Страница 140 из 146
Я люблю эту работу. Я, наконец, стал действительно ощущать себя общественным деятелем, так почему должен был отдать это сумашедшему или пьянице и трепачу? Только потому, что прошлый раз они меня выбирали, болели и радели и потом стали требовать, чтобы я им дал то, чего не мог дать? Но разве кое-что не получили? Оба отгуляли целый год в оплачиваемых отпусках. Но где эта, давно ожидаемая мною и коллективом, докторская диссертация одного? Какую-то невнятицу, выдаваемую за докторскую, написал другой. Ладно, все это позади. Теперь уже это все заработал я сам и никому ничего не должен. Пора по порядку. И стало скучно все это писать. Тем не менее напрягусь и постараюсь все изложить связно.
Уже около месяца назад из министерства пришло циркулярное письмо, где всем ректорам предлагалось утвердить на общем собрании коллектива или на конференции представителей все поправки к уставу. Прочитав письмо, я сразу понял, что судьба дает мне редкий шанс прощупать коллектив и неожиданно, лишая своих противников возможности трепать мне нервы и держать в подвешенном состоянии, провести выборы досрочно. Я рассчитал так: в конце концов, я тоже живой человек и имею право располагать своим временем. У меня впереди огромный роман. Да и жизнь последнее время просто протекает сквозь пальцы. Проживу. Начну продавать собственность, и лет на пять-шесть мне хватит.
Возвращаюсь к своему плану. Я минут за двадцать? — ?тридцать провожу поправки, среди которых одна была щепетильная, потому что против нее горой была наша заочка: выборный на заочке декан. Прощай тогда самодеятельность, прощай "золотое дно". И после "поправок" тут же от коллектива требую: через неделю, обязательно еще в декабре, выборы ректора. Конечно, у меня мелькала мысль, что могут потребовать выборы — о эта русская страсть к демократии и ее нелюбовь к лишним собраниям! — выборы немедленно. Так оно и случилось, раздались голоса: давайте прямо сейчас. Ректора мы, дескать, уже знаем. Ни при каком-либо другом ректоре институт бы не устоял. Потом с умной и взвешенной речью выступил Валентин Митрофанович Сидоров. Вел собрание Гусев. Потом в каком-то едином порыве, включая и персонажей, для которых я не самый любимый человек, все открытым порядком проголосовали за меня, и тут я будто бы опомнился. Нет, говорю, голубчики. Если вы меня хотите, если я вам, как говорили в давние века казаки, "люб", то давайте-ка я перед вами сейчас отчитаюсь, а потом мы эти самые выборы проведем по всей необходимой процедуре, то есть превратим их в тайные. Предполагал ли я такой исход дела? Правда, с одной стороны, я всегда в курсе того, что происходит в институте, и всегда готов на эту тему говорить безо всякой подготовки, но на это собрание все же принес бумаги с результатами деятельности наших служб и подразделений за пять лет. Кропотливо и настойчиво готовился. Все — дальше неинтересно. Я конечно, понимал, что, голосуя за меня, все думают и о собственных интересах, а здесь я человек проверенный. Но кто сказал, что единодушие не щекочет душу?
6 декабря, пятница. Утром ездил в бывший Госкомвуз, отвозил, как и обещал раньше, личное дело Натальи Васильевны Корниенко и документы на утверждение ее в звании профессора. В качестве некоего стимула и предрождественского подарка искренне и, конечно, не как некую взятку купил два ананаса, апельсины, бананы, виноград. Про себя отметил, что, как и почти вся кафедра, на собрании она не была. Здесь и умысел, и общественная лень. Нужно обладать определенным бесстыдством, чтобы использовать человека, которого не любишь и не уважаешь.
8 декабря, воскреснье. В 16.25 уехал в Ярославль. По дороге читал Адамовича. Прекрасный фирменный поезд. Откидывающиеся, как в самолете, кресла. Проводница разносит чай, кофе и печенье. Признаемся, что раньше таких удобств не было. Я попал в детский вагон. В середине, по бокам вагона, встроена с одной стороны деревянная кроватка для малышей, одна общая кровать, на которую мамаши должны класть как бы поперек своих младенцев, а с другой стороны через проход вытянулся детский манеж метров в пять. Глядя на все это, на спокойный и солидный комфорт, на публику, среди которой нет бабок в черных "плюшовках", челноков, пьяниц и старых дедов, разворачивающих при всех свои портянки, я невольно думаю, а может быть, приживемся, может быть, все правильно и Россия стабилизируется. Она, как большое животное, перевернется с бока на живот, словно лошадь или корова, подтянет ноги, тяжело встанет, а потом пойдет, зашагает, заржет, побежит. Вот эта мысль о справедливости моей собственной правоты, о моих политических выступлениях, а практически о необходимости и обязательности для России прожить исторический отрезок, который она прожила, вот эта мысль последнее время преследут меня все чаще. Совесть зудит.
Всю дорогу читал Георгия Адамовича, восхищался его статьями, удивительным анализом явлений русской советской литературы, отчеркивал отдельные строчки и абзацы, чтобы потом сделать выписки. Добью я или не добью книжку о литературном мастерстве? Я размахнулся так, будто собираюсь прожить сто лет.
Учил английский. Боже мой, сколько счастья в четырех свободных часах.
Потрясло: в конце пути, перед самим Ярославлем проводница сняла неиспользованный до конца рулончик туалетной бумаг и понесла его к себе в купе.
Добавление позже. На следующий день. В ресторане я видел на вертушке рулон туалетной бумаги, перехлеcтнутый замком, на который обычно закрывают на улицах велосипеды.
9 декабря, понедельник. Ярославль. Утром открытие конференции, посвященной Н.А. Некрасову. Впечатление, которое на меня произвел доклад Ю.И. Минералова. Обычно монотонный, он, когда речь зашла о науке, расцвел. Я слушал его доклад о юности Некрасова, раскрыв рот.
Посещение музея, знакомство с городом, ощущение Волги, струящаяся и постоянно двигающаяся живая масса. Решаю утром не ехать в Карабиху, а писать выступление.
10 декабря, вторник. Все утро пишу речь. Перепечатываю с дискетки внизу в гостинице.
Прогулка по городу. Впечатление от Театра Волкова.
Во время вечера. Минералов внизу, в зале. Моя речь и аплодисменты всего театра. Пришлось добавить два абзаца о выставке.
11 декабря, среда. Вернулся в 11.20. и сразу же с вокзала в институт. Удивительное чувство, наполненое состояние в Ярославле сменилось узкой московской прагматичностью. Будто еще сутки назад я не жил напряженной жизнью ума и сердца.
Из неприятного — Сережа Толкачев подал заявление об уходе. Так сказать, в мое отсутствие, когда сам улетел вместе с Валентином Митрофановичем в Индию. Исстрадался я за всех. Жалко и его, и его Валю, и их малыша. А меня все напрягают, напрягают. Я уже давно заметил, у меня начало болеть сердце.
Вечером из почтового ящика вынул вырезку — послание моего соседа Ашота — из "Вечернего клуба" от 10 декабря. Рубрика "Избрание". Заголовок: "Сергей Есин получает второй срок". Сам текст: "В минувший четверг ректор Литературного института Сергей Есин был во второй раз избран на собственную должность. Доблестная борьба с рэкетирами и ржавыми трубами (о которой, напомним, Есин поведал недавно в нашей рубрике "Клубные встречи") получила самую высшую оценку: избрали ректора единогласно — и это при тайном голосовании. "Уставный" пятилетний срок ректорства Есина истекает весной будущего года; досрочно провести выборы он попросил сам. И второй любопытный нюанс: в голосовании, помимо профессорско-преподавательского состава, участвовали выборщики от студентов и учащихся Высших литературных курсов". Заметка снабжена и моим небольшим портретом. Это, конечно, работа Жени Некрасова, хотя подписано это некоей Антониной Величко. Мои ученики не дремлют.
Вечером в институте моя студентка Оксана Севернина во время разговоров о переводе ее на французский семинар сказала мне, что она и Санчик Родионов получили премию по 400 долларов от "Искусства кино" за "заявки" на киносценарий. Тонкость справедливого выбора этого совершенно объективного и лояльного журнала здесь в том, что милый мой семинарист Санчик внучок небезызвестного Анатолия Гребнева, сценариста и Ленинского лауреата. Вспоминаю также, как этот благообразный уроженец Тбилиси совершенно беззастенчиво увел мой рассказ "Текущий день", превратив его в собственный сценарий совместного с Райзманом фильма "Время желаний". Особенно эта кража была заметна по сценарию, опубликованному все в том же "Искусстве кино". Вокруг этого в свое время возникла целая история, Гребнев жаловался Валентине Сергеевне на случайные совпадения, винил Женю Григорьева, который хорошо знал этот рассказ, но на обсуждении гребневского сценария не обмолвился ни словом. Как будто Женя мог что-либо сказать супротив тогда абсолютно административно великого Гребнева? Лучше всего эту историю знает Галя Юркова (Данелия), которая по моему рассказу сняла свой дипломный фильм. В общем, очень предприимчивая династия, которая победительно называется то Миндадзе, то Гремина, а вот теперь — Санчик Родионов. Копает старый крот. Но Санчик мальчик, безусловно, талантливый, будем надеяться, что по части этики у него все будет не в деда. Хотя само по себе у прозаика стремление попробовать свои силы на конкурсе заявок для кино, как бы в семейном ведомстве папы, его друзей и любимого дедушки, вызывает предположение, что мальчик чрезвычайно наивный.