другие – в меньшей. Перекос получался воистину уникальный. Не было и по-настоящему официозной печати. Газета «Правительственный вестник» авторитетом не пользовалась, она печатала распоряжения правительства, отчеты о заседаниях Совета министров, таблицы тиражей, идеологическая же публицистика не была ее жанром, журналисты в ней были слабые. Более влиятельные «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости», а также «Русский инвалид» можно условно считать официальными, но по воздействию на читающую публику им было далеко до таких газет, как «Русское слово» (тираж к 1917 г. дорос до 1 млн), «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «Новое время», «Утро России», «Речь», «День», «Свет» и др.
И почти все влиятельные газеты, как писал без тени раскаяния в своих мемуарах кадет И. В. Гессен, вели «партизанскую войну» с властью, вели «с возрастающим ожесточением до самой революции»[154]. Поразительно наивными оказались и «властители дум». Бунин в «Автобиографических заметках» вспоминает, как Леонид Андреев, «изголодавшийся во всяческом пафосе, писал: «Либо победит революция и социалы, либо квашеная конституционная капуста. Если революция, то это будет нечто умопомрачительно радостное, великое, небывалое, не только новая Россия, но новая земля!»». Нечто «умопомрачительно радостное» не замедлило последовать.
Информационная война против правительства и царя была окончательно выиграна радикалами в феврале 1917 г. Последствия их победы мы расхлебываем по сей день.
Глава семнадцатая
Как это могло случиться?
1. 359 роковых дней
Без учета фактора информационной войны большевистский переворот – какая-то опечатка истории, событие не только не предопределенное, но и просто неправдоподобное. Чтобы слабенькая партия с ничтожным влиянием могла захватить власть в огромной стране? Такого не бывает. Давайте отсчитаем от большевистского переворота назад ровно год, забудем все, что мы знаем, погрузимся в реалии 25 октября 1916 г. и попробуем на их основании сделать прогноз. Что ж, картина выглядит предельно ясной: все говорит об уверенной стабилизации и накоплении сил. Полностью отлажено производство боеприпасов, покончено со «снарядным голодом», на фронте прекратились отступления. 1500 км русско-австрийского фронта проходят по территории Румынии и Австро-Венгрии, а на турецком фронте корпус генерала Баратова движется к Мосулу и Багдаду. Немцы – все еще крайне трудный противник, но уже понятно, что война («цепь катастроф, ведущая к победе») не может закончиться ничем другим, кроме немецкого поражения.
«Расшиты узкие места», как тогда говорили, в подвозе военных материалов от союзников: вступил в строй порт Романов-на-Мурмане (нынешний Мурманск) и Мурманская железная дорога; с пуском моста через Амур открыта дорога Чита – Хабаровск, так что Транссибирская магистраль проходит теперь целиком по русской территории. Год выдался урожайным, возросло поголовье скота, нехватка рук в селе терпима, к тому же на сельхозработы брошены пленные. Возникавшие временами в разных точках империи перебои с продовольствием были недолгими и объяснялись перегруженностью транспорта. В городах оборонные предприятия дают отсрочку от армии, так что рабочих рук не то чтобы в избытке, но хватает. К тому же реальная, т. е. с учетом роста цен, зарплата рабочих выросла за 1914–1916 гг. на 9 % (подсчеты С. Н. Прокоповича). Несмотря на войну, отмечен прирост населения. Еще до «телеграммы Циммермана» всем было понятно, что под занавес войны в нее вступят США.
К весеннему наступлению русской армии пошита новая форма по рисункам Виктора Васнецова – вскоре склады этой формы достанутся Красной армии, а шлемообразные головные уборы получат название (бедный Васнецов!) «буденовки» и «умоотводы». Но главное, до конца октября 1916 г. российские политические силы, казалось, ведут себя разумно – как и их коллеги в других воюющих странах. Ленин, сидя в Цюрихе, горюет, что ему, старику (46 лет), не увидеть конец русского самодержавия, и пишет о мертвенной политической тишине, сковавшей Европу.
Если Февральская революция стала (а такая точка зрения явно побеждает) результатом заговора Прогрессивного блока (объединение либеральных и центристских фракций обеих палат парламента – Государственной думы и Государственного совета) и Военно-промышленного комитета, то логика заговорщиков понятна: они, видимо, пришли к выводу, что царя надо валить как можно быстрее, ибо после победы над немцами и даже на пороге победы это станет немыслимым делом: народ не позволит.
Первого ноября 1916 г., за 359 дней до большевистского переворота, Прогрессивный блок нарушил политический мораторий, потребовав отставки председателя Совета министров Б. В. Штюрмера из-за слухов о том, что он задумал сепаратный мир с Германией. «Глупость или измена?» – вопрошал с думской трибуны, любуясь собой, Милюков. Николай II убрал Штюрмера, но отложил вопрос об «ответственном министерстве» (т. е. правительстве, ответственном перед Думой). Вотум недоверия новому главе правительства, Александру Трепову (причем к Думе в этом недоверии присоединился Государственный совет), стал сигналом к началу подготовки революции. Четыре месяца спустя она произошла, став полной неожиданностью для Ленина и большевиков.
О заговоре «прогрессистов» (в первую очередь А. И. Гучкова, ненавидевшего Николая II животной ненавистью, а также А. И. Коновалова, Н. В. Некрасова, М. И. Терещенко, одного из руководителей «Земгора» М. М. Федорова) есть уже целая литература – правда, главным образом массовая. Из работ профессиональных историков, наиболее убедительно обосновавших эту точку зрения, следует особо отметить большую статью С. В. Куликова ««Революции неизменно идут сверху…» Падение царизма сквозь призму элитистской парадигмы» (Нестор: Журнал истории культуры России и Восточной Европы, № 11, 2007. С. 117–185). Излишне добавлять: такой заговор мог иметь успех лишь в стране, где правительство уже проиграло информационную войну.
Те, кто не верит в заговоры, а верит в мистическую подоплеку событий, вспоминают, как Распутин предупреждал (якобы) царя: «Ты царствуешь, пока я жив». За две недели до Нового, 1917 г. бедовый «старец» был убит. И довольно скоро, в феврале, большие снегопады на несколько дней почти прервали подвоз продовольствия в Петроград. Это вызвало маленькую (совсем маленькую) паузу в снабжении города хлебом и умело организованные уличные волнения по этому поводу. Управление толпой немедленно взяли на себя невесть откуда взявшиеся опытные провокаторы. И мигом выяснилось, что размещенные в столице запасные полки так пригрелись в своих казармах, так развращены сытым и безопасным тылом, что готовы поддержать любую бучу, любыеантивоенные лозунги, лишь бы избежать отправки на фронт и расставания с зазнобами из петроградских горничных. Гвардия же, увы, полегла под Ломжей.
154
И. В. Гессен. В двух веках. // Архив русской революции. В 22 т. Т. XXII. Берлин, 1937 (репринт: Москва, 1993). С. 336–337.