Страница 22 из 46
— Ну как, ребята! — радостно вопит трубка, — гашиш же никогда не лишний, он же всегда в тему, а?
— Ага, — тупо отвечаю я, и понимаю, что гашиша я бы покурил с удовольствием даже сейчас. А может, и особенно сейчас. Но вот с ним?..
— Давайте приезжайте, покурим!
— Прям щас? — тупо втыкаю я. Не знаю, что сказать.
— Ну да! — орет он. — А чего?
— Да так, я вообще-то занят!
— Ууу, жаль!
— А тебе что, не с кем?
— А Жахни? — он игнорирует мой вопрос.
— А она… ну, тоже не может. Хотя, вот ей и звони!
— Так она не с тобой? — тупит трубка.
— Нет.
— Ууу, жалко!
— Ага…
Кретинский диалог. Ну и нахуй. Все, отшиваю его! И плетусь героически на кухню, поедаю чего-то, запивая холодным чаем. Невольно мелькает перед внутренним взглядом его дудка, обрывки дивных мелодий летают вокруг… я отчего-то волнуюсь вдруг, но усилием воли заставляю сердце замолчать. Я не люблю такую музыку. Я вообще не люблю…
По дороге обратно в постель выдергиваю штекер телефона, и проваливаюсь в тревожный похмельный сон. Пару раз просыпаюсь нервно-холодный. Засыпаю вновь, мне снится, что я сижу у маминого бара, и лакаю её марочный коньяк — презент дорогих клиентов, за авторское колье. Очнулся, вдохновленный, и иду воплощать увиденное, на автопилоте фиксируя, что ещё от силы полчаса — и вернется мама. А я тут пьяный… но — поздно каяться. Я уже сделал то, что сделал. Выжрал полбаттла, и бежать некуда. Разве только на улицу, к Жахни. Отоспавшись и хлебнув, я значительно подобрел к подружке, боюсь теперь лишь допроса мамы, как да почему я позволил себе такую мерзость — стырить ее личную вещь, и положить обратно наполовину поюзанной. Я сам это ненавижу, невозможно бесит и выводит из себя, когда мама берет что-то мое, и я это замечаю. И вот делаю такую пакость сам… Это же ужасно! О, не хочу, не хочу — а хочу повеселиться!
Иду как хорошая ищейка по следам Жахни, чуя её запах шлюхи, и нахожу в обществе вчерашнего Арто.
— Опс, приплыли! — ору я, радостно здороваясь. Они сидят там втроем, с ними какая-то герла, с которой Жахни целуется, они курят гашиш, прямо на улице. Я ловлю себя на том, что невольно окидываю парня взглядом, тайно выискивая флейту…
— А мы тебе звонили-звонили, — доверительно сообщает мне Арто, передавая дымящийся раем дырявый баттл. Я затягиваюсь по-первой, и гадкий привкус оплавленного пластика несет тошноту. Но я ее умаляю водкой — уж точно Жахни притащила, она без водки прям никуда! Потом будут горькие, черные тягучие слюни. Но это потом. «Ноу фьюча», блядь!
— А я че? — спрашиваю я у чувака.
— А ты не отвечаешь! — разводит он руками блаженно улыбаясь.
— Так я это, — говорю я через жирную паузу затяжки: — Спал я… вот.
— Ааа, ясно, — сладко и расслабленно улыбается он в ответ.
— Ты на гитаре не играешь? — ни с того ни с сего спрашивает он.
— Неа, а че? — пожимаю я плечами.
— Ууу, жаль! — выдыхает он, и хлопает по жопе Жахни. — А ты говорила, играет!
— Никогда я не играл! — равнодушно отвечаю я. — Эта герла просто тупая сука!
— Сам ты тупая сука! — орет Жахни и ударяет меня в плечо. Я смеюсь. Ну смешно же, ей богу!
— А тебе зачем, братюнь? — говорю я ему. Так я называл его в тот раз, когда мы поцеловались, и меня начинает ужасно забавлять это, я хочу подначить его.
— Да мы тут вот думаем группу намутить!
— Да ну? — я поворачиваюсь к Жахни. — С ней чтоль?
— А че бы и нет? — злится она, я радостно ржу, от всей души — гашиш хорош!
— Но это же банально! — ору я, смеясь. — Люди, да вы что?
— А что? — все так же сладко улыбаясь спрашивает Арто. Они все сидят передо мной на корточках, а я возвышаюсь над ними, и наверное именно поэтому понимаю отлично, какую муть они тут несут!
— Так вы все тупые сучки чтоль, не понимаете? — радостно спрашиваю я.
— Ага, — блаженно кивает Арто. — А ты как догадался? Сильно видно?
— Ужасно сильно! — наклоняюсь я к нему, — просто невъебенно! Понимаешь?
Он кивает, Жахни уходит в приват к девице, они целуются, им все пох.
— Знаешь, — сажусь я рядом. — Чувак, понимаешь, я потому и не стал вообще учиться играть на чем бы то ни было, а особенно на гитаре, потому что все играют!
— Не все… — качает он головой, и передает мне гашиш.
— Ну хуй с ним, не все, но дело в том… — я глубоко затягиваюсь, и стараюсь удержать дым подольше, но боюсь утерять очень важную мысль — я вдруг сам понял, почему не играю. — В том дело, чувак, что тогда все начнут лезть — а давай группу намутим! И все возомнят себя ТорКами и Жаннами Моуле! — я передал ему дым, Жахни из-за плеча заорала протест, что мы между собой курим, им не даем, я отмахнулся — мол, трахайтесь там, не мешайте серьезным парням разговаривать.
— Ну да, ну да, — бормочет Арто, затягиваясь, Жахни свирепо лезет отбирать у него наркотик.
— Да ты хоть знаешь Жанну Моуле? — начинаю злиться я. Меня бесит все, весь мир! И если он вякнет что-нибудь не то, этот козел, я нахуй…
— О, да! — сладко выдыхает он. — Певица, писатель, русская Милен Фармер и вторая Медведева!
— Да ты охуел! — ору я, — какая, в пизду, Медведева? Они же разные, Жанна мой бог, не надо ни с кем сравнивать!
— Да-да, я согласен! — говорит он так горячо, что я сразу теплею.
— Ты правда ее любишь?
— Очень, — кивает он. — Она милашка!
— Угу, — киваю я, довольный что всё нормально, мою Жанну никто и не думал обижать. Попробовали бы только!
— Ну, милашка — это слишком упрощенно для нее, понимаешь? — размахивая руками говорю я, горячка Ее имени овладевает мной. Не могу быть спокоен, упоминая о Ней. Я хотел говорить и говорить о богине, меня аж трясло, но в то же время тянуло в обратную сторону раздражение — да не надо это никому, и вообще не хочу делиться с ними ей! Это такой глубокий приват для меня, такой интим, что говорить о Жанне с кем-то — будто сексом заниматься! А я их не хочу. Ч-черт, но как же разрывает! Невозможность и желание говорить, и нежелание в тот же самый момент! У меня аж голова разболелась, сердце колотится как бешеное. И я знаю — это не гашиш, это моя потайная любовь к Жанне рвется проявиться, и протестует против выставления на всеобщее обозрение. Она хочет быть, но быть интимно… ох, не знаю, не знаю, как быть. Могу лишь только молча курить, вполуха едва улавливая извне, как смеются Арто, Жахни и её девка. Я устал, я так устал от них, но они нужны мне! Я хочу гашиша, а он есть только здесь. И я не хочу домой — мамы нет ещё, страшно быть одному. Всегда этого боялся. Редко удается сохранять равновесие в одиночестве. И потому надо успокоиться, покурить, может быть отобрать у девок водки, как-то вклиниться в разговор, поржать с ними. Ох, нехорошо мне! Не надо было вообще про Жанну с ними говорить. Как же она, моя девочка, мой алый сумрак, помогала мне остывать, когда Сашка бросила…
— Ребят, водки дайте мне! — вытягиваю руку, и поражаюсь, до чего же она вдруг слаба! Что это со мной? Перекурил? Да вроде нет!
— Эй, ку-ку, проснулся, бля! — ржет кобыла Жахни, мне дико поджимает её уебать.
— Сука ты блядь, чего ржешь? — вскакиваю я, но слабость, слабость косит, и я вынужденно сажусь обратно. — Нормально сказать никак?
— Ветер, че ты, ладно, она же девушка, — влазит Арто, мудак.
— И хули? — зло ору я. Мне всё хуже и хуже.
— Ну, ты же знаешь этих баб! — лукаво подмигивает он мне, отвернувшись от девок. — Просто несовершенные животные для секса! — и улыбается так мило, что я не могу удержаться, мгновенно оттаиваю, и хохочу во все горло.
— Ой, чувак, ну ты тотально прав!
— Чё, бля, опять? — орет Жахни, но она уже не имеет над моим психозом никакой власти, я хохочу и хохочу — кажется, гашиш вставил, и не без помощи Арто.
— Ну ты друг, ваще, — заливаюсь я, хлопая по плечу Арто, он доволен. — Отбери водку у этих животных!
— ЧЕ? — зверски вскинулась девица-с-Жахни в бешенстве: — Ты нас животными назвал?