Страница 23 из 24
Они шли через заросли кустов и деревьев к особняку. Подойдя ближе, увидели стоящий «бьюик». Ни лампы, ни фонари снаружи не горели, но из высокого французского окна первого этажа пробивался луч света.
Том и Клод тихо подошли к клумбе возле окна. Нижний край окна достигал уровня земли. Одна створка была приоткрыта. Портьеры плотно задвинуты. Клод и Том хотели одновременно посмотреть, что происходит внутри. Для этого Клоду пришлось опуститься на колени на суглинок, он прилип к щели, а Том стоял над ним, широко расставив ноги. В комнате никого не было. Большая квадратная комната: рояль, длинная кушетка, большие стулья, столы с разбросанными на них журналами. В камине горел огонь. Полки вдоль стен заставлены книгами. Горело несколько ламп. Двустворчатая дверь напротив французского окна открыта, через нее просматривался коридор и нижние ступеньки ведущей наверх лестницы.
– Вот как нужно шикарно жить! – не сдержался Клод. – Если бы у меня был такой классный бордель, то я поимел бы всех девчонок в городе.
– Заткнись, – одернул его Том. – Ну, нам здесь больше делать нечего. Поехали обратно.
– Да ты что, Том, – запротестовал Клод. – Не волнуйся. Не торопись. Мы только приехали.
– Подобная идея проведения вечера не по мне, – сказал он. – Я не дурак – торчать здесь на холоде и глазеть на пустую комнату.
– Не мешай событиям развиваться своим ходом, ради Христа, – сказал Клод. – Они наверняка наверху. Но не останутся же они там всю ночь.
Том, конечно, не хотел никого видеть в этой комнате, он это отлично сознавал. Никого. Ему хотелось поскорее убраться подальше от этого дома. Но нельзя было дать Клоду повод подумать, что он сдрейфил.
– Ладно, – нехотя согласился он. – Подождем еще пару минут. – Он отошел от окна, а Клод остался стоять на коленях, не отрывая глаз от щели. – Скажешь, если кого-нибудь увидишь.
Ночь такая тихая. Туман, поднимавшийся от влажной земли, густел, и на небе не было видно звезд. Где-то далеко внизу мерцали тусклые огни Порт-Филипа. Поместье Бойлана простиралось далеко вперед. Повсюду вокруг них – целый лес высоких старых деревьев. Вдалеке вырисовывались очертания теннисной площадки, ярдах в пятидесяти – низенькие строения бывших конюшен. Всего один человек жил на этом огромном пространстве. Том внезапно подумал: «Мне приходится делить одну кровать с братом, а богач Бойлан делит свою кровать с моей сестрой сегодня ночью». Том с негодованием плюнул.
– Эй! – раздался взволнованный голос Клода. – Иди сюда, скорее! Он спустился, – прошептал Клод. – Ты только посмотри на него, посмотри, ну-ка!
Том заглянул внутрь. Бойлан стоял спиной к окну у дальней, противоположной стены, у стола с бутылками, стаканами и серебряным ведерком для льда. Он наливал виски в два стакана. Бойлан был абсолютно голый.
– Довольно странно разгуливать нагишом в своем доме, не находишь? – спросил Клод.
– Заткнись, – зло откликнулся Том. Он внимательно следил за Бойланом, за тем, как он небрежно бросил несколько кубиков льда в стаканы, потом направил в них с шипением струю содовой из сифона. Но он не сразу взял со стола стаканы. Подойдя к камину, подбросил в него полено, подошел к столику рядом, открыл покрытую лаком шкатулку, вытащил из нее сигарету. Зажег ее от серебряной зажигалки длиной в фут. Он чему-то улыбался.
Он стоял совсем рядом с окном и при свете яркой лампы весь был виден как на ладони. Растрепанные белокурые волосы, худая шея, выпирающая, как у голубя, грудь, дряблые руки, шишковатые колени, слегка искривленные ноги. Его член свешивался из кустика волос – длинный, покрасневший. Слепая ярость охватила Тома, ему показалось, что сейчас насилуют его, Тома, что он стал невольным свидетелем невыразимой похабной сцены. Будь у него сейчас в кармане пистолет, он наверняка убил бы этого негодяя. Этого тщедушного, худого, как палка, человечка, этого гордо выхаживающего, довольно улыбающегося, удовлетворенного хиляка, этого бледного, слабого, волосатого слизняка, нагло демонстрирующего длинный, толстый, розовый орган. Все это лицезреть куда хуже, бесконечно хуже, чем даже если бы они с Клодом увидели голую Гретхен.
Бойлан прошел по толстому ковру, вышел в коридор. Струйка дыма от сигареты тянулась за его плечом. Оттуда он крикнул:
– Гретхен, принести тебе выпивку наверх или сама спустишься?
Том не расслышал ответа. Бойлан, кивнув, вернулся в комнату, взял оба стакана и стал подниматься по лестнице.
– Боже, ну и сценка, – прошептал Клод. – Ну и телосложение, как у цыпленка! Мне кажется, если ты человек богатый, то можешь быть сложен, как горбун из «Собора Парижской Богоматери», и все равно девушки побегут к тебе косяком.
– Пошли отсюда, – глухо сказал Том.
– Почему, черт бы тебя подрал? – удивленно посмотрел на него Клод. Свет, проникающий из щели через плохо задернутые шторы, отразился на стеклах его очков. – Представление только начинается!
Том резко схватил Клода за волосы и, с бешеной силой рванув их на себя, поднял его на ноги.
– Том, ты что? – возмутился Клод.
– Я сказал, пошли отсюда! – Том грубо дернул Клода за галстук. – Смотри, никому ни слова о том, что ты здесь видел, понял?
– Ничего я не видел, – поспешил заявить Клод. – Что, черт подери, я видел на самом деле? Костлявого старого жеребца с хреном, похожим на старый резиновый шланг. Ну, о чем здесь трепаться?
– Молчи, вот и все, что от тебя требуется! – еще раз зло повторил Том и, вплотную приблизившись к Клоду, продолжил: – Если услышу хоть слово об этом, то измордую тебя так, что мать родная не узнает. Ясно?
– Господи, Том, ты что?! – с упреком произнес Клод, потирая ноющую голову. – Я же твой друг.
– Тебе ясно? – вновь повторил Том.
– Конечно ясно, о чем разговор? Как скажешь. Не понимаю, с чего это ты так завелся?
Том, отпустив его, резко повернулся и большими шагами пошел по лужайке прочь от дома. Клод семенил за ним, недовольно ворча:
– Правильно говорят ребята, что ты ненормальный. – Он догнал Тома. – Но я всегда тебя защищал, говорил, что сами они чокнутые, придурки, но теперь-то понимаю, что они имели в виду. Клянусь Богом, теперь я все понял. Послушай, Том, ты просто бешеный, нельзя давать волю темпераменту.
Том молчал. Когда они поравнялись с воротами, он уже почти бежал. Клод выкатил из кустов мотоцикл. Том вскочил на заднее сиденье. В полном молчании они возвращались в город.
Пресыщенная, утомленная, охваченная сладкой дремой, Гретхен, заложив за голову руки, лежала на широкой мягкой кровати, бессмысленно глядя в потолок. На нем отражались языки разведенного Бойланом в камине огня, перед тем как ее раздеть. По-видимому, у него процесс совращения был продуман тщательно, до мелочей, на практике все выходило успешно и очень гладко. В роскошно обставленном особняке царила мертвая тишина, слуги никогда не показывались, телефон молчал, нигде никакой суеты, торопливости. Здесь, в этом доме, ничего не могло произойти непредвиденного, неожиданного, чтобы нарушить строго заведенный вечерний ритуал.
Внизу негромко пробили часы. Десять часов. В этот час комната отдыха в госпитале пустела и все раненые, кто сам, кто на костылях, а кто и в инвалидной коляске, расходились, разъезжались по своим палатам. За всю неделю Гретхен была в госпитале два или три раза. Теперь ее жизнь сконцентрирована вот на этой кровати, на которой она сейчас лежала. Дни ее проходили в ожидании этого ложа, а ночи были посвящены воспоминаниям о нем. Она компенсирует свою нерадивость перед ранеными как-нибудь в другой раз.
Даже тогда, когда она, вскрыв конверт, извлекла из него восемь купюр по сто долларов, она знала, что вернется, вернется вот на эту кровать. Если одна из особенностей характера Бойлана заключалась в том, чтобы ее унизить, то она готова принять и это от него – свое унижение. Она заставит его заплатить за это унижение, и он заплатит непременно, только позже. Позже ни она, ни Бойлан никогда в разговоре не упоминали об этом конверте, который она обнаружила на своем рабочем столе. Во вторник, когда она выходила из офиса, перед дверью стоял «бьюик», а за рулем сидел Бойлан. Он молча распахнул перед ней дверцу, она молча села в машину, и он отвез ее к себе домой. Там они сразу занялись любовью, а после страстного полового акта они поехали в «Гостиницу старого фермера» пообедать, потом вернулись и продолжили сексуальные игры. Он привез ее в город около полуночи и высадил за два квартала от дома – остальной путь ей пришлось проделать пешком.