Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 42

Разговаривали мало, только после хорошего броска можно было услышать восклицания молодых людей или женщин; бывало, кто-либо из стариков вынимал изо рта трубку и одобрительно хлопал ею игрока по плечу: «"Хороший бросок", как сказал Захария, вышвырнув жену из окна»[40]. Или: «Твой отец бросал так же, да пошлет ему Господь утешение за гробом!» Или что-нибудь иное, годящееся, по его мнению, к случаю.

С первым броском Хауке не повезло: едва он только размахнулся, чтобы ударить по шару, как туча, заслонявшая солнце, ушла, и нестерпимо яркий свет ударил ему в глаза; бросок был неточен, шар улетел в канаву и застрял в пузырчатом льду.

— Этот удар не в счет?! — воскликнули другие игроки. — Хауке, еще одна попытка!

Но представитель команды с гееста подскочил и стал спорить:

— Почему не в счет?! Бросок есть бросок!

— Оле! Оле Петерс! — закричали жители маршей. — Где же Оле? Куда он, к черту, запропастился?

Но Оле был уже тут:

— Не орите так! Ну, в каком месте мне теперь Хауке подштопать? Уж я так и знал!

— Что ты говоришь! Хауке должен повторить попытку; докажи только, что твой рот не заштопан!

— За мной не убудет! — воскликнул Оле и, встав напротив представителя от гееста, наговорил кучу всякой чепухи. Но на сей раз было не слыхать его неотразимых подколов и острот. Чуть поодаль стояла девушка и, загадочно подняв брови, смотрела на Оле язвительным, сердитым взглядом; говорить она не смела, так как женщины не имели в игре права голоса.

— Ты несешь вздор! — воскликнул соперник Оле Петерса. — Твой рассудок наверняка помутился! Солнце, месяц и звезды всегда на небе, и они служат всем одинаково! Бросок был неудачен, но неудачные броски тоже засчитываются!

Так они проговорили еще какое-то время, и в конце концов по решению судьи Хауке не разрешили повторить бросок.

— Бросай! — закричали своим жители гееста, и их представитель выдернул черный жезл из углубления. Выкликнули очередного метальщика, и тот бросил свой деревянный шар далеко вперед. Чтобы видеть получше, старший батрак смотрителя должен был обойти стоявшую на пути Эльке Фолькертс.

— Из-за кого это ты сегодня свой ум дома оставил? — спросила девушка шепотом.

Старший батрак взглянул на нее почти угрюмо; его веселое настроение вмиг исчезло.

— Из-за тебя, — ответил он. — Потому как ты свой сегодня тоже дома забыла.

— Ступай прочь! — сказала девушка, гордо выпрямившись. — Уж я тебя знаю, Оле Петерс!

Но он отвернулся, сделав вид, будто не слышал этих слов.

Игра, и с нею черный и белый жезлы, продвигались далее. Когда снова подошла очередь Хауке бросать шар, он бросил его так далеко, что уже показалась цель, каковою служила выбеленная известью бочка. Хауке, теперь дюжий молодой парень, упражнялся в математике и искусстве метания каждодневно с детских лет.

— Ого, Хауке! — закричали в толпе. — Как будто сам архангел Михаил[41] сейчас шар бросил!

Какая-то старуха с пирогами и шнапсом протиснулась к Хауке сквозь толпу; она налила полный стакан и протянула юноше.

— На, выпей, — сказала она. — Мы можем теперь помириться; сегодня ты поступил лучше, чем тогда, убив кота.

Хауке, вглядевшись, узнал Трин Янс.

— Спасибо, старая, — поблагодарил он. — Только пить я не буду.

Достав из кармана монету — новенькую, только что отчеканенную марку, он вложил ее старухе в руку.

— Вот, выпей сама этот стакан, Трин, и будем считать, что мы помирились!

— Ты прав, Хауке, — сказала она, следуя его совету. — Ты прав. Для такой старухи, как я, это было бы лучше.





— А что твои утки? — крикнул он ей вслед, когда она уже заковыляла прочь со своей корзиной; но старуха только затрясла головой и, не обернувшись, воздела руки к небу:

— Ничего, совсем ничего, Хауке! Тут у вас в канавах уж слишком много крыс; видит Бог, приходится искать иное пропитание.

С этими словами она втиснулась в толпу, предлагая людям шнапс и медовые пироги.

Солнце скрылось за плотиной, закат освещал землю ало-фиолетовым мерцанием и золотил пролетавших в вышине черных ворон. Уже наступил вечер, но на равнине темная людская масса все еще передвигалась вперед от черных, теперь еле видневшихся вдали хижин к бочке; один ловкий удар — и цель могла быть уже достигнута. Черед был за жителями маршей, и бросать готовился Хауке.

Выбеленная известью бочка отчетливо светлела в вечерних сумерках, ползущих на выгон от плотины.

— Вы, пожалуй, ее нам и на этот раз отдадите! — крикнул кто-то из жителей гееста, ибо сражение шло к концу, причем команда с гееста была на несколько шагов впереди.

Выкликнули Хауке; худощавый, узколицый, он выступил из толпы; серые глаза вперились в цель, в отведенной назад руке лежал деревянный шар.

— Птичка-то для тебя великовата, — услышал он вдруг скрипучий голос Оле Петерса почти что у самого своего уха. — Не обменять ли ее на серый горшок?

Хауке повернулся и строго взглянул на Оле:

— Я бросаю за команду маршей! А ты на чьей стороне?

— На их же, понятно; а вот ты стараешься ради Эльке Фолькертс!

— Отойди прочь! — воскликнул Хауке и вновь изготовился к броску. Но Оле еще тесней придвинулся к нему. Вдруг, прежде чем сам Хауке успел как-то себя защитить, назойливого противника схватила чья-то небольшая рука и так дернула, что детина, под веселый хохот товарищей, резко отшатнулся назад. Быстро обернувшись, Хауке увидел Эльке Фолькертс, поправлявшую свой рукав; брови ее сердито нахмурились, лицо пылало от возмущения.

И тут мышцы Хауке налились вдруг стальной силой; он немного наклонился, взвесил пару раз на руке шар; и потом, при мертвой тишине болельщиков, метнул. Шар полетел, со свистом разрезая воздух; уже довольно далеко от места броска его на миг заслонила крупная чайка, с криком пронесшаяся мимо, и тут же раздался громкий стук: шар попал в бочку.

— Ура Хауке! — закричали игроки с маршей, и в толпе громко заговорили:

— Хауке! Хауке Хайен одержал победу!

Народ тесно обступил его, но Хауке искал пожатия только одной руки! Когда же все закричали: «Что ты стоишь, Хауке? Шар уже в бочке!» — он только кивнул в ответ, не сходя с места; и лишь после того, как маленькая рука крепко сжала его руку, Хауке сказал наконец:

— Да, наверное, вы правы; теперь я тоже думаю, что выиграл!

Все повернули назад, к домам, и Хауке оттеснили от Эльке; толпа увлекла их обоих на дорогу к трактиру, которая возле насыпи, где стоял дом смотрителя, сворачивала на геест. Здесь молодым людям удалось выскользнуть из толпы; Эльке ушла к себе в комнату, а Хауке остался стоять у дверей хлева на насыпи, наблюдая, как люди постепенно стягивались в трактирную залу, приготовленную для танцев. Тьма почти поглотила окрестности; крутом становилось все тише, только позади ворочалась в хлеву скотина; Хауке казалось, что он уже различает доносящиеся из трактира звуки кларнетов. Вдруг за углом дома зашуршало платье и кто-то маленькими уверенными шагами спустился вниз по тропе, ведущей через марши к геесту. Но вот он в сумерках различил и очертания фигуры и узнал Эльке. Она тоже пошла на танцы к трактиру. Кровь бросилась ему в лицо; не нагнать ли ему девушку, не пойти ли с ней вместе? Но с женщинами Хауке не был героем; раздумывая над этим вопросом, он остался стоять, глядя Эльке вослед, пока та наконец совсем не исчезла из виду.

Выждав некоторое время, чтобы дать ей уйти вперед, Хауке пустился вослед тем же путем. Вскоре он был уже у трактира возле церкви и услышал дурманящий шум праздника: оживленно кричали и болтали толпившиеся у порога и в коридоре люди, из комнаты вырывались взвизги сопровождаемой кларнетами скрипки. Хауке незаметно протиснулся в так называемый «гильдейский зал»;[42] в небольшом помещении было настолько тесно, что дальше чем на шаг ничего нельзя было видеть. Хауке молчаливо стоял у порога, пристально вглядываясь в колышущуюся толпу. Танцующие представлялись ему словно бы шутами; конечно же, никто теперь не думал ни об игре, длившейся весь день, ни об игроке, всего только час назад одержавшем победу; каждый глядел на свою подружку, вертясь с ней крут за кругом по залу.

40

«…сказал Захария, вышвырнув жену из окна». — Здесь пародируется эпизод из библейской Книги Пророка Захарии (см.: Зах. 5: 7–8).

41

Архангел Михаил — один из архангелов; по преданию, победитель змея.

42

«Гильдейский зал» — зал для общественных собраний в купеческих городах. В случае, описываемом в новелле, название помещения дано по выполняемой им аналогичной функции.