Страница 12 из 42
— Что же в том плохого? Вы отлично знаете дело, и у вас не будет затруднений в работе.
Но старик покачал головой.
— Нет-нет, досточтимый; вы уж оставьте меня там, где я есть; может быть, я еще протяну пару лет.
Пастор его поддержал:
— А почему бы, в самом деле, не поручить это дело тому, кто и так был занят им все последние годы?
— Я вас не понял, господин пастор! — с удивлением взглянул на него главный смотритель.
Тогда пастор указал рукой в гостиную, где Хауке что-то медленно и серьезно объяснял двум пожилым землякам.
— Обратите-ка внимание на того долговязого фриза с серыми глазами, тонким носом и двумя выпуклостями на лбу! Это бывший батрак старого смотрителя; сейчас он владелец собственного двора, хоть еще и молод.
— Ему можно дать все тридцать! — заметил старший смотритель, вглядевшись в молодого человека.
— Ему еще нет двадцати четырех, — уточнил уполномоченный. — Но пастор прав: все улучшения, предложенные в последние годы относительно плотины, водоспусков и прочего, исходят от него. Старик в последние годы уже ни к чему не был способен.
— В самом деле? — спросил старший смотритель. — Так вы полагаете, что этот человек мог бы заместить своего старого хозяина?
— Да, конечно, — сказал Йеве Маннерс. — Но ему недостает, как тут говорят, почвы под ногами. У отца его было пятнадцать дематов, а сам он владеет двадцатью, но с этим до сих пор никто еще не становился смотрителем плотины.
Пастор раскрыл уже рот, собираясь что-то возразить, но тут к ним подошла Эльке Фолькертс, которая уже некоторое время находилась в этой комнате.
— Позвольте мне, ваша милость, сказать несколько слов, — обратилась она к старшему чиновнику, — чтобы из заблуждения, не дай Бог, не вышло несправедливости!
— Говорите же, госпожа Эльке, — отозвался тот. — Мудрость из милых девичьих уст всегда хороша.
— Это не мудрость, ваша милость, я хочу только правду сказать.
— Правду также надлежит выслушать, юная госпожа!
Эльке окинула взором комнату, как если бы хотела убедиться, нет ли тут посторонних ушей.
— Ваша милость, — заговорила она со вздымающейся от волнения грудью, — мой крестный, Йеве Маннерс, сказал вам, что у Хауке Хайена около двадцати дематов земли: это верно, но очень скоро у Хауке окажется земли больше настолько, сколько сейчас насчитывают земли моего отца. Такого участка хватило бы вполне, чтобы стать смотрителем плотины!
Седовласый Маннерс воззрился на нее пристально, как если бы увидел в первый раз.
— Что, что? — промолвил он. — Что ты такое говоришь, дитя?
Но Эльке достала из-за корсажа блестящее золотое колечко на черной ленточке.
— Я помолвлена, крестный, — сказала она. — Вот кольцо, и Хауке Хайен мой жених.
— И когда же — позволь мне спросить, Эльке Фолькертс, ведь я принимал тебя из купели, — когда же это случилось?
— С тех пор минуло изрядно времени; но я в ту пору была совершеннолетней, — ответила Эльке. — Отец мой был уже болен — и, зная его, я ничего не стала рассказывать, дабы не обеспокоить. Но сейчас, взирая с небес, он может видеть, что дочь нашла себе надежную опору. В течение этого года я хотела еще об этом молчать, блюдя траур; но сейчас, ради Хауке и кога, должна все сказать.
Поклонившись главному смотрителю, Эльке добавила:
— Надеюсь, ваша милость меня простит! Трое пожилых людей глядели на Эльке с удивлением; пастор посмеивался, старик уполномоченный ограничился только кратким: «хм-хм», старший смотритель же озабоченно потирал лоб, как если бы обдумывал важное решение.
— Да, милая юная госпожа, а как здесь, на коте, обстоит дело с имущественными правами супругов?[52] Должен признаться, я не слишком силен в юридических тонкостях.
— Это и не должно заботить вашу милость, — отвечала дочь смотрителя. — Я еще до свадьбы собираюсь передать жениху права владения имуществом. Я ведь тоже не без гордости, — добавила она с улыбкой, — и хочу выйти замуж за самого богатого человека в деревне!
— Что ж, Маннерс, — заметил пастор, — вы же как крестный не будете возражать, если я обвенчаю молодого смотрителя с дочерью старого?!
Старик тихо покачал головой.
— Благослови их Господь! — сказал он задумчиво.
Главный смотритель протянул Эльке руку.
— Ваши слова и мудры и правдивы, Эльке Фолькертс. Благодарю за разрешение этой трудной задачи и надеюсь в будущем быть гостем в вашем доме, причем при более благоприятных обстоятельствах, чем сегодняшние. Но то, что смотрителя мы получаем из рук столь юной госпожи, достойно всяческого удивления!
— Ваша честь, — возразила Эльке, вновь взглянув на почтенного чиновника серьезными темными глазами, — женщине позволительно оказать помощь достойному человеку!
Выйдя в соседнюю комнату, Эльке приблизилась к Хауке Хайену и молча взяла его за руку.
Минуло несколько лет. Тесный дом Теде Хайена снимал теперь бодрый наемный работник с женой и ребенком; молодой же смотритель плотины Хауке Хайен, вместе с супругой Эльке Фолькертс, жил и распоряжался в доме, некогда принадлежавшем ее отцу. Каждое лето, как и прежде, шумел у крыльца могучий ясень; но на скамье под ним по вечерам можно было увидеть только сидящую одиноко за рукодельем молодую хозяйку; ребенка все еще недоставало в этой семье. Что касается мужа, то ему некогда было сидеть вечерами у порога, поскольку после старого смотрителя, хоть Хауке и помогал ему, осталось множество недовыполненной работы, за которую приниматься при жизни старика было бы неуместно; однако сейчас, мало-помалу, завершались и эти дела. Новая метла мела жестко и упорно. Помимо прочего, необходимо было вести разросшееся за счет надела Хауке хозяйство, причем на первых порах пришлось обходиться без младшего батрака. Молодые супруги, за исключением воскресных дней, когда вместе отправлялись в церковь, виделись только по утрам или вечерам да еще во время краткого обеда, потому что Хауке все время торопился. Итак, жизнь их протекала в трудах, но оба были довольны.
Однако не обошлось и без наветов. Как-то раз в трактире собрались за выпивкой молодые хозяева с маршей и гееста — компания довольно неспокойная; после четвертой или пятой кружки стали обсуждать не короля и правительство — так далеко в ту пору не заходили, — а общинные и местные власти. В первую очередь порицались общинные налоги, повинности и нагрузки, и чем дольше шла беседа, тем возмутительней казалось собеседникам наложенное на деревенских жителей бремя, в особенности же работы на плотине. Все водоспуски и шлюзы, которые прежде были исправны, теперь вдруг разом требовалось чинить; на плотине всегда ведь можно найти место, куда необходимо свезти пару сотен тачек земли, черт побери всю эту мороку!
— А все от вашего умника-смотрителя! — крикнул один из жителей гееста. — Он постоянно что-то измышляет и всюду сует свой нос!
— Твоя правда, Мартен, — поддакнул сидевший напротив Оле Петерс. — Вечно что-то выдумывает, чтобы выслужиться перед главным смотрителем. Но ничего, мы до него еще доберемся!
— Как же вы позволили его себе навязать? — спросил другой. — Вот теперь и раскошеливайтесь!
Оле Петерс засмеялся.
— Да, Мартен Феддерс, так оно и случилось, теперь уж ничего не поделаешь. Старый смотритель получил свою должность от отца, а новый — от супружницы.
За столом раздался громкий хохот. Очевидно, острота нашла в сердцах слушателей живейший отклик.
Слова эти, сказанные в людном месте, разлетелись меж жителей гееста и маршей и в конце концов достигли и самого Хауке.
— Псы! — гневно воскликнул он, сверкнув глазами в сторону деревни, как если бы собирался всех высечь.
Эльке положила ладонь на его руку.
— Пусть себе болтают! Они же тебе завидуют.
— В том-то и дело, — ответил он сердито.
— Да и разве Оле Петерс сам не сделался хозяином только благодаря женитьбе!
— Все так, Эльке, но надела, полученного им от Фоллины, маловато, чтобы стать смотрителем!
52
…а как здесь, на коге, обстоит дело с имущественными правами супругов? — Вопрос связан с тем, что брачное право в различных немецких землях было неодинаково.