Страница 42 из 68
— Давай поедем завтра в лес, — предложил Зилов.
— Поедем, — согласилась я.
Прикинула: сестра весь день на работе (отгулы все вышли), уходит к девяти, возвращается в пять. Можно без всякого ущерба исчезнуть на это время. Мы договорились, что встретимся завтра в десять, на этом месте. В последний раз чмокнув Зилова в нос, я бегу домой. Он уезжает только тогда, когда я вхожу в квартиру: я слышу звук мотора.
Ленка еще не спала, но лежала в постели. Я уже готовилась рассказать ей все, но она ни о чем не спросила, а вид имела весьма расстроенный.
— Что-нибудь случилось? — спросила я.
— Сергей куда-то пропал. Я боюсь, как бы его родственнички чего не выкинули. Они способны на все. Наташка грозилась, что упрячет его в тюрьму.
— За что? Разве так можно?
— Я тебе говорю, они все могут.
— А с чего ты взяла, что он пропал?
— Он обещал позвонить в двенадцать, рассказать, как у него дела. И не позвонил.
Я попыталась утешить Ленку, вид страдающего человека был для меня, счастливой, нестерпим. Она поставила будильник, вздохнула и выключила свет. Я пошла к себе, в гостиную. Пыталась читать "Анжелику", но мысли мои бродили в темноте возле вагончика. Завтра целый день вместе! Очевидно, это следующая стадия моей болезни: потеря бдительности и полная открытость чувству. А ведь я собиралась купить билет! Только теперь вспомнила об этом и поняла: уезжать не хочется. Нет-нет, времени почти не осталось, надо как-то привыкать к мысли, что скорая разлука неизбежна…
Проснулась я от типичного кошмара училки: снилось, что стою перед аудиторией и не знаю, что говорить. Совершенно не готова к лекции. Изворачиваюсь, делаю вид, что так и надо, а сама покрываюсь холодным потом. Ого! Признак того, что скоро на работу. Однако я вспомнила, что меня сегодня ждет, и взлетела с кровати.
Ровно в десять во дворе дома стояла "Нива" цвета баклажан. За рулем восседал Зилов в потрясающих темных очках. Он критически оглядел меня:
— Ты так в лес собралась?
— А что? — возмутилась я. — У меня нет с собой походного снаряжения.
Конечно, я могла поискать у сестры какую-нибудь куртешку и штаны, но мне хотелось быть красивой. Бедное мое пальто. Я сажусь рядом с Борисом и командую:
— Вперед!
И опять чувство, что так было всегда. Даже эта машина казалась мне знакомой во всех мелочах. Может, в другой жизни мы были вместе? Не с машиной, конечно, с Борисом. Я косилась на его профиль и тихо радовалась счастью быть рядом. Зилов привез меня в то место, которое было памятно нам обоим, и я это оценила. Место нашей возни в снегу и моего позднего раскаяния.
Первым делом он заставил меня снять пальто и отдал свою куртку. Сам же остался в толстом свитере грубой вязки, который идеально облегал его тело. Потом взялся за костер, прогнав меня за ветками. Сам срубил два толстых сухих ствола, соорудил костер. Выяснилось, что у него заготовлен шашлык.
— Когда ты успел? — безмерно удивляюсь я.
— Утром. Я рано встаю, не то, что некоторые.
Борис вынул из машины пакет с бутылкой и продуктами. Мне стало стыдно, я ведь, кроме как о своей красоте, ни о чем не подумала. Еще он, как Мэри Поппинс из ковровой сумки, достал из машины скатерть, коврик, на котором предполагалось сидеть, пластиковые стаканчики и уйму всяких мелочей, необходимых для комфорта. Только теперь я заметила, что Зилов чисто выбрит и свеж. И когда он все успел, снова изумилась я.
С утра было довольно холодно, но солнце постепенно стало пригревать, и костерок весело затрещал, создавая уют и тепло. Борис деловито остругивал гибкие прутья, которые использовал вместо шампуров. Я с наслаждением наблюдала за ним. Мы почти не разговаривали, но это было наполненное молчание. Он изредка поднимал на меня глаза и улыбался только уголками губ. Я невольно сравнила впечатления от первого пикника с этими впечатлениями. Излишне говорить, в чью пользу.
Апофеозом праздника был для меня момент, когда Борис достал гитару и ловкими пальцами пробежался по струнам. Мы уже откушали шашлычка и выпили по стопке. Я удобно сидела на подушке, которая нашлась в недрах волшебной машины, и только что не мурлыкала. Нет, так не бывает! Так ясно, тихо и трепетно. Борис устроился на бревнышке у костра. В сладостном предвкушении звуков музыки я попросила:
— Спой что-нибудь из нашего, старого.
— Сначала ту, что вчера подобрал.
Он запел то, что я ни при какой погоде не слушаю: то ли Трофима, то ли Круга. Не знаю, что случилось со мной, но нехитрые слова песни вызвали слезы, которые я даже не пыталась скрыть. Возможно, сказалась обстановка и мое чувство к исполнителю, но песня тронула меня. Зилов пел:
Я сегодня ночевал с женщиной любимою,
Без которой дальше жить просто не могу…
С этой женщиною я словно небом венчанный,
И от счастья своего пьяный до зари…
Я совершенно неприлично шмыгала носом и сморкалась в бумажный платок. Счастье обрушилось на меня уже изношенную, изуверившуюся, подкошенную годами и испытаниями, выпавшими на мою бесталанную головушку. Я забыла, как это, когда тебя любят, о тебе заботятся, берегут, беспокоятся. Не избалована я таким вниманием. Все больше сама о детях пекусь, вкалываю день и ночь. Я сильная, железобетонная. И так всю жизнь. А теперь, как в одном старом детском фильме: "Надоело быть бабой Ягой, хочу быть просто бабой!". Да, хочу быть просто бабой. Уткнуться в его грудь, забыть обо всем на свете…
Я так и делаю. Неужели это действительно я? И это я делаю именно то, что мне хочется! Гитара падает на землю…
Мы лежим на коврике, Боря смотрит в небо, а я уперлась лбом в его подбородок. Он просит:
— Расскажи о себе. Я слышал, у тебя четверо детей? Молодчина. А мужик-то хороший?
В его голосе напряжение. Я удивленно спрашиваю:
— Какой мужик?
— Ну, муж твой.
— Нет у меня никакого мужа, — ворчу я. — Сто лет как развелись.
Борис поднимается на локте, смотрит мне в глаза:
— Почему?
— В двух словах не объяснишь. Смотри.
Я показываю ему еле заметный шрам под глазом, потом руку, которая не разгибается до конца.
— Это не все, но не будем об этом, ладно?
Лицо Зилова темнеет:
— Убью.
— Вот этого не надо! С меня хватит убиваний. Забудь.
Борис кладет ладонь мне на голову, будто защищая. Я чувствую себя маленькой девочкой, вот-вот опять расплачусь. Главное, не привыкнуть к этому: к хорошему быстро привыкаешь. А потом будет только хуже…
Я знаю, как себя отрезвить. Спрашиваю у Бориса:
— Ты скучаешь по семье?
— По детям скучаю.
— И при этом взял и ушел. Как тебе хватило мужества?
Зилов потянулся за сигаретами, прикурил, вытащив из костра головню.
— Конечно, не просто было. Я тогда, как с ума сошел. Говорят, возрастной кризис. А тебе разве легче было?
— Что ты! Я тянула несколько лет, отодвигала окончательное решение, пока не поняла, что в один далеко не прекрасный день мои дети могут лишиться матери. Поначалу страшно было. Я думала, что не вынесу одиночества, но ничего, привыкла. А ты?
Борису эта тема неприятна.
— Хочешь узнать, жалею ли я об уходе из семьи? Было время, жалел, хотел вернуться. Вернулся бы, наверное, если бы Лариса не затеяла развод. Теперь не жалею. Теперь для меня главное — это ты. И я тебя никому не отдам.
Я счастливо рассмеялась:
— Интересно, как это.
Зилов серьезен.
— Пока не знаю.
Он крепко обнял меня, как тогда во сне. Я терлась щекой о его свитер и думала, что если бы сейчас, не приведи Господь, пришлось умереть, я бы не возразила.
Вдалеке пробегал поезд, и отсюда был слышен уютный стук колес. Кажется, я даже задремала. Пора собираться.
Этот день для меня пролетел, как один час. Я впитывала все впечатления с жадностью, вниманием, стараясь запомнить, как следует, чтобы потом, в поезде и в Москве, вспоминать и радоваться: это было!
Борис потребовал: