Орбитсвиль

Клифф Нейпир в «двойке» заполняет часы досуга, помогая Дениз Серра регистрировать флуктуации излучений и гравитационного поля.

Иногда я жалею, что Дениз летит не со мной. Разумеется, это можно устроить, но, оттолкнув ее в ту ночь, я обязан уйти с ее пути. Сейчас даже во сне я вижу Крис и Эйлин мертвыми. Значит, я свыкаюсь с их утратой и, кажется, уже вероломно подыскиваю замену Эйлин. Особого влечения к постельным утехам я не испытываю, причем, уверен, дело здесь не в пережитках отношений с подчиненными, когда обилие серебряного шитья на мундире давало право взять любую женщину из команды.

Во всем, что не касается непосредственных задач перелета, старая иерархия у нас окончательно упразднена. Не обошлось, наверное, без влияния О. Помню, я слегка опешил, увидев списки желающих сопровождать меня. Почему-то мне казалось, что все они будут из младшего командного состава, то есть люди, имеющие виды на карьеру. Но из семидесяти человек половина оказалась рядовыми астронавтами. Я отношусь ко всем одинаково и обращаюсь как с равными.

О уравнял нас всех.

По сравнению с ним мы — человеческие электроны. Слишком ничтожны, чтобы можно было углядеть знаки различия.

День 54-й. Примерно 620.000 километров.

Мы снова в воздухе после первой запланированной посадки. После семинедельного полета мысль о предстоящей трехдневной остановке очей, подбадривала. Восемь опытных пилотов посадили эскадрилью на ровную площадку в идеальном строю. Дни на земле провели, загружая скошенную траву в перерабатывающие агрегаты.

В О стоит так называемая зима. Солнце в зените, но дни короткие, воздух прогревается несильно, поэтому днем свежо, а ночью по-настоящему холодно. Все это заставляет задуматься, почему создатели О позаботились о смене времен года. Если верно мое предположение о галактическом «приюте» или «гостинице», то, видимо, они предварительно изучили разумные формы жизни в окрестностях звезды Пенгелли и обобщили данные о приемлемых параметрах окружающей среды. Стало быть, на большинстве обитаемых планет условия весьма близки к земным, и сами они схожи с колыбелью человечества. В таком случае не есть ли это универсальная предпосылка развития разума? Не вижу связи. Ведь люди сначала появились в экваториальном поясе Земли, где времен года практически нет.

Похоже, погода во время следующих остановок тоже не будет доставлять нам неприятностей. Другое дело — наше физическое состояние. Нетрудная задача накосить и перекидать стожок травы — для многих оказалась почти непосильной. Все устали, мышцы ноют. Решили не пренебрегать в полете тренировками, разработали целый комплекс упражнений.

День 86-й. Приблизительно 1.038.000 км.

Если и дальше все пойдет так же гладко, то путешествие займет меньше времени, чем предполагалось. Правда, «семерка» стала вибрировать на максимальной скорости, закапризничал подшипник правого винта. Пришлось убавить скорость на двадцать километров. Подшипники для осей пропеллеров полагалось делать из магнитно-антифрикционного сплава сорта Е. Неужели такой материал способен износиться за восемьдесят дней непрерывной работы? Подозреваю, что Литмен мог заменить его на сорт D или даже С, хотя, может, не по злому умыслу. Наверное, просто не хватило сплава высшего сорта. Знай я об этом раньше, приказал бы разобрать какое-нибудь стационарное корабельное оборудование. Конечно, у толстяка Литмена появился бы новый повод для недовольства. Как быстро он стал строптивым брюзгой!

Теперь придется внимательно следить за всеми осевыми подшипниками, ведь у нас нет ни запасного сплава, ни возможности выдержать допуски при обработке. Словно археологи, мы все глубже зарываемся в прошлое, проходим сквозь слои технической культуры и сами же при этом регрессируем.

Полет проходит пока без происшествий. Моря, озера, горы, леса, прерии становятся все однообразнее. Миллион километров — незаметный отрезок окружности О, однако я теряюсь, когда пытаюсь умом охватить это расстояние. В школе нас учили, что разум человека не в состоянии постичь значение светового года. Теперь я знаю: мы не в силах представить себе даже световую секунду. Наша группа преодолела путь, равный двадцати пяти кругосветкам, а я все трепыхаюсь, словно птица в силках, застряв мыслью где-то между третьей и четвертой горной грядой. Они встали непреодолимым барьером перед сознанием, а тело все летит вперед, не ведая об опасности возникшего разрыва.

День 93-й. Приблизительно 1.080.000 километров.

Я меняюсь. Как Литмен, как другие.

Иногда я вообще забываю об Элизабет Линдстром, а воспоминания об Эйлин с Крисом не вызывают прежней острой боли. Я извлекаю их словно драгоценности из шкатулки и, полюбовавшись, спокойно убираю обратно. Крышка закрыта, пусть полежат до следующего раза. Нашу жизнь можно сравнить с алгебраической суммой, когда положительные величины радости и счастья отрицаются составляющими страдания и смерти близких. Может ли такая сумма иметь положительный баланс? Мне хочется спросить об этом того, кто сможет меня понять, но Дениз — в другой машине.

День 109-й. Примерно 1.207.000 километров.

Потеряна «шестерка» Тэймена. Это случилось во время второго приземления. Мы снизились строем над, казалось бы, идеально гладкой равниной, но самолет Тэймена, наткнувшись на незамеченный в траве камень, сломал одно из шасси и завалился на крыло. Никто не пострадал, а «шестерку» пришлось списать в утиль. Чтобы уменьшить риск повторения подобных происшествий, впредь будем приземляться гуськом.

Тэймен и его экипаж, в составе которого две женщины, восприняли неудачу философски. Мы задержались на сутки, чтобы помочь им устроить долговременное жилье. Сняли с самолета ненужные экипажу детали, и тут же заменили подшипник правого двигателя «семерки».

Сейчас опять идем на крейсерской скорости. Жаль, что все так вышло, нам будет не хватать оптимизма Джека Тэймена. Странно, но особенно я сожалею о потере «шестерки» ночью. У нас нет радиоальтиметров, поскольку на О не распространяются радиоволны, барометры ненадежны из-за свойств атмосферы, поэтому для определения высоты применяется допотопное приспособление, состоящее из двух лазеров на носу и хвосте каждой машины. Приборы укреплены так, чтобы передний рубиновый луч и белый задний скрещивались внизу, под каждым самолетом, и, если он хорошо держит высоту, по земле скользит розовое пятно. Ночью мы видим внизу клин огней, сопровождающий наш строй. Теперь пропал один из светляков, это сразу заметно и навевает печальные мысли.

День 140-й. Около 1.597.000 километров.

Десять дней продолжаются неприятности с подшипниками. Скорость снижена на пятьдесят км/ч, и при возрастающем износе деталей падает постоянно. Все порядком обескуражены, а я в какой-то степени даже доволен, хотя виду не подаю. Если из строя выйдет одновременно несколько самолетов, люди получат возможность устроиться с относительными удобствами и основать более крупную колонию. Я обсуждал с Нейпиром создавшееся положение по светофону. Даже Клифф, кажется, приуныл.

Единственное «обнадеживающее» обстоятельство заключается в том, что неприятности происходят только на машинах с третьей по восьмую. Номера были даны им в том порядке, в котором они сходили с конвейера. На первой и второй, то есть у нас с Клиффом — пока все в норме. Значит, Литмену хватило сплава Е только на четыре мотора.

Я взял слово «обнадеживающее» в кавычки, потому что такая потеря самолетов на столь ранней стадии перелета может погубить всю экспедицию. Чтобы дойти до цели, потребуется многое, а ресурсов уже не остается.

Пишу ночью, никак не могу уснуть. Я боюсь. Не просто избавиться от страха перед О, который…

Увидев Джо Бронека, покинувшего место второго пилота и появившегося в проходе между койками, Гарамонд отложил перо.