Страница 24 из 46
…я кричал, от боли и отвратительного унижения. Я бы мог, конечно, уйти прочь, убить это мерзкое животное нахуй, но поздно, я позволил уже, и мне так больно — никогда бы не подумал, насколько! Искусал все пальцы… мелькнула мысль — завтра будут следы зубов…
сознание мутилось, молниями дергались в нем вспышки боли и… наслаждения. Не знаю, когда, но вдруг острое наслаждение разорвало нутро…
Я позвал Жах выпить со мной. Разорен, как покинутый замок, выстужен через распахнутые двери души… Затопи все камины, алкогольный мой друг, я жажду согреться, боюсь закоченеть до смерти. Как жить дальше я не знал. А Жахни — ты мой единственный друг, пусть бы и подобие друга, но все же! Купил на все свои жалкие сбережения два баттла мадеры, один джин и вермут — водка казалась излишней, я боялся проболтаться.
Жахни смотрела на меня искоса, попивая временами из своего личного баттла. Я молчал, стараясь не сталкиваться с ней взглядом, и пил, пил пока не заштормило в тошноту. Горло уже сводило от гадких глотков без закуски, но хмель не шел.
— Что-то с тобой не так! — утвердительно сказала наконец Жахни.
— Да? — спросил глупо я.
— Да, это уж точно! — кивнула она, и указала мне баттлом на грудь. — Там у тебя что-то поселилось, ясно как водка!
— Почему? — округлил я глаза, и задрав свитер посмотрел себе на голую грудь. Вид бледной кожи напомнил мне Арто, и его… блядь, блядь, ну как я мог?? Захотелось плакать, и убить кого-нибудь… хотя, этим ничего не исправишь, поздно.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, уже вполне серьезно. Что, ЭТО видно?
— Ну… ты или влюбился, или…
— Или? — вздернулся я.
— Или, ну может, э… не знаю даже, больше всего похоже на любовь.
Я пожал плечами и отхлебнул большой кусок мадеры, злой, как бешеная собака.
— Не влюбился, а всего лишь ебался с Арто, — сказал я вдруг, не успев зажать рот. Странно, но чувство такое, что ничего сверх я не сказал, и уж тем более не сделал. Как обычно, мир перевернулся в один крохотный миг, утратив все что было страшно и важно разом.
— Да? — Жахни посмотрела на меня недоверчиво.
— Да, — кивнул я, глядя ей прямо в глаза. Чудный эпатаж, однако — Ветер, совратитель стольких юных дев, и вдруг — ого-го, он ебался с парнем, смотрите, смотрите на него, каков мерзавец! Он может все, любую пакость гнусную — и даже не скрывает этого!
— И как это? — полушёпотом спросила она, делая подведеные глаза огромными.
— Больно, — пожал я плечами равнодушно.
— Да? — удивилась она.
— А вот ты будто не знаешь! — разозлился я. Какая сука!
— Ну да, да, — примирительно кивнула она. — Первый раз хреновато…
— Слушай, это вообще-то не твое дело, не находишь? — нервно вскинулся я. Хороша тема!
— А почему ты вообще это сделал? — не унималась она.
— Да ничего я не делал, отъебись же от меня уже!
— Но Ветер, ведь это же просто пиздец, у меня ещё не было друзей, а тем более любовников-геев! — восторженно всплеснула она руками.
— Я не гей, блядь ты такая, оставь меня в покое, зря я тебе рассказал! — я сцепил пальцы на бутылке изо всех сил, чтобы не ударить ее. Ведь если я начну, мне трудно будет остановиться.
— Ну прости, прости, я ведь так… — тронула Жахни меня за плечо. Я дернулся, резко сбрасывая ее руку.
— Если ещё что-нибудь, хоть слово скажешь, я тебя убью, тварь убогая, обещаю! — угрожающе прошипел я. Она серьезно кивнула, но тут же открыла рот:
— А если…
— Я просил тебя помолчать, ты меня бесишь, бесишь! — вскочил я, не в силах выносить ее голоса. И какого хрена я проболтался?? Теперь проклятую бабу унять труднее, чем зубную боль!
Помолчали. Я ходил туда-сюда, медленно и глубоко дышал, приходя в себя. От злости у меня разболелась голова. Пришлось даже принять колесико. Как только оно провалилось в горло, мне пришла забавная мысль:
— А почему ты говоришь, что у тебя не было любовников-геев? — весело спросил я, садясь рядом с притихшей Жахни: — Разве Арто не трахал тебя?
— Да, точно, трахал ведь! — подняла она голову. Я нежно улыбался ей, и она рассмеялась. — Так что ты не первый… Хотя нет, ты ведь после этого со мной еще не… ой, а ты-то его успел выебать?
— Вы-е-бать? — по слогам произнес я, и вдруг ощутил от этого слова возбуждение. — Да, я ебал его тоже! В рот…
— О, как круто! — проскулела Жахни, — расскажи!
— Ах ты, грязная любительница зверской порнографии! — я потянулся и аккуратно потянул пуговички ее рубашки: — Рот у него мягкий и нежный, как у самой маленькой шлюшки…
— Да, а язык длинный и горячий, — прошептала Жахни, заводя руки себе за спину и расстегивая лифчик.
— О, он лизал тебя? — спрашиваю я, высвобождая ее сиськи, и беря их в ладони.
— Да, он мастер на такие дела, почти как ты!
— Почти? — уточняю я, сжимая ее соски, отчего она вскрикивает.
— О, да, ты круче всех, кто меня лизал!
— А он, как он делает это, что он, кусает, или целует, или засовывает в тебя язык? — возбуждаясь все сильнее требую я.
— Он лижет мне бедра изнутри, я с ума от этого схожу, и пытаюсь сжать ноги, но он такой сильный, не дает мне этого сделать! — говорит она приглушенно и хрипло, и тянет ремень моих джинсов.
— А ты? — я помогаю ей стащить с меня штаны — давно пора, мне уже больно! И меня так сильно возбуждают картины, в ритме воспаленного пульса сменяющиеся в мозгу — как Арто лижет Жахни, как он грязно ебёт её, с таким звериным выражением очаровательного лица, что с ума сойти можно, и я сгребаю волосы сучки Жахни, и делаю ей больно — она любит это, не меньше чем я!
— Так а что же ты, говори, говори же!
— Я пищу, и прошу таким голосом, как школьница — Арто, не надо, ну пожалуйста, и закрываю лицо руками, — прерывисто бормочет Жах голосом низким и хриплым, и жадно ласкает мой набухший член, — но он жестокий, он похотливый мерзавец, и вместо того чтобы отпустить меня, кусает за клитор, а когда я…
— О! — вздыхаю я, и впиваюсь ей в рот поцелуем, я должен что-то делать, чтобы не сойти с ума — я не хочу кончить, не дослушав!
— И он ебал тебя в задницу тоже? — спрашиваю я, отпуская её, она кивает сладострастно, одной рукой лаская меня, а другой ухитряясь стягивать с себя джинсы, для чего ей приходится причудливо извиваться толстыми бедрами… я смотрю в её заволоченные похотью глаза, я слышу ее голос:
— Да, а хуй у него длинный, и тонкий, и достает черт знает до куда, просто до сердца, я так ору, когда он держит меня своими лапами и дергается, дергается, ебет как зверь, да ведь, Ветер? — она сильно сжимает мой член, и я всхлипнув, хватаю её за руку:
— Да, это точно!
Я ревную, как это странно, ревную его, а он не мой, но как же круто ощущать это — он ебал меня, и ее ебал, и сейчас я выебу ее тоже, после него, о, черт, как же его здесь не хватает!
— О, малыш, давай трахни меня! — шепчет она, раздвигая ноги, садясь верхом мне на колени, и слюнявит пальцы, смочить мой член… О, малыш — как это похоже на Арто! Я не выдерживаю напряжения, и кончаю…
Но я не хочу так сразу, и она конечно тоже, мы оба жаждем делить проклятого Арто — нашего, на двоих, но все же теперь больше моего! — и я заваливаю ее на спину, и запускаю пальцы в горячее и мокрое нутро её. Похотливая сучка дрожит и стонет, я знаю все ее заветные крохотные точки, от которых она умирает в горячечных корчах — и требую продолжения. Я поворачиваю на живот, и беру ее плоть грубо и жадно. Она вся зажимается в комок, дрожит, кусает руки, шипит, что ей больно, но разве я когда-нибудь кого-нибудь спрашивал о таких вещах? «И он меня не спрашивал, я сам подчинился» — мелькают мысли, скорчивая все внутри, и подгоняя ебать и ебать неповинную в моем грязном приключении Жахни.
— Ччерт, да чтоб… я с-дох! — выдыхаю, кончая. Наконец отпускаю её, кое-как натягиваю штаны, и шарю в поисках сигарет. Она медленно, как больное насекомое, переворачивается на спину, сгребая скрюченными пальцами простыню, и смотрит на меня так, будто сейчас сожрет.