Страница 65 из 68
«Человек с ожогом мертв»,— подумал он. Внезапно ему вспомнилось то место рассказа Розы Сонге, где она говорила, что Вульф пообещал кое-что устроить своему шантажисту. Поморщившись, как будто от боли, Тирен прикрыл глаза. «Немезида,— подумалось ему.— Она всегда метко разит из долины смерти». Вслух он сказал:
— Да, я встречался с ней. Она подтвердила, что между ней и Вульфом были определенного рода отношения, а также практически все то, о чем мы с тобой говорили за обедом. Меморандум, шантаж, боязнь скандала. Однако главный вопрос — кто и почему убил Вульфа — так и остался без ответа.
Бурье проворчал:
— Выходит, мы топчемся все на том же месте.
— Можно сказать и так.— Тирен прекрасно понимал, почему Бурье так недоволен. Он продолжал: — Кстати, дружище, на помощь посольства больше не рассчитывай. Пришло время нам уйти в тень. Считай, что дело Вульфа с этого момента всецело переходит в ведение французской полиции. Мы сделали все, что могли, чтобы вам помочь. Остальное не в наших силах.
Некоторое время оба молчали. Наконец Бурье сказал:
— Ты намекаешь, что дипломатический иммунитет восстановлен?
— Точно.
— Что с этих пор мы не сможем допрашивать ни работников посольства, ни членов их семей, ни даже их собак?
— Верно.
— И что сам ты более не заинтересован в передаче нам тех сведений, которые тебе удалось добыть? Так вот почему твой рассказ о визите к мадам Сонге был таким кратким.
— Ты угадал.— Слегка помедлив, Тирен добавил: — Подумай, так ли уж важно для тебя продолжать рыться в этом деле Вульфа? — Некоторое время в трубке слышалось лишь далекое дыхание Бурье. В конце концов он ответил:
— Важно, чтобы преступление было раскрыто и преступник наказан.
— Даже ценой того, чтобы запятнать честь и доброе имя жертвы? Неужели полиция не заинтересована в том, чтобы поддержать собственную репутацию и даже получить определенное признание со стороны прессы? В конце концов, что для вас важнее?
— Не думаю, что комиссар Леруж будет особо доволен таким исходом дела.
Тирен чуть было не отрезал, что плевать он хотел на чувства какого-то комиссара Леружа, однако вовремя сдержался и вместо этого сказал:
— А теперь выслушай-ка меня, Ален Бурье. Скажи, разве сам ты не считаешь, что Вульфа убил человек с ожогом? Он ждал Вульфа в гараже. Незаметно проникнуть туда было несложно; сам Вульф, разумеется, также его не видел. Когда он открыл багажник, человек с ожогом подкрался к нему сзади, всадил ему нож в шею, затолкал труп в багажник, захлопнул крышку, а сам потихоньку выбрался из гаража.
Бурье недовольно процедил сквозь зубы:
— Сказать по правде, не считаю.
— Погоди-погоди.— Тирен продолжал развивать мысль.— Разве ты не думаешь, что играющий такую важную роль меморандум был у Вульфа в машине и этот человек — человек с ожогом, как мы его называем,— украл его именно в этот момент? Или, если это тебе больше нравится, что Вульф узнал, кто украл у него меморандум, и пригрозил разоблачением, так что тому ничего не оставалось, как отомстить Виктору и заткнуть ему рот?
На этот раз недовольство выразилось в тяжелом и протяжном, как звуки органа, сопении:
— Честно говоря, совсем не думаю.
— Постой,— перебил Тирен.— А как ты думаешь, остальные могут поверить в это — я имею в виду прессу, твоих коллег, комиссара Леружа? В то, что французская полиция в который уж раз проявила изумительную ловкость и сумела раскрыть самое немыслимое и загадочное дело?
— А как быть со следами воска на ключе?
Тирен улыбнулся:
— Вульф всегда был небрежен с ключами. Кроме того, у него в столе был дубликат — причем как раз дубликат ключа от багажника. Я сам сегодня его видел. Он еще жаловался, что оригинал часто заедает.
— Да, видно, даже лучшие друзья и те не стесняются обманывать,— заметил Бурье.
Некоторое время оба молчали. Тирен терпеливо ждал, что еще скажет Бурье, продолжая, однако, надеяться, что тот, несмотря ни на что, все же согласится считать дело закрытым. Но его, по-видимому, не так-то просто было уломать:
— А взрыв?
Тирен тут же нашелся:
— Преступник сам себя наказал. Человек с ожогом хотел поставить бомбу в камере хранения — обычная террористическая акция. Но она взорвалась раньше положенного времени. Взрыв оказался не таким мощным, ибо дверца еще не была закрыта, однако, если бы он все же успел ее захлопнуть…
Впервые за весь разговор Тирену показалось, что Бурье развеселился:
— Ну вот, теперь, слава Богу, ты не врешь; что ж, это меня радует. Теперь ты просто выдумываешь.
Тут он на самом деле рассмеялся, и это разрядило наконец обстановку. Тирен сказал:
— Мне кажется, что если понадобится, ты вполне сможешь и сам написать превосходное заключение по делу Вульфа с самого его начала и вплоть до взрыва на Северном вокзале, причем снабдив его такими правдоподобными деталями, что все — и пресса, и общественность, и комиссар Леруж, и твое высокое начальство — будут в высшей степени удовлетворены. Да и комиссару Бувину, я думаю, вполне есть чем заняться, кроме дела Петера Лунда.— Он немного помолчал и добавил: — Гарантирую, что в данном случае тебе не придется опасаться каких-либо протестов или других проявлений неудовольствия со стороны шведского посольства. Ну что, договорились?
Бурье снова посерьезнел.
— Вопросы престижа и тактичности, разумеется, дело важное,— сказал он.— Я думаю, в данном случае вполне возможно найти какое-нибудь взаимоприемлемое компромиссное решение.
— Следовательно, ты согласен, что дело можно считать раскрытым, следствие законченным и все материалы сдать в архив?
— Да-да, честно говоря, мне кажется, что такой исход дела Вульфа был бы самым лучшим. Итак, значит, крышка снова захлопывается. Что ж, ладно, дружище, счастливо тебе.
Он положил трубку.
Тирен, который в течение всего разговора продолжал стоять, обошел письменный стол, уселся в кресло, раскрыл ежедневник Вульфа и в задумчивости уставился в него. Здесь день за днем прослеживалась вся жизнь его бывшего коллеги на протяжении почти что года. Да, он хорошо знал этого человека. Специалист своего дела. Можно даже сказать, виртуоз. Мастер вести деловые переговоры. Многие также знали его как прекрасного охотника, туриста, приятного в общении сотрудника, душу компании. О личной жизни этого блестящего обольстителя и соблазнителя ходило множество догадок и предположений, что давало пищу разного рода слухам и являлось подчас предметом зависти. И в то же самое время — никто его не знал. «Хотя, подумалось ему вдруг, быть может, кое-кто о чем-то и догадывался, что-то подозревал. Откуда, к примеру, могла возникнуть у Вульфа такая беспричинная ненависть к Винге, почему он так старался выжить его из посольства? Может, Винге что-то такое чувствовал? Несмотря на все положительные качества этого человека — а в его поведении не было ничего такого, что можно было бы считать не совсем нормальным,— Вульф видел в нем лишь его отношение к мамочке, скучную аккуратность и педантизм. Вообще,— Тирен некоторое время пытался подобрать слово,— только его нелепость, чудаковатость, и воспринимал это почему-то как прямое личное оскорбление. Кто знает, почему? «Бесчестные свидетельские показания…» Сам того не сознавая, Вульф подобрал такое название, которое с равным успехом можно было бы употребить теперь и в отношении его личной судьбы». Взяв ежедневник в руки, Тирен откинулся на спинку стула и, полистав, нашел страницу с записью «Георг V». Мгновенно в памяти промелькнуло все то, что было связано с его посещением отеля в среду вечером. Он как будто снова увидел прямо перед собой руку с лунообразным пятном от ожога, представил себе перчатку на ней, то, как ее медленно и осторожно снимают. Кто был этот человек? Неизвестный, неизвестный для всех, кроме тех, кто его нанял. А теперь, после его смерти, по-видимому, и они объявят, что не знают его. «Георг V» стал заключительной главой его жизни.
Тирен достал из внутреннего кармана пиджака ручку и медленно, задумчиво вычеркнул эту запись. Взгляд его рассеянно скользнул дальше по странице, где были пометки о тех делах, которые планировались Вульфом на эту неделю, и остановился на записи, датированной сегодняшним числом. Ровно через два часа Вульф собирался быть в театре «Феникс». С кем? С Розой Сонге? Или, может, с Филиппом? Хотя нет, едва ли он поступил бы так неосторожно. Вероятно, с женой.