Страница 1 из 125
Мареев С.Н.
ИЗ ИСТОРИИ СОВЕТСКОЙ ФИЛОСОФИИ: Лукач – Выготский – Ильенков
Книга написана при финансовом содействии финской Академии наук в рамках международного проекта, возглавляемого д-ром Весой Ойттиненом (Dr. Vesa Oittinen).
То, что принято именовать «советской философией», существовавшей почти 80 лет, не было однородным явлением. В условиях, когда официально марксизм признавался идейным основанием всей духовной жизни страны, в философии, пусть даже в неявной форме, присутствовали различные направления мысли. Понятно, что марксизм, и советский марксизм в частности, это не только философская, но социально-политическая и экономическая теория и практика. Тем не менее, в монографии доктора философских наук С.Н.Мареева речь идет об одной из традиций в марксистской философии в том виде, в каком она развивалась в СССР.
Своеобразие этой «традиции», как показывает автор, заключается в том, что ее представители не знали друг друга лично. Более того, если Г.Лукач во многом посвятил себя эстетике, а Л.С. Выготский был психологом, то Э.В.Ильенков стал известен, прежде всего, благодаря своим работам по теории познания марксизма. И, тем не менее, автор монографии показывает, что этих мыслителей объединяет одно понимание сути марксизма, в котором сегодня, глядя из XXI века, можно увидеть особое направление в советской философии.
Реконструкция линии «Лукач-Выготский-Ильенков» осуществляется Мареевым на фоне другой традиции в философии, получившей название «советский диамат». Автор исходит из того, что советский диамат был позитивитстской версией марксистской философии. Причем, если истоки линии «Лукач-Выготский-Ильенков» он видит в философских работах В.И.Ленина, то исток советского диамата – в наследии Г.В.Плеханова.
ПРЕДИСЛОВИЕ. О замысле этой книги
Замысел предлагаемого издания был во многом подсказан книгой Дэвида Бэкхарста «Сознание и революция в Советской философии. От большевиков до Ильенкова» [1]. Вообще, надо сказать, что история советской философии не только еще не написана, но ее, можно сказать, и не начинали всерьез писать. И в этом свете неоценимую услугу оказывает именно книга Дэвида Бэкхарста. Дело в том, что в ней уже намечена та канва, которая связана с определенной традицией в советской философии. И канва в книге Бэкхарста получается следующая: деборинцы , механисты , затем « большевики ». «Большевиками» автор называет тех, кто в 1931 году победили деборинцев, которые, в свою очередь, ранее победили механистов. Затем у Д.Бэкхарста идет речь о ранее не замеченной фигуре Л.С.Выготского , а затем об Ильенкове . В этом ряду, как я считаю, отсутствует только Г.Лукач . Почему, будет сказано в своем месте. В данном же случае уместно заметить только то, что до 1931 года в Советском Союзе большевизм не был господствующим направлением в философии. Соответственно, не могла быть определяющей в области философии линия В.И. Ленина. А.М.Деборин считал Ленина только практиком, а великим теоретиком у Деборина, естественно, был его учитель Г.В. Плеханов.
Как говорится, нет пророка в своем отечестве. Самое ценное в книге Бэкхарста то, что Э.В. Ильенков в ней поставлен в тот ряд имен, школ и направлений, в который он действительно вписывается. Это не значит, что я во всем согласен с Бэкхарстом. Я согласен с ним далеко не во всем. И на некоторых пунктах несогласия я по ходу дела буду специально останавливаться. Но главное – найдена определенная канва. С тех пор прошло уже много времени и много, как говорится, воды утекло. Но отношение к Ильенкову со стороны философского официоза осталось тем же самым, что и при Советской власти, или, как теперь иногда говорят, «при коммунистах». У социологов я вычитал такой закон, согласно которому даже при очень крутых социальных и политических ломках элиты в обществе не меняются. Все остаются в общем-то на своих местах, и все остаются при своем. Думаю, это верно и по отношению к бывшей Советской, а ныне российской философии.
Ван дер Цверде в качестве эпиграфа к одной из глав своей книги о советской философии приводит слова А.Л. Никифорова о том, что «димат» в нашей стране превратился в государственную религию [2]. Это, может быть, и верно. Но чем тогда сейчас является «онтология», в которую был переименован бывший «диамат»? Это какая «религия»? И, главное, это только фраза, которая совершенно не раскрывает философской сути «диамата».
Неоплатонизм в свое время тоже стал религией и даже соперничал в этом отношении с христианством. Но это не исключает серьезного философского содержания этого учения. «Теология» Прокла, безусловно, является учением о Боге. Но в то же время в нем дана картина мира, внутренне связанная с «Тимеем» Платона. А потому трудно поверить в чистоту помыслов тех, кто так легко расправляется с философскими учениями прошлого. В таких заявлениях сквозит, скорее, желание прогнуться перед новыми хозяевами жизни. Тем более что желающих это сделать сегодня не меньше, чем желавших прогнуться вчера перед старыми хозяевами жизни.
О господстве «диамата» в советской философии можно прочесть и у Михаила Маяцкого. Касаясь судеб феноменологии в России, он пишет: «Разумеется, необходимо принимать в расчет и то, что феноменология в России далеко не одна занимала философскую сцену здесь-и-теперь. Она вместе с другими инаковерцами была вытеснена ad marginem, на обочину, на поля мощной машиной официального материализма, забывать о которой нельзя, задумываясь об истории невозможности феноменологии в России» [3].
Лично я не помню ни одной публикации за все годы Советской власти, в которой бы феноменология критиковалась с позиций «диамата». Едва ли такой критикой можно считать несколько ритуальных «критических» фраз в том месте книги «Современная буржуазная философия», где Н.В. Мотрошилова излагает философию Э.Гуссерля. «Хотя в феноменологии, – пишет Мотрошилова, – совершается переход к некоторым из тех проблем, что решаются и в марксистской философии, решение их остается идеалистическим. Феноменология и в «Кризисе» остается таким учением, которое в принципе не может быть включено в марксизм – если придерживаться требований строгой научной последовательности» [4].
В этом неконкретном высказывании Н.В.Мотрошиловой совершенно неясно, что имеется в виду под «марксизмом», в который нельзя «включить» феноменологию. С другой стороны, идеализм философии Гегеля не помешал «марксисту» Марксу, «включить» в свое учение гегелевскую диалектику. В связи с этим нелишне вспомнить известный афоризм Ленина о том, что «умный идеализм» гораздо ближе к диалектическому материализму, чем материализм «глупый», т.е. вульгарный, как его называл Маркс. Советский «диамат» как раз и был во многом тем самым «глупым» вульгарным материализмом. И об этом следует говорить перед тем, как заводить разговор о совместимости или несовместимости марксизма и феноменологии.
И столь же неконкретным является заявление Маяцкого о том, что «странно было бы ожидать, что диамат, бывший философией на троне, смог бы допустить рядом с собой двойника с такими же абсолютными претензиями» [5]. Последнее звучит, конечно же, красиво. Однако заявление о царственном положении «диамата», как и о его якобы религиозном статусе, еще ни о чем ни говорит. Ведь «диамат» в том виде, как он сложился и существовал в годы Советской власти, не представлял собой той методологии, которая позволила бы адекватно критиковать феноменологическую философию, и не только ее. Если Ленин заявлял о том, что марксизм не доктрина, а метод, то «диамат» как раз был не методом, а доктриной. И в этом смысле доказал свою непродуктивность.